В период «Красного террора» — сентябрь-ноябрь 1918 г. рупором ВЧК стали собственные печатные издания: «Еженедельник ВЧК», «Красный террор», «Красный меч» и др., в которых вполне откровенно освещалась его деятельность. В решении от 5 сентября 1918 г. СНК требовал: «опубликовать имена всех расстрелянных, а так же основания применения к ним этой меры»[1682].

Широкое освещение террора служило не только оправданию его причин в глазах населения, но и подавлению духа антибольшевистских сил. Формула воздействия была выражена Троцким: «Победоносная война истребляет по общему правилу лишь незначительную часть побежденной армии, устрашая остальных, сламывая их волю. Так же действует революция: она убивает единицы, устрашает тысячи»[1683]. Калинин смягчал напор трибуна революции: «Наказывая одних, мы воспитываем целое поколение», — утверждал будущий «всесоюзный староста». Соответственно информация об этих «наказаниях» должна была распространяться, как можно шире.

Введение «Красного террора» раскололо партию большевиков на два противоборствующих лагеря. Настроения радикалов отражали заявления руководства Петрограда, примером которых могло служить выступление Г. Зиновьева 18 сентября 1918 г. на Седьмой конференции парторганизаций Петрограда: «Мы говорили, что на белый террор надо ответить красным. Что это означает? Мы теперь спокойно читаем, что где-то там расстреляно 200–300 человек. На днях… в Дюнах Орловской губернии было расстреляно несколько тысяч белогвардейцев. Если мы будем идти такими темпами, мы сократим буржуазное население России»[1689]. Местные руководители карательно-репрессивных органов, такие как И. Смилга Ф. Голощенин, Белла Кун в августе 1918 г. призывали питерских рабочих к неограниченному террору: «Не нужно нам судов, ни трибуналов! Пусть бушует месть рабочих, пусть льется кровь эсеров и белогвардейцев, уничтожайте врагов физически»[1690].

Центральное правительство выступило с резкой критикой «революционного радикализма» и послало в Питер своего представителя Д. Рязанова[1691]. Однако его увещевания не достигли успеха. О результатах миссии свидетельствовала статья в петроградской «Красной газете» под красноречивым заголовком «Сердобольное выступление Рязанова и отповедь тов. Зиновьева»[1692]. Тогда в октябре в Петроград на должность начальника ПГЧК, была откомандирована член коллегии ВЧК В. Яковлева, что сразу снизило количество расстрелов с 800 в сентябре до 21 в октябре[1693]. Вместе с тем, отмечает Ратьковский, Петроградскому губчека осенью-зимой 1918 г. так и не удалось избавиться от негативной практики огульного подавления контрреволюции. Приговоры к расстрелам по-прежнему выносились чрезвычайным порядком без рассмотрения конкретной вины обвиняемых[1694].

Методы «Красного террора» подвергались все более нарастающей критике, и прежде всего, указывал Троцкий, расстрелы без разбирательства в трибунале и судебного приговора следует прекращать[1697]. «Пять заложников, взятых из буржуазии, расстрелянных на основании публичного приговора пленума местного Совета, расстрелянных в присутствии тысячи рабочих, одобривших этот акт, — более сильный акт массового террора, — пояснял К. Радек в Известиях ВЦИК, — нежели расстрел пятисот человек по решению ЧК без участия рабочих масс»[1698].

Дискуссия между «радикалами» и центральным правительством, отмечает И. Ратьковский, постепенно переходила от критики методов террора к критике ВЧК. Большое количество критических материалов и статей было помещено на страницах центрального органа компартии — газете «Правда». Например, в одной из статей «О чрезвычайных комиссиях» указывалось на ничем неограниченную власть ЧК, констатировалась ее внепартийность, самовластие и необходимость переподчинения местных и центральной ЧК[1699].

Критика ВЧК достигла такого уровня, что 19 декабря 1918 г. по предложению Ленина ЦК партии вынужден был постановить, что: «На страницах партийной советской печати не может иметь место злостная критика советских учреждений, как это имело место в некоторых статьях о деятельности ВЧК, работы которой протекают в особо тяжелых условиях»[1700]. Тем не менее, критика достигла цели — уже в октябре была создана комиссия ВЦИК по реорганизации ВЧК в составе Курского, Сталина и Каменева.

