Реакция Сталина на то, что он воспринял как секретные маневры американцев, была быстрой. В Потсдаме он сказал Трумэну, что СССР вступит в войну к середине августа, но Антонов сообщил американским начальникам штабов, что Советский Союз будет готов начать боевые действия во второй половине месяца. Скорее всего, первоначально операция должна была начаться между 20 и 25 августа, но еще до Потсдамской конференции дата вступления в войну была перенесена на 11 число, хотя нам точно не известно, когда именно это было сделано. Однако после того, как американцы обзавелись атомной бомбой и Трумэн обвел Сталина вокруг пальца с Потсдамской декларацией, советский лидер решил ускорить подготовку к войне. Судя по всему, еще находясь в Потсдаме, он приказал маршалу Василевскому начать операцию на один или два дня раньше запланированной даты[303].

30 июля, через день после того, как Трумэн не дал Сталину поставить подпись под Потсдамской декларацией, кремлевский вождь назначил Василевского главнокомандующим советскими войсками на Дальнем Востоке с 1 августа. 2 августа Ставкой было отдано распоряжение о формировании трех фронтов: Первого Дальневосточного под командованием маршала К. А. Мерецкова, Второго Дальневосточного под командованием генерала армии М. А. Пуркаева и Забайкальского под командованием маршала Р. Я. Малиновского. Завеса секретности, за которой Сталин готовился к войне с Японией, была сброшена, и устрашающая советская военная машина была приведена в движение[304].

3 августа начальник штаба Главного командования советских войск на Дальнем Востоке генерал-полковник С. П. Иванов и генерал-полковник Васильев (псевдоним Василевского) послали Сталину и Антонову важный отчет. Василевский и Иванов утверждали, что 39-я и 53-я армии Забайкальского фронта выдвигаются в намеченные районы сосредоточения в 50–60 км от границы, но с момента получения команды до начала фактических действий им понадобится от трех до пяти суток. Что касается Первого и Второго Дальневосточных фронтов, то они должны были начать боевые действия «в один день и час» с войсками Забайкальского фронта, «чтобы, использовав внезапность начала войны, захватом интересующих нас объектов улучшить свое исходное положение для начала основных операций». Далее они писали: «Независимо от этого окончательная готовность войск обоих фронтов установлена 5.08.45 г.». Поскольку в Приморье шли непрерывные дожди, состояние дорог и аэродромов ухудшилось, а улучшение погоды ожидалось между 6 и 10 августа. В донесении было сказано, что Тихоокеанский флот будет приведен в полную боевую готовность 5-7-го числа. Также там говорилось, что, по данным разведки, японцы увеличили количество пехотных дивизий и самолетов в Маньчжурии и Корее. Судя по этому донесению, Иванов и Василевский считали, что лучше всего будет начать боевые действия 9 или 10 августа – за один или два дня до запланированной даты.

В конце телеграммы они просили Ставку не позднее 5 августа дать «окончательное указание по срокам начала действий для двух основных направлений, а также и по остальным вопросам, и главным образом по вопросам политического и дипломатического порядка, связанным с этим»[305].

Это донесение проливает свет на два очень важных обстоятельства. Во-первых, очевидно, что оно является ответом на поступившее до того указание Сталина начать наступление на один или два дня ранее запланированной даты нападения (11 августа). Поскольку этот отчет был послан 3 августа, приказ Сталина точно был отдан до того: скорее всего, еще из Потсдама до отъезда генералиссимуса в Москву 2-го числа. Нет сомнений, что Сталин решил передвинуть начало военной операции на более раннюю дату в связи с действиями американцев, которые он воспринял как попытку добиться от Японии капитуляции до вступления в войну Советского Союза. На это явно указывают слова Василевского, в которых «сроки начала действий» увязываются с «вопросами политического и дипломатического порядка».

Во-вторых, хотя боевые действия должны были начаться 9 или 10 августа, точная дата пока еще не была выбрана. Видимо, где-то между 3 и 7 августа Сталин решил, что наступление начнется 11 августа в полночь по забайкальскому времени (6 вечера 10 августа по Москве)[306].

Сталин вернулся в Москву вечером 5 августа. Судя по его журналу посещений за этот день, сразу же после возвращения в Кремль он с головой погрузился в работу. Сталин встретился с несколькими из своих ближайших помощников, в частности с наркомом иностранных дел Молотовым, заместителем Молотова А. Я. Вышинским, главой НКВД Л. П. Берией, наркомом ВМФ Н. Г. Кузнецовым и наркомом внешней торговли А. И. Микояном, отвечавшим за ленд-лиз. Не вызывает сомнений, что по крайней мере часть этого совещания была посвящена войне на Дальнем Востоке. Также логично предположить, что Сталин постоянно находился на связи с Антоновым, скорее всего по «вертушке»[307]. Советская военная машина набрала полный ход. Сталин очень спешил.

США сбрасывают атомную бомбу на Хиросиму

«Малыш» был готов к бомбардировке уже 31 июля, но тайфун в Японии отложил время проведения операции. Тем временем были разработаны планы полетов бомбардировщиков. В миссии должны были принять участие семь самолетов: трем Б-29 надлежало вылететь к Хиросиме, Кокуре и Нагасаки для наблюдения за погодой; один самолет нес атомную бомбу; еще два должны были сопровождать основной бомбардировщик к цели: на одном должны были лететь ученые, на другом – фотографы; и еще одному Б-29 предстояло отправиться на Иводзиму и принять на борт бомбу, если у основного бомбардировщика возникнут какие-то неисправности. 4 августа полковник Пол Тиббетс провел совещание с участием экипажей бомбардировщиков Б-29, впервые сообщив летчикам о том, что им предстоит сбросить атомные бомбы на Хиросиму, Кокуру или Нагасаки. Капитан Уильям С. Парсонс из ВМС США, отвечавший за сборку первой атомной бомбы, показал экипажам самолетов фильм о взрыве ядерного устройства в Аламогордо. Один из присутствовавших на этом совещании летчиков, Эйб Спитцер, который тайно протоколировал происходящее, сделал такую запись: «Это похоже на какой-то странный сон, приснившийся человеку со слишком живым воображением»[308].

