Вслед за чистками и эскалацией культа Мао были инициированы две частично дублирующие друг друга кампании, нацеленные на противодействие «контрреволюционной» деятельности и дальнейшую консолидацию военного контроля и власти революционных комитетов. Первая из этих кампаний, стартовавшая в феврале 1970 г., называлась «Один удар по контрреволюции и борьба против трех зол». Исходя из имеющихся данных, кампания распространилась по большей части Китая к концу года. «Один удар» был направлен против «деструктивной контрреволюционной деятельности». Во многих районах Китая все еще сохранялись негласное противостояние новым властным структурам или глубоко укоренившиеся межфракционные конфликты. «Одним ударом» предполагалось устранить все еще имевшиеся признаки противодействия. Кампания была анонсирована публикацией нижеследующих указаний властям на местах:
Решительно подавляйте активные контрреволюционные элементы, которые вступают в сговор с врагом, предают страну, замышляют бунт, собирают военные разведданные, крадут государственную тайну, совершают убийства и физическое насилие, организуют поджоги объектов и отравления людей, бросаются в контрнаступление для сведения счетов, злостно клевещут на партию и социалистическую систему, разграбляют государственную собственность и подрывают общественный порядок… Решительно искореняйте контрреволюционные элементы, которые напитались высокомерием от бесчисленных совершенных ими отвратных преступлений и против которых столь сильно возросло народное негодование, что его можно умиротворить лишь казнью [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 302].
«Борьба против трех зол» была нацелена против «взяток и хищений», «спекуляций» и «расточительства и мотовства». По всей видимости, кампания была предназначена призвать к дисциплине представителей новой власти на местах, которые тратили огромные средства на ужины, подарки, пребывания в гостевых домах и меблировку своих кабинетов, а также «сотрудничество» по бартеру с иными структурами.
«Один удар по контрреволюции и борьба против трех зол» имели более узкую направленность, чем чистки, однако критерии для определения целевого сегмента кампании оставались неопределенными и смутными. «Один удар» не принял того же размаха, что предшествующие ему чистки, но и после него осталось множество пострадавших. В городских районах Пекина было выявлено 5757 «изменников, спецагентов, контрреволюционеров и иных вредных элементов», следствие рассмотрело свыше 6200 дел по обвинениям в растрате и спекуляциях. В сельских уездах в окрестностях Шанхая 64 тысячи человек подверглись «выволочкам и насилию», в результате погибло 520 человек. По всему Китаю за первые восемь месяцев кампании было задержано свыше 284 800 человек [Ibid.: 306–307]. Исследования китайских историков, опубликованные после смерти Мао, свидетельствуют о том, что новая кампания тем или иным образом затронула на ¾ меньше человек и была менее смертоносной, чем чистки. Общенациональная смертность от «Одного удара и борьбы против трех зол» составляла менее 10 % от показателя массовых чисток 1968–1969 гг. и в основном приходилась на казни [Walder 2014].
Кампания, которая стала известна под названием «Противостояние элементам 16 мая», была инициирована вдогонку «Одному удару и борьбе против трех зол». Новая инициатива имела еще более четкий и узкий фокус. Теоретически она была направлена против подпольного заговора ультралевых, которым вменялась организация саботажа «культурной революции» путем проведения экстремистских акций. Сам термин «элементы 16 мая», возникший еще в 1967 г., был связан с радикальными членами ГДКР – Ван Ли, Гуань Фэн и другими функционерами, которые были объявлены козлами отпущения за волну нападений на армии в августе 1967 г. [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 221–233]. Кампания развернулась во многих районах в 1970 г. и достигла своего пика в 1971 г. Местные власти восприняли ее как «карт-бланш» на допросы, шантаж и, в отдельных случаях, ограничение свободы бывших лидеров повстанческих фракций, в особенности тех из них, кто выступал против военного контроля. Факт давнего отказа повстанцев от своей деятельности не имел значения. Выполняя требования новой кампании, революционные комитеты изолировали бывших повстанческих лидеров и допрашивали их по поводу возможных тайных связей с предполагаемым общенациональным заговором ультралевых мятежников.
Рабочие-повстанцы все еще находились под боком. Их можно было в любой момент выявить, изолировать и допросить. Однако большинство студентов-повстанцев тогда все еще работали в отдаленных коллективных фермерских хозяйствах или на фабриках. В этих случаях власти перемещали учащихся в районы, где они прежде руководили повстанческими фракциями, и учиняли допросы. Так, в 1970 г. известные пекинские
Особо жестокой оказалась кампания, проводимая на территории провинции Цзянсу. Гонения нанесли окончательный удар по фракции, которая все еще оказывала в регионе сопротивление власти военных. Начавшиеся весной 1970 г. репрессии достигли пика ближе к концу года и спорадически проводились вплоть до 1972 г. «Элементами 16 мая» были объявлены свыше 130 тысяч жителей провинции Цзянсу. 57 тысяч человек признались в связях с подпольными фракциями. Опубликованные впоследствии источники сообщали о том, что в результате обращения с осужденными в местах лишения свободы более 6000 человек погибли или пострадали физически или психологически, став инвалидами на всю жизнь. Должностные лица, которые будет непосредственно участвовать в пересмотре этих дел, заявят в дальнейшем, что в действительности число пострадавших было в два раза больше [Dong, Walder 2012b: 900–901].
