«Местные комитеты выполняют постановления Центрального комитета в той форме, какую они найдут более подходящей по местным условиям. В исключительных случаях местным комитетам предоставляется право отказаться от выполнения требований Центрального комитета, известив его о причине отказа. Во всём остальном местные комитеты действуют вполне самостоятельно, руководствуясь лишь программой партии»[134].
По итогам съезда был избран Центральный комитет и принято решение подготовить манифест. «Рабочая газета» сделалась официальным печатным органом партии, а «Союз русских социал-демократов за границей» стал представлять интересы партии за рубежом. Однако надеждам, связанным с решениями съезда, не суждено было сбыться. Один из участников съезда Павел Лукич Тучапский позднее вспоминал:
«С бодрой верой в наше дело уехали мы со съезда. Я по приезде в Киев сделал доклады в “Союзе” и рабочем комитете. Решения съезда были вполне одобрены. Казалось, теперь пойдёт работа ещё лучше, ещё успешнее, чем до сих пор. Но всего через неделю после моего возвращения киевская организация была разгромлена»[135].
Месяц спустя после съезда пять из девяти его участников, включая одного члена Центрального комитета, были арестованы. Единственным достижением съезда стала публикация манифеста, написанного Струве, который уже начал двигаться вправо в своих политических взглядах, но, однако же, выполнил свою работу на удивление хорошо. Это был последний раз, когда Струве служил делу социал-демократии; чуть погодя он его окончательно предаст. Первый съезд добился всего, чего он был в состоянии добиться. У партии, по крайней мере, появилось едва различимое будущее, лозунг и манифест. Российские условия помешали принципиальному объединению сторон. Съезд лишь указал путь, которым следовало идти. Все последующие съезды, с 1898 по 1917 годы, проводились за границей. Опыт наглядно показал невозможность создания жизнеспособного политического центра внутри страны. Центр тяжести социал-демократической организации неизбежно сместился за рубеж, где силы революционного марксизма, находясь в условиях относительной безопасности, смогли перегруппироваться и подготовиться к следующему этапу – к претворению в действительность того, что было намечено в Минске в 1898 году.
С практической точки зрения Первый съезд мало что изменил. Троцкий, следивший за съездом из херсонской тюрьмы, позднее вспоминал, что «через несколько месяцев о нём уже не говорили»[136]. Местные комитеты, испытав вызванный съездом кратковременный подъём, довольно скоро с головой окунулись в рутину, выпуская бесконечные листовки и прокламации в связи с ростом стачечного движения. Группы в пределах России продолжали функционировать без контактов друг с другом и без политического центра. К доминирующей политической растерянности добавился организационный беспорядок и дилетантские методы работы.
Как это ни парадоксально, созыв Первого съезда совпал с полным упадком группы «Освобождение труда». Отношения с эмигрантской молодёжью были на пределе. Съезд «Союза русских социал-демократов за границей» в Цюрихе в ноябре 1898 года лишь подчеркнул изоляцию группы Плеханова. На заседании съезда инициатива перешла к молодёжи, которая установила контроль над «Союзом». Из-за острых разногласий внутри «Союза» ветеранам плехановской группы не оставалось ничего иного, кроме как покинуть все занимаемые ими должности. Руководители «Союза», особенно Борис Наумович Кричевский, Владимир Павлович Иваншин и Павел Фёдорович Теплов, склонялись к «экономизму», но были смущены реформистскими и бернштейнианскими тенденциями в «Рабочей мысли» – крайним выражением «экономизма», который в «Союзе» защищали Сергей Николаевич Прокопович и Екатерина Дмитриевна Кускова. Лидеры «Союза» свернули издание «Работника» и приступили к печати журнала «Рабочее дело», который должен был отражать решения Минского съезда.
Если «Рабочая мысль» открыто защищала взгляды Бернштейна и «экономизм», то «Рабочее дело» являлось проводником направления, которое, по словам Ленина, было «расплывчатым и мало определённым, но зато тем более устойчивым и способным возрождаться в разнообразных формах»[137]. Сборник «Рабочее дело», став центральным органом «Союза русских социал-демократов за границей», издавался с 1899 по 1902 годы. Его редакция находилась в Париже, а типография – в Женеве. Редакторами журнала были такие видные «экономисты», как Б. Н. Кричевский и А. С. Мартынов. Александр Самойлович Мартынов затем порвал с «экономизмом» и, фактически не меняя своих убеждений, перешёл в стан меньшевиков, а ещё позже, ни на йоту не изменив своим принципам, стал сторонником сталинизма.