23. «Малыш», атомная бомба, сброшенная на Хиросиму 6 августа 1945 года. Диаметр 700 миллиметров, длина 3000 миллиметров, вес 4400 килограммов. Национальное управление архивов и документации

На следующий день, 5 августа, синоптики предсказали улучшение погодных условий. В 14:00 Кертис Лемэй, начальник штаба 21-й группы бомбардировщиков в Гуаме, «официально подтвердил, что миссия назначена на 6 августа». В тот же день «Малыш» был загружен на борт самолета Б-29, который Тиббетс назвал «Энолой Гэй» в честь своей матери. К обеду все приготовления были завершены.

В полночь Тиббетс провел последний инструктаж перед вылетом. Протестантский капеллан прочел торопливо написанную на обратной стороне конверта молитву, попросив: «Отец Всемогущий, будь с теми, кто отважился вознестись в Твои Небеса и пойти войной на наших врагов». После предполетного завтрака и группового фото на фоне бомбардировщика экипаж «Энолы Гэй» занял свои места в самолете. В 2:45 ночи (11:45 5 августа по вашингтонскому времени) «Энола Гэй» поднялась в воздух; вслед за ней с интервалом в две минуты взлетели самолеты с наблюдателями. В 8:15 утра по японскому стандартному времени «Малыш» был сброшен на Хиросиму. Тиббетс передал по внутренней связи: «Парни, мы только что сбросили первую атомную бомбу в истории» [Rhodes 1986: 701–710][309].

24. Полковник Тиббетс, пилот «Энолы Гэй», самолета, сбросившего бомбу на Хиросиму, машет рукой из кокпита своей машины перед взлетом 6 августа 1945 года.

Национальное управление архивов и документации

«Малыш» взорвался в 600 метрах над двором госпиталя Сима, в 170 метрах от цели – моста Айой через реку Ота; сила взрыва была равна 12 500 тонн в тротиловом эквиваленте. В эпицентре ядерного взрыва немедленно возник огненный шар температурой 3000 градусов по Цельсию и диаметром 800 метров; у людей, оказавшихся внутри этого шара, «в долю секунды сварились внутренние органы, и они превратились в дымящиеся угли». По городским улицам, мостам и тротуарам были разбросаны тысячи таких кучек пепла. Мужчина, ждавший открытия банка, сидя на крыльце, испарился целиком, оставив после себя только тень на гранитных ступенях.

Последовавшая за этим взрывная волна уничтожила тысячи домов, большинство из которых сгорело. Из 76 тысяч домов в Хиросиме были разрушены 70 тысяч. Огонь охватил весь город, пожирая все на своем пути. В наступившей ужасной тишине бесцельно бродили оставшиеся в живых люди, со многих слезала почерневшая от ожогов кожа. Некоторые отчаянно пытались разыскать своих пропавших близких. Река была запружена тысячами мертвых тел. Повсюду царили «колоссальная боль, страдание и ужас» – неслыханные и беспрецедентные. Затем на город обрушился черный дождь, полный радиоактивных частиц. Те, кто выжил при самом взрыве, вскоре начали умирать от лучевой болезни. Согласно одному исследованию, проведенному в Хиросиме и Нагасаки, при атомной бомбардировке мгновенно погибли 110 тысяч мирных жителей (в том числе 20 тысяч корейцев) и 20 тысяч солдат. К концу 1945 года умерли еще 140 тысяч человек [Midorikawa 1979: 274; Rhodes 1986: 713–734][310].

25. Атомная бомбардировка Хиросимы. Библиотека Конгресса, отдел эстампов и фотографий. Армия США, фотография американских ВВС

6 августа, через четыре дня после отплытия из Плимута, когда Трумэн завтракал с экипажем «Огасты», капитан Фрэнк Грэм, бывший дежурным офицером штурманской рубки, вручил ему следующую телеграмму: «Большая бомба сброшена на Хиросиму 5 августа в 19:15 по вашингтонскому времени. Первые сообщения говорят о полном успехе, который был даже большим, чем предшествовавшее испытание». Президент США ликовал. Он вскочил на ноги и пожал Грэму руку. «Капитан, – сказал он, – это величайшее событие в истории». Трумэн приказал Грэму сообщить эту новость Бирнсу, который завтракал за соседним столиком. Бирнс прочел телеграмму и воскликнул: «Прекрасно! Прекрасно!» Через несколько минут была доставлена еще одна депеша, в которой говорилось о «видимых разрушениях, превосходивших результаты всех испытаний». Завладев вниманием членов экипажа, собравшихся в столовой, Трумэн возвестил: «Мы только что сбросили на Японию новую бомбу, мощность которой превышает 20 тысяч тонн тринитротолуола. Операция закончилась полным успехом!» Затем Трумэн с Бирнсом отправились в офицерскую кают-компанию, чтобы сообщить эти новости командованию «Огасты» [Truman 1955: 421–422][311].