В результате кампании практически все бывшие лидеры повстанческого движения в провинции Цзянсу были сняты с руководящих постов, на которые их назначили за участие в «великом союзе» 1968 г. Та же участь постигла многих заслуженных чиновников, которые тогда же были удостоены статуса «революционеров». Это был заключительный этап установления полного контроля над провинцией вооруженных сил под командованием генерала Сюй Шию. Кампания ударила по большей части (21 из 28 первоначальных членов структуры) постоянного комитета революционного комитета провинции Цзянсу. Из ПК были изгнаны все девять бывших повстанческих лидеров. В равной мере гонения затронули и всех восьмерых кадровых работников ПК, однако некоторые из них все же смогли удержаться на своих постах. Зачистки начались и в рядах военных: изоляции, допросам и отстранению от должностей были подвергнуты и офицеры, которые содействовали нападкам на Сюй Шию летом 1967 г. Многие из них оказались в заключении. Один из наиболее выдающихся представителей этой группы офицеров умер прямо в тюрьме. Некоторые из самых известных нанкинских повстанческих лидеров оказались так психологически подорваны допросами и заключением, что не смогли продолжить после освобождения нормальную жизнь [Ibid.: 901, 905].
1968–1971 гг. стали ошеломляющим отступлением от массовой мобилизации и протестов двух предшествующих лет. Теперь представители власти на всех уровнях могли попасть под подозрение, а их авторитет ставился под вопрос. Антиправительственный мятеж, вдохновленный утверждением председателя ЦК КПК о «справедливости бунта», был в конечном счете подавлен и завершился гонениями на большую часть повстанцев, откликнувшихся на призыв лидера. Кампания, которая поначалу поощряла выступления студентов и рабочих против засилья чиновников, обернулась разгулом репрессий новой военизированной бюрократии. Все чаще новые структуры устраивали среди городского населения охоту на ведьм. Рядовым гражданам не оставалось ничего кроме как принять участие в самых раболепных и инфантильных формах восхваления Мао, позиционировавшегося в качестве практически сверхъестественного существа, «идеям» которого приписывалась исключительная сила.
Этот период подошел к концу. В сентябре 1971 г. авиалайнер Trident покинул воздушное пространство Китая и вскоре потерпел крушение в степях Монголии. Все люди на борту погибли. Эта трагедия повела Китай по новому, пока неопределенному пути. Были закрыты лагеря «7 мая». Кадры и «белые воротнички» были возвращены на прежние места службы. Были ликвидированы комитеты военного контроля, а военнослужащих вывели из гражданской администрации. Репрессированных во время «культурной революции» чиновников начали восстанавливать в должностях. Широкое распространение получили критические рассуждения о худших проявлениях «культурной революции». С течением времени в среде столкнувшихся со стагнацией качества жизни промышленных рабочих зародился мятеж. Бывшие
Вообще обычно авиакатастрофы не влекут за собой столь далеко идущие последствия. Однако на потерпевшем крушение самолете находился маршал Линь Бяо, заместитель председателя ЦК КПК, наследник и преемник Мао, инициатор культа Мао в массовом сознании и глава армии, который фактически руководил большей частью КНР с 1968 г. Было заявлено, что он бежал из Китая после провала заговора, предполагавшего убийство Мао.
Глава 13
Раздор и разногласия
До своей эффектной кончины Линь Бяо столкнулся с перспективой понижения по службе или чего-нибудь еще менее приятного. На это указывали политические проблемы у некоторых подчиненных лидера. Однако в отличие от иных примечательных жертв непредсказуемости Мао Линь не покинул политическую арену тихо и покорно. Сенсационная история о его гибели в результате авиакатастрофы, по всей видимости, на пути бегства в СССР имела тяжкие политические коннотации, особенно в свете того, как этот инцидент был преподнесен китайскому народу: Линь Бяо бежал после неудачной попытки политического переворота, кульминацией которого должна была стать расправа над Мао. По официальным заявлениям, когда его заговор был раскрыт, Линь Бяо попытался бежать в СССР и его самолет потерпел крушение по причине нехватки топлива.
В чем бы ни заключалась истинная причина происшествия с Линь Бяо, его смерть вызвала серию ударных волн, которые коренным образом изменили направленность политики Китая. Именно Линь сделал популярной в рядах армии «красную книжечку» с цитатами Мао, которая вместе с движением
Драма с Линь Бяо был большим ударом для Мао лично. Несколько месяцев он пребывал в депрессии и замкнулся в себе, что лишь способствовало серьезному ухудшению его здоровья в 1972 г. [Teiwes, Sun 2007: 31–32][191]. Ответом Мао стала смена курса: он решился восстановить отношения с чиновниками-ветеранами, которые подверглись чисткам во время «культурной революции», и возложил вину за «эксцессы» на Линь Бяо и его команду армейских лоялистов. Поначалу в остановке наиболее разрушительных политических инициатив последних лет и отстройке мостов заново Мао очень полагался на Чжоу Эньлая. С благословения Мао Чжоу развернул общенациональную кампанию «критики Линь Бяо» за экстремизм, который привел к страданиям во время «культурной революции». На следующие два года Мао доверил Чжоу восстановление гражданской администрации Китая и постепенное выведение армейских офицеров из правительственных структур.
