– Не спать! Запрещается!
И только раз сердобольный голос посочувствовал:
– Пойди умойся холодной водой и походи по камере – авось полегчает.
Мучения мои продолжались три недели. И хорошо, что не дольше – я бы не выдержала, мои душевные и физические силы были на пределе.
Центральной темой допросов были все те же отношения с Го Шаотаном. Особенно тянули тягомотину вокруг ужина у нас дома. Гостей в тот раз было много, но за давностью лет я всех перезабыла (сколько было у нас с Лисанем таких застолий!). Так нет! Следователи упорно добивались, чтобы я назвала всех по именам и даже указала, кто с кем рядом сидел за столом. А какое это могло иметь значение? Оказывается, как мне заявили, имело: за этим столом были установлены шпионские связи.
– Извините, но разве шпионы вербуются прилюдно? – осмелилась задать я наивный вопрос. – В детективных романах о таком не пишут.
Участники судилища в несколько глоток сразу возопили:
– А кого вам стесняться? Ни одного порядочного человека за столом не было – сборище негодяев!
– А как же жена и дочь Го Шаотана? Моя невестка Мария, наши дети, наконец?
– Подумаешь! Яблочко от яблони недалеко падает!
Как выяснилось позднее, этот ужин казался таким важным для следствия, потому что на нем присутствовали, кроме наших частых гостей, таких как Гуйский и Линь Ли, еще двое старых знакомцев Го Шаотана – члены ЦК Ли Вэйхань и Ян Шанкунь, последний был еще заведующим канцелярией ЦК. Как ни странно, но этих двух последних я и вправду совершенно запамятовала. И даже когда следователи стали спрашивать об этом в лоб, я упорно отказывалась подтвердить их присутствие, дабы не бросить на них тень. Такое запирательство стоило мне многих бессонных ночей.
Окончательно уверовала, что следователи не ошибались, только тогда, когда Ли Вэйхань при личной встрече в начале 80-х годов сказал:
– Лиза, а мне ведь здорово досталось за то, что я поужинал у вас вместе с Го Шаотаном!
– И Ян Шанкунь в тот день был?
– А как же! В том-то и штука!
Еще одним «криминалом», который никак не давал покоя следствию, был телевизор, который нам подарил Крымов. И то сказать, телевизор (черно-белый – о цветных мы и не слыхивали) тогда был редкостью, и при всем нашем достатке мы его купить не могли, вообще в Китае они не продавались. Поэтому, когда весной 1959 года Хуан Ижань, муж Ани, привез из Москвы огромную коробку и сказал, что это подарок от Крымова, мы, конечно, обрадовались. Если бы мы знали, чем все это обернется, то, конечно, отказались бы. Но, увы, такое предвидеть не дано. Кстати, подобного рода подарки от Крымова получили не только мы, но и многие другие, в том числе Кан Шэн. Но теперь следователи настойчиво твердили, что телевизор – это прямая улика, так как он получен в награду за поставленную информацию.
Они мне так надоели, что я отважилась возразить:
– Неужели шпионаж так дешево ценится? Ведь цена-то телевизору от силы триста рублей.
– Ха-ха! Это только задаток. А там тебе, конечно, дали бы что-нибудь покрупнее – дачу в Подмосковье, машину, прочие блага.
– Да зачем мне все это? Я же и так все это имела, – парировала я.