Книги
Идеологическая диверсия. Америке нужен мир! Желательно, весь
Танк Революционных Вооруженных Сил Кубы, апрель 1961 г.
Бойцы эмигрантской бригады в плену
Кубинские солдаты у одной из захваченных десантных лодок
«У победы, — сказал он, — сотня родителей, а поражение — всегда сирота». Он принял вину на себя, но впредь, когда ему случалось пересекаться с ЦРУ, ОРК и другими разведывательными агентствами, он атаковал их жестко сформулированными вопросами. И в конце концов Кеннеди начал яснее (чем кто-либо из президентов до него или после) понимать, чего можно ждать от ЦРУ и где границы его возможностей. Хотя политика его в отношении Кубы потерпела крах, он не впал в отчаяние. 20 апреля 1961 года Кеннеди обратился с речью к американскому народу и поклялся «удвоить усилия в ходе борьбы, которая во многих отношениях труднее войны и зачастую сопряжена с провалами». Он обещал обратить серьезное внимание на угрозу, исходящую из Кубы, которая может стать плацдармом для коммунистической интервенции, обещал не закрывать глаза на «неослабную борьбу, идущую во всех уголках земного шара, борьбу тихую, без вооруженных столкновений враждующих армий». Он понимал, в какого рода мире мы живем, и потому так никогда в действительности и не покарал ЦРУ; он просто решил, что будет умнее научится использовать ЦРУ эффективнее, чем это делалось прежде.
Некоторое время спустя Кеннеди предпринял реорганизацию верхнего эшелона власти ЦРУ — судя по всему, им вовсе не двигали какие-либо мстительные чувства по отношению к Даллесу и Бисселу. В течение краткого периода — в 1962 и 1963 годах — ЦРУ наилучшим образом справлялось со своими обязанностями, реализуя заложенный в его структуре потенциал: оно стало уделять больше внимания анализу разведывательных данных и составлению оценок, проявляя в то же время большую осмотрительность и более строгий контроль, когда дело касалось тайных акций. Ключевым фактором этих перемен стал новый директор ЦРУ Джон Маккоун, назначенный Кеннеди на этот пост в ноябре 1961 года. Остановить выбор на Маккоуне, активном республиканце и бизнесмене, а не на ком-то имеющем опыт работы в разведке, — было смелым шагом. И он оказался удачным.
ЦРУ нужен был человек, обладающий определенными личностными достоинствами в сфере политики, чтобы представлять Управление на самом высоком уровне — в Белом Доме и Конгрессе. Нужда в таком человеке была особенно велика в мрачные дни, наступившие после катастрофы в Заливе Свиней. Маккоун был инженером, сделавшим состояние на судостроительном деле. Он Был известен в деловом мире, а кроме того, заслужил уважение и на государственной службе, когда работал помощником военно-морского министра, а позже — в качестве председателя Комиссии по атомной энергии. Он был чрезвычайно энергичен, и, что важнее всего, имел скептический склад ума — склад ума хорошего разведчика. Он был единственным директором ЦРУ, который считал, что первоочередная его обязанность — поставлять президенту результаты аналитической и оценочной работы Управления, единственным директором, который полагал, что для него важнее координировать работу всего разведывательного сообщества, чем заботиться о тайных операциях.
Дж. Ф.Кеннеди и Дж. Маккоун.
Церемония приведения Маккоуна к присяге директора ЦРУ
16 января 1962 года Кеннеди вручил Маккоуну инструктивное письмо, согласно которому на него, как на «главного правительственного служащего, ответственного за разведку за границей», возлагается обязанность «обеспечить должное соотнесение между собой информации, добытой из разных источников, оценку ее и доведение до сведения соответствующих инстанций.» Кроме того, он был обязан «координировать и осуществлять эффективное руководство всей деятельностью американской зарубежной разведки».
Маккоун старался оказаться на уровне возложенных на него обязанностей и, надо сказать, справлялся с ними лучше, чем кто-либо другой. По традиции, установившейся во времена Даллеса, Маккоуна пресса зачастую называла «обершпионом», чего он терпеть не мог. В вопросах сбора информации он прежде всего интересовался техническими программами, особенно — фотосъемками со спутников. В этот период размах тайных акций сильно сузился, а агентурный сбор информации, считавшийся хоть и полезным делом, однако слишком сложным, — был возложен на профессионалов, работавших под руководством Дика Хелмса (при условии, что они способны выстоять под огневым валом вопросов, которые Маккоун время от времени обрушивал на них).