Эта попытка ликвидации последствий бедствия невольно вызвала новые вспышки конфликтов, которые сотрясали китайскую политику и общество вплоть до кончины Мао в сентябре 1976 г. Какие чиновники должны были прийти на смену представителям вооруженных сил в органах гражданской администрации? На эти посты претендовали две абсолютно разные группы людей. Одной из них были гражданские кадры, опытные партийные администраторы и специалисты, которых в прошлом оставили не у дел и многие из которых все еще работали в цехах или сельских лагерях перевоспитания. Им противостояли бывшие повстанцы, которые несколькими годами ранее подвергали их гонениям. Хотя часть из них в период узурпации власти военными занимала в основном формальные должности, большинство повстанцев потеряли свои посты в революционных комитетах или оказались жертвами зачисток, которые армия вела с 1968 по 1971 г. Противостояние этих двух групп в борьбе за власть вновь разожгло латентные конфликты эпохи военного контроля.
Вызванное ситуацией с Линь Бяо стремление исправить ошибки предшествующих лет выявило моменты, которые были неразрывно связаны с основным вопросом политики КНР в последние годы эпохи Мао: кто возьмет на себя гражданское руководство страной. Какие из практик и политических мер были контрпродуктивными эксцессами «ультралевых», а какие стали определяющими составными частями политической линии Мао, неукоснительное исполнение которых надлежало продолжать обеспечивать всеми силами? Такие вопросы разобщали политических деятелей во всем китайском обществе, сверху донизу. На уровне общенационального руководства заслуженные чиновники, отстраненные от управления во время «культурной революции», имели обширные списки претензий в отношении того, что они воспринимали как «эксцессы». Они были готовы вернуться ко многим практикам прошлого, до недавнего времени считавшимся заслуживающими осуждения. В то же время действующие члены Группы по делам «культурной революции» при ЦК КПК (ГДКР) и их сторонники рассматривали попытки исправить ошибки как прикрытие для отступления от самой «культурной революции». Подобные расхождения имели место на всех уровнях власти. В результате кадры и повстанцы неминуемо должны были столкнуться друг с другом. Мао регулировал разногласия, подключаясь к их устранению в критические моменты, и пытался обеспечивать в общенациональном руководстве баланс противостоящих сил. Однако воззрения лидера были туманны, а его решения зачастую невозможно было предсказать. О пересмотре своих взглядов он сигнализировал, отдавая предпочтение в текущих спорах то той, то другой стороне. Колебания стареющего Мао между этими двумя полюсами обеспечило КНР в последние годы жизни лидера политическую нестабильность.
По мере развертывания этих конфликтов, на сцену неожиданно вышла новая сила: обычные граждане, которые не были задействованы в межфракционной междоусобице, но пострадали от «культурной революции». В эту группу входили и бывшие активисты, которые чувствовали, что с ними поступили несправедливо, и рядовые граждане всех возрастов, которые были измотаны борьбой фракций, стагнацией качества жизни и ограниченными образовательными и карьерными возможностями. Несогласие с радикальным маоизмом стало проявляться в самом начале этого периода и незадолго до смерти Мао постепенно достигло кульминации в виде массовых уличных демонстраций в Пекине, Нанкине и многих других городах. Здесь мы видим ростки новой политической ментальности, которая позже перерастет в более открытые демократические движения. Что самое важное, подобные народные выступления четко указывали на утрату поддержки населением радикальных инициатив и безуспешность попыток их поддержать после того, как Мао покинет политическую арену.
Конфликты разжигались в ходе кампании критики Линь Бяо, запущенной в начале 1972 г. Очевидно, что официальная версия гибели преемника Мао была сфабрикована, особенно в отношении личности и персональных мотивов Линя. Он и в самом деле погиб в результате крушения самолета в Монголии. Советские власти обнаружили место катастрофы и подтвердили, что погибшие – действительно Линь и его ближайшие родственники. Однако Линь Бяо не был тем властолюбивым амбициозным интриганом, о котором повествуется в официальной версии происшествия. Как раз наоборот, он не хотел становиться значительной политической фигурой и долгое время сомневался в себе как преемнике Мао[192]. Практически нет свидетельств тому, что Линь был персонально задействован в каком-то заговоре по отстранению Мао и захвату власти путем переворота. При этом есть основания полагать, что сын Линь Бяо, влиятельный полковник ВВС, возможно, обсуждал с другими молодыми офицерами организованное противостояние на случай грядущего смещения своего отца и что именно эти разговоры оказались известны вышестоящим органам.