Когда позже начал формироваться ЦОМ, Кейтлин с Тедом щедро поддерживали проект, причем не только рабочие процессы, но и меня лично. Я видела, что в окружении людей, не боявшихся мечтать о высоких целях, и сама набираюсь решимости на большие проекты, связанные с НДО. И чувствовала, как внутри меня зарождается новая ответственность перед пациентами. Я входила в те кабинеты, куда был заказан путь для большинства моих подопечных. И я понимала, что могу донести их интересы до обитателей этих кабинетов, – нужно было только понять, как продемонстрировать важность этих интересов для влиятельных людей. Поэтому, когда Кэтлин предложила мне посетить один из ужинов, на которых она и другие женщины вершили важные дела, я согласилась без раздумий.

Вечером, когда должен был состояться ужин, я опаздывала. Мне пришлось продлить время приема для последних двух пациентов, и теперь я колесила по кварталу, где жила Кэтлин, в поисках места для парковки. Район, в котором я оказалась, располагался всего в сорока минутах езды от Бэйвью, и хотя они находились в одном городе, казалось, что принадлежат они разным мирам.

В конце концов я нашла местечко, где, надеюсь, не мешала желающим проехать по дороге, ведущей к дому Даниэлы Стил[32]. Дом Кэтлин был не самым большим в квартале и тем не менее производил впечатление. Я вошла в гостиную, где все потягивали вино или минералку, наслаждаясь поразительным видом на залив и Алькатрас[33], который было видно только из этой части города. Конечно же, я приехала последней; но это, кажется, никого не раздражало. Вскоре Кэтлин пригласила всех пройти в столовую и занять места.

Всех присутствующих представили друг другу, и достижения окружавших меня женщин поразили меня. Одна была инвестором-меценатом; другая работала на Государственный департамент, а потом открыла собственную международную консалтинговую компанию совместно с бывшим госсекретарем Кондолизой Райс и бывшим министром обороны Робертом Гейтсом. Поскольку мы находились в Сан-Франциско, на вечере присутствовали несколько предпринимательниц в сфере технологий, а также женщины вроде меня, которые старались изменить мир с помощью некоммерческих организаций. Перед ужином Кэтлин показывала всем статью в журнале Time о гостье вечера по имени Кэролайн. Ах да, чуть не забыла упомянуть одну мелочь: каждая из них выглядела так, словно сошла с обложки Vogue. Все присутствовавшие женщины были блондинками, кроме меня и еще одной дамы. Такое общество легко возненавидеть. Они казались слишком совершенными.

Однако едва мы начали говорить, стало понятно, что на ужине собрались далеко не степфордские жены. Эти женщины были первопроходцами в своих сферах и могли похвастаться шрамами, которые заработали в боях. Мы обсуждали сложности управления организациями и получения финансирования; сочувствовали друг другу, делясь историями о сложностях «очередного раунда финансирования» идей, в которые верили. Мы смеялись, кричали, говорили, стучали кулаками по столу. Делились практическими приемами, советами о том, как директорам, руководителям международных компаний и высококлассным адвокатам оставаться хорошими матерями и женами – и не сойти при этом с ума. К концу вечера мы обнимались и не хотели заканчивать беседу.

К моей радости, такие ужины стали проходить регулярно. Место проведения и повестка дня каждый раз менялись: фокус смещался на другую участницу. Когда несколько месяцев спустя задача проведения ужина встала передо мной, я была очень рада привлечь этих женщин к решению одной своей задачи.

По большей части дела шли хорошо: незадолго до того я выступила на TED Talk[34] (мне было страшно, но все прошло успешно). Выступление помогло ЦОМ получить внимание и поддержку, столь необходимые нам для расширения наших усилий. Я путешествовала по стране, бывала в самых разных местах, от клиники Мэйо[35] до Университета Джонса Хопкинса, – и рассказывала о токсичном стрессе и необходимости проведения скрининга на НДО. И хотя мои слова очевидно находили отклик у слушателей, одна досадная проблема все никак не уходила из моего поля зрения: в СМИ токсичный стресс неизменно описывался как явление, существующее только в бедных районах. Я настроила сервис «Google Оповещения» так, чтобы узнавать о появлении материалов по запросу «токсичный стресс», и в каждом заголовке статьи в том или ином виде фигурировала формулировка «токсичный стресс, вызванный бедностью». Это сводило меня с ума. Хотя я прекрасно знала, что в бедных сообществах люди действительно чаще сталкиваются с лишениями и располагают меньшими ресурсами, для того чтобы справиться с ними, я переживала, не будет ли это понятие воспринято в общественном сознании как «проблема бедных» или «проблема темнокожих». Я снова и снова обращалась к демографическим данным, собранным доктором Фелитти: 70 % выпускников вузов, 70 % представителей европеоидной расы. Но люди почему-то пропускали это мимо ушей.

