Юнкерам, которые «попробовали устроить восстание», которые «устроили бойню и расстреливали на кремлевской стене солдат», большевики сохранили «не только воинскую честь, но и оружие»[1552]. Договор предусматривал: сдачу юнкерами только боевого оружия; гарантию всем сдавшимся свободы и неприкосновенности личности. Юнкера могли возвратиться в свои части… «Казакам с их офицерами предоставляется свободный выезд»[1553]. Член ВРК Г. Усиевич заявлял: «Расправы допустить не можем» и пояснял, что ВРК пошел на договор «прежде всего» потому, что борьба уж деморализовала массы[1554].
В начале декабря 1917 г.
В начале 1918 г. были освобождены: генерал-квартирмейстер Северного фронта В. Барановский, арестованный за контрреволюционную деятельность; бывший военный министр Временного правительства, один из лидеров антисоветского «Союза возрождения России» А. Верховский; 14 членов ультраправой группы во главе с лидером В. Пуришкевичем, готовившим вооруженное выступление офицеров[1557]; арестованный за антисоветскую деятельность, бывший обер-прокурор святейшего синода и крупный помещик А. Самарин[1558]; председатель «Союза Союзов» А. Кондратьев организовавший забастовку госслужащих в Петрограде[1559]; председатель «Комитета общественной безопасности» В. Руднев — один из главных виновников московского кровопролития, а так же десятки членов контрреволюционных организаций, саботажники и т. д.[1560]
Отношение большевиков к террору в то время демонстрировала и развернувшаяся в партии дискуссия по вопросу о смертной казни. Последняя была отменена еще Временным правительством, сразу после февральской революции, но в июле 1917 г. восстановлена Керенским для фронта: за воинские преступления, измену, убийства и разбой. Советская власть одним из своих первых постановлений отменила это решение Керенского[1561]. Против смертной казни выступало большинство, позицию которого отражали слова А. Луначарского, сказанные в октябре 1917 г.: «Я пойду с товарищами по правительству до конца. Но лучше сдача, чем террор. В террористическом правительстве я не стану участвовать. Лучше самая большая беда, чем малая вина»[1562].
Вздор, отвечал на отмену смертной казни Ленин — «Неужели же вы думаете справиться со всеми врагами, обезоружив себя? Какие еще есть меры репрессии? Тюремное заключение? Кто ему придает значение во время гражданской войны, когда каждая сторона надеется победить? — Ошибка, — повторял он, — недопустимая слабость, пацифистская иллюзия…»[1563]. Но Ленин оказался в меньшинстве и до февраля 1918 г. смертной казни не существовало.
Все попытки введения в тот период смертной казни незамедлительно пресекались. Так был отменен Приказ № 1 от 1(14) ноября 1917 г. главнокомандующего войсками по обороне Петрограда М. Муравьева о беспощадной и немедленной расправе с преступными элементами[1564].
Примкнувший к левым эсерам пдп. М. Муравьев, до октября 1917 г. был начальником охраны Временного правительства. С 1918 г. он возглавил войска Красной Армии действовавшие на Украине, где в начале января, в Киеве, местными антисоветскими силами было расстреляно более 700 рабочих-арсенальцев. В ответ М. Муравьев, по пути следования его эшелонов в Киев, расстрелял около 20 гайдамаков[1565]. После захвата Киева по приказу Муравьева в городе в течение трех дней, по словам Мельгунова, было расстреляно более тысячи человек[1566]. Муравьев использовал расстрел, как метод наказания и в борьбе с грабежами в армии: в конце января 1918 г. на Румынском фронте по его приказу было расстреляно 30 анархистов из 150 членов анархистского отряда подчинявшегося ему[1567].
Действия Муравьева вызвали резкое осуждение среди многих большевистских лидеров. «Худший враг наш не мог бы нам столько вреда принести, сколько он принес своими кошмарными расправами, расстрелами, самодурством, предоставлением солдатам права грабежа городов и сел, — указывал Дзержинский на следствии над Муравьевым, — Все это он проделывал от имени советской власти, восстанавливал против нас население…»[1568]. Однако, несмотря на многочисленные свидетельства, следственная комиссия не подтвердила предъявленные обвинение и 9 июня 1918 г. дело было прекращено за отсутствием состава преступления.
Причина этого очевидно крылась в том, что большевики не хотели подвергать угрозе разрыва шаткое сотрудничество с левыми эсерами. Но это не поможет, спустя всего месяц, после подавления левоэсеровского мятежа 7 июля в Москве, по приказу левоэсеровского Центрального комитета Муравьев, находясь в должности главнокомандующего Красной Армией на Средней Волге, повернет свои войска против большевиков, и выступит за сотрудничество с чехословаками, за продолжение войны с Германией. Выступление было быстро пресечено местными большевиками, Муравьев застрелился[1569].
«Несмотря на многочисленные антибольшевистские заговоры и выступления, к их участникам применялись достаточно гуманные меры…, — отмечает историк Ратьковский, — Подобное наказание контрреволюционеров исходило… из дооктябрьских представлений о характере пролетарской диктатуры и кратковременном сопротивлении буржуазии, для подавления которого нет необходимости в смертной казни и длительных сроках тюремного заключения»[1570]. В тылу в качестве наказания в этот период большевики в основном применяли такие меры, как конфискация, лишение карточек, выдворение, и выселение, опубликование списков врагов народа, общественное порицание и т. д.[1571].
«Диктатура есть железная власть, революционно-смелая и быстрая, беспощадная в подавлении, как эксплуататоров, так и хулиганов; А наша власть, — отмечал в начале 1918 г. Ленин, — непомерно мягкая, сплошь и рядом больше похожая на кисель, чем на железо»[1572]. Даже в тех районах, где гражданская война уже началась (весной 1918 г.) отношение большевиков к добровольцам демонстрирует следующий пример: «при отступлении из Екатеринодара А. Деникин для ускорения движения и маневра оставлял тяжелораненых в станицах встречавшихся по пути. Согласно белым источникам из 211 оставленных в станицах и попавших в руки красных 136 выжили»[1573].
Почему же летом 1918 г. гуманисты большевики вдруг неожиданно обратились к Красному террору?
Для большевиков первым толчком к ужесточению внутренней политики стало выступление Добровольческой армии на Юге России и провал первых Брестских переговоров, приведший к началу немецкого наступления. В ответ 21–22 февраля Совет народных комиссаров (СНК) издает постановление «Социалистическое отечество в опасности», и наделяет ВЧК правом внесудебного решения дел с применением высшей меры наказания — расстрела. Этими двумя решениями СНК фактически вводил в стране режим «военного положения». С этого времени органы ВЧК вели не только оперативную работу, но и проводили следствие и выносили приговор, заменяя следственные и судебные органы[1574]. ВЧК было предоставлено «право непосредственной расправы с активными контрреволюционерами», в число которых включались: «неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы, саботажники и прочие паразиты» — все они «расстреливались на месте»[1575].
Декрет «Социалистическое отечество в опасности», отмечает Ратьковский, открыл целую череду несанкционированных расстрелов местными органами власти, так как в документе не говорилось об органах, получивших это право. Уже в первый день применения смертной казни 22 февраля в Петрограде было расстреляно не менее 13 уголовников. Расстрелы продолжались и после выхода разъяснений ВЧК от 23 февраля, в которой говорилось о закреплении расстрельной функции только за ЧК и недопустимости самосудных приговоров. Расстрелы не стали даже менее массовыми. Счет расстрелянных на месте преступления 26 февраля доходил в Петрограде уже до 20 человек[1576]. В марте советская периодика фиксирует около 100 подобных случаев расстрелов. Значительная часть из них приходилась на Москву, в Петрограде же ситуация постепенно улучшалась[1577].
Первый расстрел по постановлению коллегии ВЧК был произведен 26 февраля и применен к самозваному князю Эболи за ряд грабежей, совершенных им под видом обысков от имени советских органов. В тот же день ВЧК расстрелял четверых матросов налетчиков и одного немецкого шпиона[1578]. 28 февраля ВЧК расстреляла еще двух грабителей действовавших от ее имени[1579]. За февраль было расстреляно 9 человек за исключением одного немецкого шпиона, все остальные были уголовники рецидивисты[1580]. 22 марта 1918 г. в «Известиях ВЦИК» было опубликовано постановление ВЧК «О создании местных чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией».
Из 196 дел рассмотренные Петроградской ЧК за первые 100 дней своей деятельности 102 было связано со спекуляцией, 75–заведено на уголовников и лишь 18 дел имело политическую окраску[1581]. Из последних 10 было прекращено за недостаточностью улик, 3 закрыты по амнистии 1 мая, остальные переданы в ревтрибуналы[1582]. Смертная казнь к политическим противникам в Петрограде не применялась, — подчеркивает Ратьковский, — вплоть до второй половины августа 1918 г.[1583]
Но даже в условиях единичных случаев применения смертной казни по отношению к уголовникам у чекистского руководства и рядового состава стали наблюдаться нервные срывы, вызванные переутомлением и моральной ответственностью, сообщала в ЦК одна из лидеров эсеров и известная террористка М. Спиридонова[1584].
Примером в данном случае могло являться свидетельство английского разведчика Р. Локкарта, который отмечал, что каждое подписание смертного приговора причиняло заместителю председателя ВЧК Я. Петерсу физическую боль «в его натуре была большая доля сентиментальности, но он был фанатиком во всем, что касалось столкновений между большевизмом и капитализмом…»[1585].
Сам Петерс мотивировал свое согласие с введением расстрела вовсе не идеологическими причинами: «в течение нескольких месяцев… смертную казнь мы отвергали, как средство борьбы с врагами. Но бандитизм развивался с ужасающей быстротой и принимал слишком угрожающие размеры. К тому же мы убедились, около 70 % наиболее серьезных нападений и грабежей совершались интеллигентными лицами, в большинстве бывшими офицерами. Эти обстоятельства заставили нас в конце концов решить, что применение смертной казни неизбежно…»[1586].
В марте-апреле британский и японский десанты высаживаются в Мурманске и Владивостоке, начинается новое немецкое наступление, а гражданская война постепенно начинает охватывать Юг России. Вместе с ней начинается и «Белый террор», однако большевики более полугода не отвечали на него, делая максимум возможного для того, что бы предупредить перерастание эксцессов, возбужденных революцией и «русским бунтом», в гражданскую войну. Радикализм корниловцев, кадетов и т. д., не представлял для большевиков той угрозы, из-за которой имело бы смысл прибегать к методам террора. «В первое полугодие 1918 г. чрезвычайные комиссии, — отмечает этот факт Ратьковский, — не использовали террор, как оружие политического устрашения противника. ВЧК, обладая чрезвычайными полномочиями, еще не применяла мер, даже отдаленно схожих с террором»[1587]. Об этом свидетельствовали и данные приводимые исследователями того времени (Таб. 8):