Как это часто бывает, один случайный, второстепенный вопрос может стать причиной серьёзных политических разногласий. В феврале 1897 года, перед отправкой в сибирскую ссылку, Ленину и его товарищам разрешили побыть три дня в Санкт-Петербурге, чтобы уладить все дела. Они провели встречу с руководством «Союза борьбы». Между старым и новым руководством развернулась горячая полемика. «Молодёжь» готовилась к формированию отдельных кружков для рабочих и интеллигенции и выступала за создание рабочих касс на неполитических началах. Не отрицая возможность работы в этом направлении, Ленин при поддержке Мартова и других выступил за упрочение «Союза борьбы» в организацию революционеров. Новое руководство, по сути, предложило смягчённый вариант программы «Союза борьбы». Делалось это, по-видимому, для того, чтобы сделать «Союз борьбы» более привлекательным для рабочих. Это ослабление организации на раннем этапе её развития было смертельно опасным. Ленин твёрдо стоял за идею воспитания рабочих кадров с целью постановки их на ведущие позиции, но выступал против сведения организации до уровня самых отсталых работников. «Если у вас есть сознательные и заслуживающие доверия отдельные рабочие, – говорил Ленин, – введите их в Центральную группу, вот и всё. Больше никакой особой “рабочей политики” не нужно»[110].
Настроение «молодёжи» определялось оппортунистическим стремлением найти кратчайшую дорогу к массам, нетерпеливым желанием пожать там, где не посеяно, а также едва скрываемым презрением к теории. Таковы общие отличительные черты всех сортов «экономизма». Это явление, отодвинув на задний план разработку теории и принципов политики, захватило умы определённых слоёв населения, прежде всего той части студенческой молодёжи, которая вступила в ряды социал-демократов в 1890-х годах и которой, как и первому поколению русских марксистов, не хватало твёрдой теоретической почвы под ногами. Первое поколение русских марксистов всегда связывало экономическую агитацию с пропагандой и решением более широких вопросов. Политический мотив позволил «Союзу борьбы» привлечь на свою сторону деятелей народнического движения. С другой стороны, стачечное движение рассматривалось как средство для повышения сознательности рабочих. Стачки должны были подвести рабочих, имевших собственный опыт борьбы, к осознанию необходимости масштабного общественного переворота. Местные агитационные листовки не годились для этой цели. Требовался марксистский печатный орган, который не только отражал бы жизнь и борьбу пролетариата, но и помогал бы рабочим
Именно над этим работали Ленин и Мартов, прежде чем подверглись аресту. Но у нового руководства «Союза борьбы» были другие идеи. Следует иметь в виду, что любая организация, находясь в самом начале пути, перво-наперво стремится установить основные принципы своей структуры и политики. Ленин же рассматривал ту или иную форму организации не как шибболет или математическую аксиому, а как часть жизни, которую порой приходится менять и приспосабливать к новым обстоятельствам. Позиция Ленина по этому вопросу, стало быть, зиждется не на абстрактных принципах, а на требованиях текущего момента.
«Экономизм» не ограничивался рамками Российской империи. В это же время в Германии началась кампания Эдуарда Бернштейна, который стремился пересмотреть марксистские идеи. Повсюду провозглашался лозунг свободы критики, который превратился в ширму, заслонившую собой проникновение в партию чужеродных и ревизионистских идей. Аналогичные споры начались в эмиграции, в «Союзе русских социал-демократов», который появился в 1894 году и состоял в основном из студентов, недавно примкнувших к марксистскому движению. Эта организация работала отдельно от группы «Освобождение труда» и эффективно контролировала связи с Россией. Она отвечала за сбор средств, типографию, организацию пересылки нелегальной литературы и поддержание контактов с революционерами внутри страны. Группа «Освобождение труда», однако, стремилась застолбить за собой идеологический контроль, настояв на праве редактирования всех публикаций «Союза», в том числе в сборнике «Работник».
После высылки многих вождей движения в Сибирь группа «Освобождение труда» в одиночку повела борьбу с новыми тенденциями. В конце 1897 года студент Сергей Николаевич Прокопович, который до этого сотрудничал с группой Плеханова, развернул с ней полемику. Это, должно быть, сильно ударило по группе «Освобождение труда», члены которой только-только разглядели в российской молодёжи тех, на кого можно было положиться. Стремясь избежать разрыва, Плеханов перешёл на неожиданный примирительный тон. В письме к Аксельроду от 11 января 1898 года он писал: «…Его произведение об агитации надо напечатать; по-моему, оно недурно, да и поощрять надо “молодые таланты”, а то ты знаешь, что на нас все жалуются, что мы их давим»[111].