С самого начала рабочедельцы пытались играть в прятки с идеями марксизма, настаивая на том, что их разногласия с группой «Освобождение труда» носят не политический, а организационный и тактический характер. Однако связь между «Рабочим делом» и бернштейнианством обнаружилась в статьях, опубликованных редакторами «Рабочего дела» в европейской социалистической прессе. Статьи защищали Бернштейна и Александра Мильерана – одного из вождей французских социалистов, оппортуниста, который присоединился к буржуазной коалиции в начале нового столетия. «Рабочему делу» принадлежит заслуга в создании печально известной «теории стадий», которую позднее переняли меньшевики и сталинисты. Эта грубая, механистическая, реформистская теория гласила, что, прежде чем рабочие будут готовы к социалистической революции, социал-демократическое движение должно пройти ряд стадий: сначала чисто экономическая агитация, затем политическая агитация в непосредственной связи с экономической борьбой и, наконец, только политическая агитация. В действительности же российские рабочие не ждали, когда «экономисты» дадут им сигнал к политической агитации, и продолжали политическую борьбу, что отмечается ростом числа политических забастовок и демонстраций в начале XX столетия.
Жизнь группы «Освобождение труда» вступила в чёрную полосу. Изоляция и стрессы, вызванные фракционной борьбой, выплеснули на поверхность всё, что копилось долгие годы. Особенно серьёзным стал разлад между Аксельродом и Плехановым, который наконец достиг своего апогея. Павел Борисович имел основания для недовольства. Многие годы он нёс бремя ответственности за работу с «Союзом», принимая на себя главные удары со стороны молодёжи, в то время как Георгий Валентинович полностью отдавался литературной работе, а в последнее время пренебрегал даже ею. Плеханов долго игнорировал просьбы Аксельрода выступить против новой тенденции. Напротив, он даже пытался сотрудничать с новым журналом, который набирал популярность. Причины такого отношения Плеханова к новому явлению, по-видимому, многообразны. Отчасти это было связано с борьбой против Бернштейна, и Плеханову просто не хотелось тратить драгоценное время на мелочные склоки. Отчасти он просто недооценивал опасность нового явления, считая его преходящим и полным юношеских причуд. Наиболее, однако, вероятно, что Плеханов боялся разрыва с молодёжью, который резко сократил бы число связей с Россией и оставил бы повод для обвинений в адрес группы «Освобождение труда» в том, что она подрывает работу товарищей в России. Явное отсутствие точки опоры внутри страны было серьёзной проблемой для Плеханова и его коллег.
Но в начале 1899 года Плеханов не выдержал. Последней каплей стало заявление Бернштейна о том, что большая часть российских социал-демократов поддерживает именно его идеи, а не идеи Плеханова. Более того, «легальные марксисты» Струве, Булгаков и Бердяев публично солидаризовались с тенденцией ревизионизма. С декабря 1898 года наибольшую тревогу вызывало то, что молодёжь из числа «экономистов» стала преобладать среди петербургских социал-демократов. Понимая, что некогда аморфный «экономизм» в настоящее время превратился в отечественный вариант ревизионизма Бернштейна, Плеханов приступил к работе над яростным протестом, который вышел отдельной брошюрой «Vademecum для редакции “Рабочего дела”» в 1900 году. Идеи, высказанные Плехановым в этом сборнике, получили своё развитие в статье «Ещё раз социализм и политическая борьба», опубликованной в новом теоретическом журнале «Заря». В этой статье Георгий Валентинович подверг критике попытку «Рабочего дела» стереть различия между сознательным революционным авангардом и широкими рабочими массами:
«…Иное дело весь рабочий класс, – пишет он, – а иное дело социал-демократическая партия, представляющая собой лишь передовой – и вначале очень малочисленный – отряд рабочего класса… <…> Я… думаю, что политическая борьба должна быть немедленно начата нашей партией, которая представляет собою передовой отряд пролетариата, – его наиболее сознательный и революционный слой…»[138]
Плеханов бросился в борьбу, не думая о возможном разрыве. Его вновь обретённая уверенность получила мощную поддержку в результате событий, произошедших за много тысяч миль от Европы – в сибирской глуши.