Перед приемом, который должен был состояться в моем доме, мой муж Арно помог мне приготовить шикарный ужин. В нашем случае «помог» подразумевает примерно следующее: я нарезала продукты в строгом соответствии с его инструкцией, а он соорудил из этого блюда, будто бы сошедшие с обложки журнала Bon Appétit. Пока супруг взбивал и смешивал, я поделилась с ним своим планом на вечер. Мне хотелось рассказать присутствующим о своих переживаниях и узнать, не помогут ли они найти подход к решению этой проблемы.

На стол был подан холодный помидорно-огуречный суп, идеально прожаренная курица и салат из летних овощей. Когда в бокалы хлынуло пино-нуар, я поведала о своих тревогах: наши идеи набирали обороты, но мне тем не менее казалось, что мир игнорировал один важный аспект проблемы, а именно связь токсичного стресса с основополагающими биологическими процессами человеческого организма и тот факт, что с травматическим опытом сталкиваются представители всех рас, живущие в любых районах. Я высказала свое опасение: если этот вопрос отнесут к «проблемам бедных и темнокожих», мы лишимся шанса помочь всем нуждающимся в этом детям. Я попросила гостей поделиться мыслями о том, как я могла бы донести до коллег необходимость проведения скрининга на НДО для всех детей, а не только выходцев из бедных или уязвимых сообществ.

На несколько секунд в комнате повисла тишина. Но прежде чем я успела заволноваться, что никто не понял, о чем я вообще говорю (или, еще хуже, – а вдруг что-то не так с супом), все заговорили разом. Я задавала вопрос высококлассным профессионалам, а отвечали мне матери, жены и дочери.

В разговор вступила Кара, тот самый инвестор-меценат:

– Думаю, что в других сообществах эта проблема больше замалчивается. Мой отец, например, был алкоголиком и вел себя агрессивно. Но так как он нормально работал, никто ни о чем не догадывался.

Все вокруг закивали.

За столом разгорелось жаркое обсуждение, и половина из десяти собравшихся женщин рассказали о своем опыте НДО. Их истории очень напоминали те, что я слышала от своих пациентов в Бэйвью: психическое заболевание или зависимость родителя, сексуальное насилие, физическое и эмоциональное насилие – и меня поразило, насколько эти темы замалчивались. Глядя на всех этих женщин, на их достижения, на жизни, которые им удалось для себя построить, никто и ни за что не догадался бы, что в детстве половина из них столкнулись с серьезными напастями.

В конце концов Кара снова включилась в разговор:

– Главный вопрос в том, что делать, если узнаешь, что у тебя высокий балл по шкале НДО. Насколько эта информация что-то меняет?

Я уже была готова пуститься в привычные мне рассуждения, но не успела: я услышала, как Кэролайн вздохнула и положила ложку. Помимо внешности скандинавской супермодели, меня в ней всегда поражала манера держать себя. Пожалуй, ни у одного из моих знакомых нет такого аналитического ума, как у Кэролайн. Ее мозг работает как компьютер. Каким бы ни был вопрос, ответ Кэролайн будет четко просчитанным во всех возможных направлениях – и предложенное ею решение будет иметь 99,4 % вероятности успеха. И вот неожиданно для нас что-то в ее лице и поведении изменилось, и все обратили на это внимание.

– Ох, дорогие, – сказала она. – Это меняет все.

Когда подали салат, Кэролайн рассказала свою историю.

Она познакомилась с мужем, когда училась в магистратуре в Стэнфорде. Оба интересовались искусством и имели математический склад ума; у нее были степени в сфере искусств и компьютерных наук, ее восхищала идея симбиоза человека и машины. Поэтому она естественным образом вписалась в ряды людей, которые в 90-е годы посвятили себя поиску сходных элементов в огромных базах данных, которые генерировала новая штука под названием интернет. Для Кэролайн была очевидна необходимость использования инструментов визуализации, поэтому она возглавила группу разработки программного обес печения, которое помогало исследователям визуализировать информацию таким образом, чтобы было проще сравнивать динамику изменения данных. Это программное обеспечение пользовалось огромным успехом, и благодаря ему карьера Кэролайн пошла в гору. В итоге она бросила Стэнфорд и основала компанию по разработке и лицензированию программ. Тогда же она познакомилась с мужчиной по имени Ник, высоким пылким красавцем.