Подавляющую часть своего времени Маккоун посвящал проблемам анализа разведданных, бесконечно интересовавших его, и вопросам управления всеми отделами ЦРУ, дабы они работали с полной отдачей. Его умение задавать острые вопросы, вопросы по существу дела, заставили всех подтянуться. Он не терпел неточности, неумелости или медлительности. Относительно всего, что привлекало его внимание, он требовал мгновенного и исчерпывающего объяснения, и сколь бы сложно таковое ни было, он усваивал то, что нужно — быстрее и в более полном объеме, чем кто бы то ни было из высокопоставленных лиц, с которыми мне когда-либо доводилось работать. Он умел учиться и, прежде чем прийти к какому-то выводу, прорабатывал груду материалов, но, даже и нащупав заключение, выверял его в свете другого рода свидетельств и доказательных суждений.
О требовательности его говорит широко известная история. Как-то один из работников ЦРУ, получив от Маккоуна приказ представить большого объема информацию по какому-то там вопросу, спросил в отчаянии: «Вы, вероятно, хотите получить ответ уже завтра?» Маккоун, не моргнув и глазом, ответил: «Почему завтра? Сегодня. Если бы я хотел это завтра, я бы и попросил вас об этом завтра».
На самом деле, что касается сроков исполнения той или иной работы, он выдвигал вполне приемлемые требования, но при этом хотел, чтобы все трудились с полной отдачей. Своих заместителей он наделял широкими полномочиями и ожидал от них полноценной помощи во всем.
Маккоун уделял большое внимание подбору сотрудников на ключевые позиции. Кандидатов он выбирал только из среды профессионалов, предварительно изучив их послужной список и различного рода отзывы о прохождении службы.
В начале 1962 года структура верхнего эшелона власти ЦРУ была выстроена согласно схеме, представленной на следующей странице.
Кроме того, Маккоун во многом полагался на Джона Бросса (ветерана УП, на чьих плечах лежали межведомственные проблемы, решение которых требует немалого мастерства и терпения), Лаймана Киркпатрика-младшего (исполнительного директора), Ларри Хаустона (главного юрисконсульта), Шермана Кента из отдела национальных оценок УР и Десмонда Фицджеральда — главного представителя все еще многочисленной группы специалистов по тайным операциям[10].
Маккоун любил, чтобы все его основные помощники присутствовали на ежедневной летучке в 9.00 и выслушивали краткий обзор данных текущей разведки и сообщения о требующих срочного исполнения делах. В заключение он делился с нами своими соображениями по тем или иным вопросам и доводил до нашего сведения очередные инструкции. Большую часть времени он был чрезвычайно серьезен, но когда принимался подробно рассказывать о том, что ему опять пришлось претерпеть в Белом Доме, трудно было удержаться от улыбки. Он любил смех, если таковой не мешал работе. Узнав его лучше, я понял, что, вопреки обличью сурового шотландца, он был по-своему человеком теплым и сентиментальным. Впрочем, обнаруживалось это далеко не часто, вовсе не в ходе тяжелой поденщины в стенах ЦРУ, а уж скорее на заседаниях СНБ или во время поездок за границу.
Впервые я встретился с Маккоуном на Филиппинах, во время собрания начальников дальневосточных баз ЦРУ, созванного Бисселом (пробывшим в должности заместителя директора по планированию до февраля 1962 года). Мое выступление было посвящено объяснению довольно сложного комплекса операций, осуществлявшихся тогда на Тайване, а в кулуарах меня одарили всякими свежими сплетнями о делах в нашей штаб-квартире.
Вскоре после этого, насколько я могу припомнить, в марте 1962 года, Маккоун вызвал меня в Вашингтон, чтобы обсудить вопросы политики КНР и проблемы, связанные с работой заместителя директора ЦРУ по разведке (каковой пост он мне предложил, перед тем как я вернулся в Тайбэй).