А 6 ноября 1918 г. VI Всероссийский съезд Советов объявил о проведении широкомасштабной политической амнистии, подготовка к которой началась еще в начале октября[1701]. Одновременно Съезд своим постановлением фактически положил конец «Красному террору»[1702]. По словам Дзержинского: «условий при которых необходимо было создать органы с чрезвычайными полномочиями на местах, в уездах, тех условий теперь нет»[1703].

Согласно официальным данным, приводимым одним из руководителей ВЧК Лацисом, количество жертв «Красного террора» 1918 г. составило 6300 человек[1704]. По оценке Мельгунова, общее количество жертв достигло 50 тыс. человек[1705]. Ратьковский, проверив данные Мельгунова, пришел к выводу, что они завышены в 5 с лишним раз и составили 8000 человек[1706]. Подобные цифры называл и лидер меньшевиков Ю. Мартов, по его данным к концу октября 1918 г. количество жертв ЧК с начала сентября превысило «десять тысяч»[1707]. Динамика применения расстрелов, по сообщениям советской печати, собранных И. Ратьковским, приведена на графике (Гр. 3).

Гр. 3. Помесячное применение высшей меры наказания ЧК во время «Красного террора» 1918 г.[1708]

Для сравнения, за время крестьянских мятежей в 22 губерниях (по неполным данным) за июль — сентябрь 1918 г. было убито около 15 тыс. сторонников Советской власти. За период «Красного террора» — последние 7 месяцев 1918 г., по данным НКВД, жертвами белого террора, на захваченных ими территориях только 13-ти губерний, стало 22 780 человек[1709].

Всего за период Красного террора (06–12.1918) по сообщениям советской периодической печати выявлен 5381 случай применения ЧК высшей меры наказания[1710]. При этом, несмотря на принятый еще 19 августа декрет Совета Комиссаров Северной Коммуны о необходимости публикации сообщения о каждом случае смертного приговора большинство жертв Красного террора, — отмечает Ратьковский, — осталось безымянными[1711]. Приводимая статистика может отражать лишь динамику событий.

Каковы же были наиболее пострадавшие от «Красного террора» социальные группы?

Местные руководители карательно-репрессивных органов, такие как И. Смилга, Ф. Голощенин, Белла Кун призывали: «Класс убийц, буржуазия, должен быть подавлен»[1712]. «За одного вождя рабочей революции — тысячу буржуев»[1713]. «Вы должны уничтожить буржуазию»[1714] и т. п. Следуя логике подобных сентябрьских 1918 г. призывов, буржуазия должна была стать основной целью красного террора, отмечает Ратьковский, Но происходит обратное… Буржуазия среди заложников составляет более 25 % и всего 80 расстрелов за год, освещенных в прессе (120 газет). В основном террор коснулся буржуазии в виде мер изоляции: концлагерей, заложничества, а так же контрибуций, налогов и других денежно-товарных поборов[1715]. Для буржуазии вводятся спецработы: В Петрограде — рыть могилы умерших от холеры, в Ельце около 4 тысяч человек буржуазного происхождения убирали поля. Повсеместно буржуазия использовалась при рытье окопов, уборке развалин, улиц и т. д.[1716]

Наиболее пострадавшей от «Красного террора» социальной группой оказались офицеры. До 1919 г., подтверждает С. Волков, их арестовывали и расстреливали в первую очередь: «Со всех концов поступают сообщения о массовых арестах и расстрелах. У нас нет списка всех расстрелянных с обозначением их социального положения, чтобы составить точную статистику в этом отношении, но по тем отдельным, случайным и далеко не полным спискам, которые до нас доходят, расстреливаются преимущественно бывшие офицеры… Представители буржуазии в штатском платье, — сообщали Известия ВЦИК 10.09.1918, — встречаются лишь в виде исключения»[1717].