Львиная доля разногласий между двумя группами, несомненно, возникла на почве обид молодёжи на роль Плеханова-протагониста. Они чувствовали себя ущемлёнными и подавленными «старой гвардией», поэтому выступали против установленного над ними идеологического контроля. Несмотря на попытки Плеханова к примирению, конфликты учащались. Студенты быстро ухватились за то, что, по общему признанию, составляло слабую сторону группы «Освобождение труда», – за организацию. Они стали прорабатывать организационные вопросы и потребовали открыть счета, которые, разумеется, были в хаотическом состоянии. Одержав здесь победу, молодёжь перешла к другим вопросам. Кружок Плеханова, казалось, осаждали со всех сторон. Денежные средства группы в значительной степени зависели от молодёжи из «Союза русских социал-демократов», отвечающей за установление связей с Россией. В остальном группа испытывала серьёзные трудности. Переутомление и моральный упадок сил членов группы стали проявлять себя во всё более напряжённых отношениях между Плехановым и Аксельродом. К апрелю 1898 года налицо были явные признаки деморализации: Аксельрод спрашивал самого себя, имела ли группа право на существование, а Вера Засулич, ссылаясь на болезнь, говорила о своём выпадении из деятельности группы.
В книге о Плеханове С. Бэрон подводит итог истории отношений студентов с группой «Освобождение труда»:
«Разве использование основного таланта группы – Плеханова – в области абстрактной теоретической и философской литературы не является прямой демонстрацией её отчуждённости от русской действительности? <…> На том основании, что ветераны-марксисты не имеют контакта с движением в России и плохо осведомлены о его потребностях, они не могут осуществлять руководство. Даже если бы группа имела более реальное представление об особенностях времени, медлительность и неумелость делают её мало пригодной к исполнению той руководящей роли, на которую она претендует. Пока бразды правления находятся в её руках, основные задачи не могут быть выполнены. Те, кто создал её и первоначально придал большой толчок движению, стали тормозом в дальнейшем развитии. Однако они не желают уступить место людям более квалифицированным, обладающим ясным видением потребностей и энергией, необходимой для их удовлетворения. Ещё одно обвинение состояло в том, что сверхкритическая позиция группы и нетерпимость к иным точкам зрения мешает притоку новых литературных сил, в которых чрезвычайно нуждается движение. <…> Организуя оппозицию старшим, покушаясь на их прерогативы, сметая существующие границы власти, критики повели партизанскую войну против группы. Они явно намеревались урезать власть ветеранов и, возможно, мечтали о том, чтобы вовсе сместить их и взять руководство движением в свои руки»[112].
Характер отношений между группой «Освобождение труда» и новым поколением российской молодёжи вполне понятен. Ведя упорную борьбу за марксистскую теорию, Плеханов почти не подпускал новичков к литературной и теоретической работе. Дальнейшая политическая эволюция этих людей показала, что Плеханов в определённой степени был прав. С другой стороны, Плеханов сам по себе был непростым человеком, что затрудняло работу с ним. Его аристократическая отчуждённость и равнодушие раздражали и давали повод для обид, особенно среди молодых коллег, которым он периодически ощипывал перья. Неслучайно молодой Троцкий, который позже впал в немилость старика, отзывался о Плеханове, как о
«Их озабоченность практическими административными делами показывала, что они просто бюрократы, лишённые революционной страстности, слишком мелки духом, чтобы соответствовать грандиозным перспективам движения»[113].
Вера Засулич, как могла, старалась примирить Плеханова с «молодёжью». Однако к концу 1897 года дело приняло серьёзный оборот. Прежде конфликты между «Союзом русских социал-демократов» и группой «Освобождение труда» сводились в основном к организационным, а не политическим вопросам. Но появление газеты «Рабочая мысль» в корне изменило ситуацию.
