Книги
Китай при Мао. Революция, пущенная под откос
Эпоху Мао не следует оценивать исключительно с точки зрения замыслов Мао и конечных результатов воплощения этих замыслов. Значительно более существенным является общее направление развития Китая как страны с новой государственной и экономической системой, сформированной КПК в течение 1950-х гг. Консолидировав государственную власть, новое руководство Поднебесной отдало предпочтение вдохновленной примером СССР модели экономического развития, которая сулила КНР стремительную индустриализацию. Мао добивался претворения в жизнь советской модели более быстрыми темпами, чем полагали разумным многие из его коллег. Когда же это было осуществлено, он еще более настойчиво потребовал увеличения темпов работы за счет политической мобилизации. Советская модель уже успела зарекомендовать себя в качестве средства достижения быстрых результатов в условиях военного времени и методики создания в СССР впечатляющей промышленной базы. Незадолго до того, как КНР начал внедрять советскую модель, Хрущев сфокусировался на повышении уровня жизни советских граждан и пообещал, что вскоре СССР добьется сопоставимых с США уровней развития и процветания. В ретроспективе эти заявления выглядят легкомысленными, однако в то время эти обещания не казались неправдоподобными, и именно они вдохновили Мао обратиться к опыту СССР.
Во время «большого скачка» Мао довел советские принципы развития до пределов. Игнорируя рекомендации технических специалистов, он призывал партийные организации по всему Китаю мобилизовать трудовые ресурсы на ускоренную и более продолжительную работу с целью наращивания темпов экономического развития. Результатом этой тактики стала серьезная промышленная депрессия и голод исторических масштабов. Вскоре после восстановления экономики к середине 1960-х гг. Мао вновь ринулся в наступление на экономическую бюрократию, развязав «культурную революцию», в ходе которой чиновники и специалисты всех уровней управления подвергались политическим нападкам и зачастую были вынуждены годами заниматься тяжелым ручным трудом. После сокращения штатов госслужащих, которое последовало после инцидента с Линь Бяо, развернулась полноценная политическая битва за экономику. В условиях полемики по поводу роли экспертов, методов управления предприятиями, а также способов поощрения и обеспечения качества жизни трудящихся на всех уровнях управления разразился административный коллапс.
С приближением конца эпохи Мао было уже невозможно оставить без внимания тяжелые потери, понесенные Китаем вследствие внедрения маоизма. В некоторых аспектах страна демонстрировала показатели, свидетельствовавшие об успешном развитии экономики. Постепенно улучшалась ситуация в области здравоохранения. Общий коэффициент смертности упал с 25,8 на 1000 человек в 1953 г. до 7,8 на 1000 человек в 1976 г. Детская смертность, составлявшая 175 на 1000 родов в 1953 г., опустилась до 45 на 1000 родов в 1976 г. Ожидаемая продолжительность жизни при рождении составляла лишь 40 лет в 1953 г., а к 1976 г. – уже 64 года. Такая продолжительность жизни обычно является свидетельством высоких уровней экономического развития [Banister 1984: 254; Henderson 1993]. Эти данные отражали тот факт, что у правительственной инфраструктуры были возможности по улучшению здравоохранения и обеспечению большей части населения базовыми медицинскими услугами. Это были все те же правительственные структуры, которые в течение 1950-х гг. оказались столь успешны в кампаниях против организованной преступности, наркоторговли, секс-индустрии и криминальных группировок как в городах, так и в сельской местности.
Помимо этих реальных достижений, влияние которых сохранялось в течение всей эпохи руководства Мао, производят впечатление общие показатели внутреннего валового продукта (ВВП). Номинально объем валовой продукции промышленности и сельского хозяйства КНР вырос за время правления Мао практически в десять раз. Причем промышленность показывала удвоенные темпы прироста [State Statistical Bureau 1983: 13]. С этой точки зрения создается впечатление, что версия советской экономической системы в интерпретации Мао сработала именно так, как того хотел лидер.
Однако достаточно немного углубиться в эту тему, чтобы осознать серьезность существовавших экономических дефектов. Первая очевидная проблема – население Китая росло практически теми же темпами, что и экономика. После 1952 г. население КНР увеличилось почти вдвое: с 584 до 932 миллионов. Это исключало возможность трансформации общих показателей экономического роста в более качественный уровень жизни. Свою роль в этом контексте сыграли и ошибочные политические манипуляции. После событий «большого скачка» Мао призвал отрицать рекомендации демографов, которые предлагали ввести контроль за рождаемостью. Такие воззрения были объявлены антимарксистскими буржуазными идеями в духе Томаса Мальтуса, обвинявшего нищих в их собственном плачевном положении. Также Мао настаивал на том, что ограничение рождаемости представляется экономически нецелесообразным, ведь человеческий труд – источник всех ценностей. Чем больше трудовых ресурсов, тем пышнее цветет экономика.
Демографический бум в совокупности со стратегией развития, предполагавшей огромные инвестиции в экономику, обрекал все большее число людей влачить существование на грани прожиточного минимума. К концу жизни Мао налицо были все признаки грядущего кризиса в сельском хозяйстве и промышленности, который сулил лишь дальнейшее обострение проблем. В целом показатели экономики Китая, выраженные в уровне ВВП на душу населения, свидетельствуют о динамике повышения после 1952 г. вопреки депрессии 1961–1962 гг. после «большого скачка» и спаду 1967–1968 гг. в результате «культурной революции». Однако суммарный показатель экономического роста реального ВВП на душу населения с 1950 по 1973 г. составлял лишь 2,9 % в год. Таким образом, Китай на тот момент оказывался среди азиатских экономик середнячком, несколько выше по показателям по сравнению с Филиппинами и Индонезией и вдвое опережая Индию, однако оставаясь далеко позади шести ведущих экономик региона, в том числе Таиланда (таблица 14.1).
Из графика 14.1 мы видим, что в показателях экономического роста КНР, которые резко менялись на протяжении всей эпохи Мао, не было стабильности. И повинны в этом не только «большой скачок» и начало «культурной революции». Несмотря на в целом позитивные результаты за пределами этих двух временных отрезков, экономика КНР при Мао в принципе не демонстрировала того последовательного роста, который характерен для советской системы, созданной с целью противодействия циклам «бум – спад» в рыночном капитализме. Наиболее показательным является тот факт, что экономика не смогла оправиться от худших лет «культурной революции». Как раз наоборот, все говорило о приближении стагнации. После 1970 г., когда армия покинула гражданскую администрацию, а «белые воротнички» вернулись к работе, средний экономический рост составлял лишь
2,4 %. В 1974 г., на который пришлись политические волнения, экономика не показала роста вообще, а в 1976 г. – в год кончины Мао – началась рецессия: экономические показатели снизились на 3,4 %[209].
Замедление экономического роста было связано с проблемами как в сельском хозяйстве, так и в промышленности. Коллективные фермерские хозяйства столкнулись со сложностями в наращивании производительности на один гектар обрабатываемой земли, а те результаты, которых удавалось достигнуть, не успевали за быстрым ростом населения Китая. В 1970-х гг. наметился спад поставок зерна в города. В отсутствие резкого роста выработки сельскохозяйственной продукции Китаю в самом ближайшем будущем грозил кризис поставок продовольствия. Основным фактором в надвигающемся экономическом застое выступала промышленность, а точнее – тяжелая промышленность, которая по умолчанию забирала себе большую часть инвестиций в ущерб потребительским товарам, услугам и жилью. В отсутствие существенного позитивного эффекта КНР продолжала направлять в тяжелую промышленность все бо́льшие ресурсы. В 1953 г. в нее шли 52 % государственных инвестиций, во время «большого скачка» – 87 %, а в оставшиеся годы вплоть до кончины Мао – практически всегда выше планки в 80 % [State Statistical Bureau 1983: 339].
Щедро одариваемая средствами тяжелая промышленность тем не менее оказалась неспособна применять их эффективно. Эта проблема стала наиболее очевидна после 1970 г. График 14.2 представляет тренды многофакторной производительности. Значение выше уровня 1,0 свидетельствует о том, что промышленность производила больше, чем получала; значение ниже 1,0 указывает на то, что выработанная продукция была менее ценна, чем ресурсы, затраченные на ее производство. Чем выше показатель, тем эффективнее расходуются ресурсы. Чем ниже показатель, тем выше показатель разбазаривания экономических ресурсов и тем меньше средств выделяется на иные цели. Из графика 14.2 становится ясно, что промышленность КНР была относительно неэффективна вплоть до 1970-х гг. и просто катастрофически нерезультативна в период «большого скачка». Лишь к началу 1970-х гг. мы начинаем отмечать уровни многофакторной производительности, которые обычно ассоциируются с ускоренным и стабильным экономическим ростом. Однако вскоре в промышленной производительности начался постепенный спад, и она, за исключением одного года, продолжала ежегодно снижаться вплоть до 1976 г.
Очевидные симптомы стагнации указывали на укоренившиеся недостатки применяемой экономической системы, задуманной с расчетом на генерирование роста. Неэффективность работы экономических институтов КНР, особенно тех структур, которые, демонстрируя взамен лишь весьма скромные достижения, отвечали за промышленность, исключала возможность направить ресурсы на более насущные потребности. Расточительная промышленная система в самом буквальном смысле пожирала ресурсы, которые могли бы быть использованы на развитие инфраструктуры, жилищное строительство, увеличение заработных плат и производство потребительских товаров, повышая тем самым качество жизни в Китае. Население КНР шло на постоянные жертвы в угоду системе, сделавшей акцент на тяжелую промышленность, которая в силу политических факторов была неэффективна и обрекала Китай на отсталость.
Позволить себе дальнейшую экономическую стагнацию Китай не мог. В 1976 г., после 27 лет судорожного развития социалистической экономики, КНР достигла уровня ВВП в $163 на душу населения – показатель, сравнимый со все еще переживавшей бедность Индией ($164)[210]. Да, Китай превзошел Бангладеш ($140) – страну, которая на тот момент истории становилась символом предельных экономических лишений. Однако в 1976 г. Китай был еще далеко позади по преимуществу аграрной экономики Индонезии ($286). В равной мере КНР отставала от Южной Кореи ($824), которая в 1950–1953 гг. пережила тяжелую войну и начала 1953 г. примерно с той же отправной точки, что и Китай. Гонконг – до 1950 г. захудалый портовый городок, который не мог сравниться с процветающим Шанхаем, – к 1976 г. имел ВВП на душу населения в $2849, а Япония, находившаяся где-то в середине своей программы ускоренного послевоенного экономического роста, – $5111. Несостоятельность маоистской экономики Китая становится наиболее очевидной при сравнении с показателями развития Китая после 1976 г. К 1990 г., по прошествии десятилетия умеренных рыночных реформ, Китай достиг ВВП на душу населения в $314, к 2000 г. – $949, к 2010 г. – $4433.
Степень отставания Китая от сопоставимых экономик становится очевидной из графика 14.3, который фиксирует ВВП на душу населения при постоянных ценах. За счет методики паритета покупательной способности корректируются различия между экономиками в структуре цен, которые могли бы исказить результаты сравнения. На тот момент Китай явно рисковал оказаться навсегда неспособным выполнить давнее стремление китайцев: догнать самые передовые экономики или по крайней мере более развитые социалистические экономики. При сравнении с траекториями развития Тайваня, Южной Кореи, Японии, СССР и Восточной Европы становится очевидным, что Китай фактически не прогрессировал. И с каждым годом этот разрыв лишь увеличивался. График 14.4 представляет описанные тренды с несколько иной позиции. Здесь указаны чистые изменения в ВВП на душу населения за этот же период, но без учета корректировок по паритету покупательной способности. Здесь Китай превосходит в общем увеличении темпов роста Индию, но находится позади иных «ревизионистских» социалистических держав и сильно отстает от сопредельных восточноазиатских экономик. Вне всяких сомнений, Китай не поспевал за соседями и застрял на низком уровне развития, превратившись в одну из беднейших стран региона.
Спартанские условия жизни и отложенное материальное процветание – основополагающие особенности советской модели развития. Чрезмерные инвестиции в тяжелую промышленность обеспечивали стремительный рост. Однако разрушительные инициативы Мао во времена «большого скачка» и политические гонения, учиненные во время «культурной революции», превратили модель, которая уже позволила СССР добиться устойчивого и динамичного роста, в несбалансированный инструмент, генерировавший в условиях низкого уровня промышленного развития стагнацию. Мао потерпел очевидный крах в избрании пути, который бы дал Китаю возможность конкурировать с СССР в вопросах экономической эффективности. Оставив суть советской модели неизменной, но усилив в ущерб экспертизе квалифицированных управленцев и специалистов значимость официальных партийных лиц и политических активистов, Мао лишь обострил имманентные недостатки внедряемой системы.
Жители городов в Китае находились в гораздо более благоприятном положении, чем представители коллективных фермерских хозяйств. Однако горожане сталкивались со стагнацией доходов и перебоями в поставках потребительских товаров, недостатком жилья и некачественными услугами. После заключительного этапа общенациональных корректировок заработных плат доходы в промышленном секторе фактически оставались замороженными с 1963 г. – в этот год около 40 % трудящихся получили повышения по службе и прибавки к заработной плате. Следующие корректировки произошли только через два года после кончины Мао. Премии за продуктивность с 1966 г. были запрещены по политическим мотивам. Рабочие ячейки пытались исправить эту ситуацию, изыскивая возможности для оказания сотрудникам небольшой финансовой помощи или путем обеспечения их какими-либо товарами и услугами в натуральном выражении. Однако все это были разовые меры. Новые поколения трудящихся влились в рынок труда с минимальной зарплатой и так и оставались самыми низкооплачиваемыми категориями трудящихся. Средняя заработная плата промышленных рабочих в городах стабильно снижалась. Как мы видим из графика 14.5, продолжительное падение размера оплаты труда городских жителей началось с национализации промышленности в 1956 г. и шло в течение двух последующих десятилетий. Единственное исключение из этой нисходящей тенденции – резкий спад во время «большого скачка», когда миллионы новых работников были сначала резко наняты на стартовые должности, а потом столь же быстро подвергнуты в связи с коллапсом экономики сокращению. В 1957 г. средняя ежегодная зарплата составляла чуть меньше 700 юаней. К 1976 г. этот показатель сократился до чуть более 630 юаней [Walder 1986: 195].