В это время в сибирской глубинке Ленин и другие ссыльные социал-демократы с тревогой следили за развитием событий. Парадоксально, но, находясь в изгнании, они вполне могли заниматься политической деятельностью. Эпоха концентрационных лагерей Гитлера и Сталина ещё не наступила. Обращение с политическими ссыльными тогда могло быть как чрезвычайно жёстким, так и относительно либеральным. Но в целом царские власти полагались на огромные расстояния, отделяющие центральные города от захолустных поселений на берегах Енисея, как на средство, надёжно охраняющее страну от распространения революционных идей. Политических заключённых обычно не запирали на замок. В ссылке в этом не было никакой необходимости. Заключённые находились под надзором местных чиновников, которые не всегда строго выполняли свои обязанности. В результате ссыльные революционеры могли вполне непринуждённо следить за известиями, получать книги и газеты, вести переписку, даже проводить нелегальные собрания. Работая над книгой «Развитие капитализма в России», Ленин внимательно следил за полемикой Плеханова против Бернштейна. Новости о кризисе в «Союзе» и об отставке Плеханова стали болезненным ударом. Победа «экономизма» не на шутку испугала ссыльнопоселенцев. Ленин тут же взялся за создание ряда полемических статей, таких как «Наша ближайшая задача», «Попятное направление в русской социал-демократии» и «По поводу “Profession de foi”», в которых подверг «экономизм» беспощадной критике.
В начале 1899 года произошло событие, которое привело ссыльных в ярость. Екатерина Дмитриевна Кускова написала программный документ «Credo», который наиболее ясно выражал идеи «экономизма» и не предназначался для публикации. В ответ Ленин подготовил знаменитый «Протест российских социал-демократов» и собрал совещание семнадцати ссыльных марксистов, которое прошло в конце лета 1899 года в селе Ермаковском. Участники совещания единогласно подписали созданный Лениным документ и направили его для публикации Плеханову.
Текст «Credo» гласил:
«Изменение… [в партии] произойдёт не только в сторону более энергичного ведения экономической борьбы, упрочения экономических организаций, но также, и это самое существенное, в сторону изменения отношения партии к остальным оппозиционным партиям.
Разговоры о самостоятельной рабочей политической партии суть не что иное, как продукт переноса чужих задач, чужих результатов на нашу почву. <…> Для русского марксиста исход один: участие, т. е. помощь экономической борьбе пролетариата и участие в либерально-оппозиционной деятельности»[139].
Логика «Credo» кристально ясна: рабочему классу не следует создавать собственную революционную партию; он должен ограничиться «практической» профсоюзной работой и доверить политическую задачу реформирования существующей системы буржуазным либералам.
Полемические работы Ленина против «экономистов», начиная с «Протеста российских социал-демократов», стали классическим выражением идей Маркса и Энгельса по вопросу об отношении между партией и пролетариатом. Пролетариат лишь со временем начинает реализовывать свой исторический потенциал, становясь действительной общественной силой. Развитие этого потенциала происходит тем быстрее, чем быстрее пролетариат организуется как класс, не зависящий от других классов.
История рабочего движения берёт своё начало с профсоюзов, базовых организаций рабочего класса, которые были «не только закономерным, но и необходимым явлением при существовании капитализма» и имели крайне важное значение «для организации рабочего класса в его ежедневной борьбе с капиталом и для уничтожения наёмного труда»[140]. Профсоюзы, однако, не могут вечно ограничивать сферу своей деятельности экономическими требованиями и неизбежно перемещают свои требования в политическую плоскость. Речь здесь идёт не о спорадической борьбе отдельных групп рабочих против работодателей, а о борьбе пролетариата в целом против буржуазии как класса и буржуазного государства. Пролетариат и его партия вынуждены вступать в связи с другими классами, крестьянством и так называемым «средним классом», но делают они это исходя из своих собственных классовых интересов. Для фундаментального преобразования общества рабочий класс должен встать во главе других угнетаемых и эксплуатируемых слоёв населения.