На данном этапе «экономизм» ещё не стал отдельным течением. Но появление подобных взглядов среди социал-демократов свидетельствовало о начале оппортунистической тенденции, которая вызывала тревогу у «ветеранов». Их худшие опасения подтвердились с появлением «Рабочей мысли», первый номер которой вышел в Санкт-Петербурге в октябре 1897 года. Газета выражала идеи новой тенденции в наиболее открытой и вульгарной форме. Программная статья первого номера чётко обозначила позицию редакции:
«До тех пор, пока движение было лишь средством для успокоения больной совести кающегося интеллигента (!), оно было чуждо самому рабочему. <…> …Экономическая основа движения была затемнена стремлением постоянно не забывать политического идеала… Одним словом, можно сказать, средний рабочий стоял вне движения. <…> Борьба за экономические интересы – самая упорная борьба, самая сильная и по количеству душ, которым она понятна, и по тому геройству, с которым самый обыкновенный человек отстаивает своё право на существование. Таков закон природы. Политика всегда послушно следует за экономикой, и в общем итоге политические оковы разбиваются попутно.
Основная идея, заключённая в этих строках, в том, что рабочие не понимают политику и не нуждаются в ней. Из этого следует, что в революционной партии нет никакой необходимости. За демагогией о независимости рабочих от руководящей интеллигенции на самом деле скрывалась независимость рабочих от марксизма. Опасность этой идеи была очевидна. Если бы аргументы «экономистов» были приняты, партии пришлось бы раствориться в политически неискушённой массе рабочих. Уже на встрече новых лидеров петербургского «Союза борьбы» с Лениным и Мартовым в феврале 1897 года Тахтарев выступил с предложением автоматически вводить в состав «Союза борьбы» делегатов от центральной группы рабочих. Ленин не отказывался от рекрутирования в партию рабочих, но выступал против размывания границ между партией, включавшей в себя самых передовых рабочих, и широкой организацией рабочего класса, особенно в тот момент, когда партия, будучи на нелегальном положении, боролась за своё существование.
Как и следовало ожидать, «экономизм» в целом и «Рабочая мысль» в частности высоко оцениваются современными буржуазными критиками большевизма. Эти критики готовы пойти на любые бессовестные искажения фактов, лишь бы очернить всё, что связано с именем Ленина. Суть искажений такова: «экономисты» были демократами, они сделали партию открытой для рабочих; Ленин же, будучи заговорщиком-элитаристом, стремился сохранить власть в руках малочисленной клики интеллигентов, прежде всего в своих руках. Типичный образчик таких искажений – книга Аллана К. Уилдмана «Подготовка революции рабочих» (
Впрочем, попытки заискивать перед «массами», говоря с ними снисходительно, оказываются вполне успешными. Подлинно революционная рабочая газета должна не просто отражать настоящее положение дел, в том числе сознательность рабочих. Она должна, беря за основу текущий уровень сознательности пролетария, поднимать, развивать его, знакомя его с задачами, поставленными историей. Наряду с агитационными статьями, знакомящими читателя с бытом и проблемами рабочих, в газете должны быть пропагандистские статьи по общим вопросам, а также немного теории. Даже Уилдману, горячему поклоннику «Рабочей мысли», пришлось признать, что чтение «о бесконечных жульничествах, надувательствах со стороны начальства или о хулиганских выходках делегатов-рабочих [то есть бригадиров], особенно когда это чередуется с яростным негодованием, через несколько колонок становится утомительным»[116]. Рабочий может купить такую газету один или два раза, а потом, поняв, что в газете размещается информация, которая ему и так хорошо известна, и что в ней нет ничего, что могло бы развить его сознательность или научить его чему-то новому, он, предвкушая скуку, просто перестаёт её читать. В самом деле, зачем покупать газету, которая сообщает вам о том, что вы и без того знаете?
Интеллигенты-теоретики «Рабочей мысли», которые на словах безмерно возвышали рабочих, на практике демонстрировали к ним презрение, свысока общаясь с ними со страниц газеты, которая просто ярко преподносила информацию о стачках. Стремясь к популяризации и созданию массовой газеты, «экономисты» недооценивали рабочий класс, плетясь у него в хвосте. Этот факт вскрылся во время стачек на фабриках Максвелла и Паля в декабре 1898 года. Бастующие рабочие, столкнувшись с жёсткими мерами полиции, приняли решение защищать себя. Письма рабочих, попавшие в руки социал-демократов, показали, что подготовка и революционность пролетариата находились на более высоком уровне, чем считали «экономисты».
Вот что писала одна работница после сражения на Выборгской стороне:
«Вы не знаете, как мне обидно и всем нам. Уж очень хотелось пройти на Невский или в город. Уж очень горько умирать, как собаке, в углу, чтоб никто даже не видел… И вот что ещё хочу я вам сказать: хоть и очень многих у нас взяли, – может, их нет больше совсем, – а всё-таки мы твёрдо будем стоять»[117].
Другой рабочий замечает: