Книги
Годы привередливые. Записки геронтолога
В последний день состоялось обсуждение резолюции съезда. Ключевым вопросом стал пункт об организации нового Российского научно-практического общества геронтологов и гериатров РАМН и Минздрава РФ, которое затем, по идее его создателей, должно быть преобразовано в Ассоциацию. Недоумение аудитории вызвало полное игнорирование в резолюции факта существования и активной деятельности уже в течение более пяти лет Геронтологического общества РАН, имеющего 28 региональных отделений и объединяющего ученых, врачей, педагогов, социальных работников и других специалистов вне их ведомственной подчиненности. Геронтологическое общество регулярно освещало на страницах «Вестника» ход подготовки к съезду, выпустило специальный номер «Вестника», посвященный съезду. К его началу вышел 3-й выпуск журнала «Успехи геронтологии». Представители многих регионов России высказывали свои сомнения в целесообразности организации еще одного геронтологического общества, что вносит определенный элемент ведомственного подхода и раскола в еще только набирающее силу развитие геронтологии в стране. Было проигнорировано предложение активизировать деятельность созданной в 1992 году Межрегиональной ассоциации «Геронтология и гериатрия» (по признанию ее вице-президента О. Г. Яковлева, существовавшей в последние годы практически лишь на бумаге). Протест аудитории вызвала попытка организаторов нового общества, призванного объединить практически работающих в гериатрии специалистов, не включить в состав нового правления главного гериатра Санкт-Петербурга Э. С. Пушкову, которая имела наиболее реальные достижения в решении проблем организации медико-социальной помощи пожилым в стране. Рейтинговым голосованием вопрос был однозначно решен в пользу Э. С. Пушковой. Съезд все же принял решение о создании нового Общества. В состав правления вошли пятнадцать человек, президентом общества был избран академик РАМН В. С. Гасилин.
Съезд оставил сложное и неоднозначное впечатление. Безусловно, следует подчеркнуть прекрасную организацию бытовой стороны проведения съезда. Четко работали службы встречи и размещения участников, хорошо работали транспорт и другие службы. Многочисленные экскурсии познакомили участников с достопримечательностями Самары. Одним из странных сюрпризов съезда стала водка «Долгожитель», которая, по-видимому, способствует долгожительству. Из других запомнившихся событий на съезде можно упомянуть прогулку на теплоходе по Волге, экскурсию в бункер Сталина, а также замечательный концерт хора Минина в зале Филармонии, потрясающе исполнившего «Перезвоны» Валерия Гаврилина. Возвратившись в свою каюту на теплоходе, под большим впечатлением от этого гениального произведения, я на одном дыхании написал стихотворение «Не гаси свечу»:
Не гаси свечу
1
2
3
4
После завершения съезда нас с Джорджем Ротом и его женой Мэри-Джейн забрал Юрий Гребенников на микроавтобусе, и мы покатили в Тольятти. Юрий, широкая душа, пригласил меня с Джорджем погостить у него пару деньков. Перед самым въездом в город водитель остановил машину – мотор перегрелся, открыл капот и побежал в придорожное кафе за водой. Все вышли размяться. Джордж подошел к открытому капоту и с удивлением воззрился на двигатель: «Я уже лет двадцать не видел карбюраторных моторов в автомашинах!» Через полчаса, перебравшись по гигантской плотине Куйбышевской ГЭС на правый берег Волги, мы, наконец, подъехали к дому Юрия. Вечером приехал Саша Бажутин с женой, были шашлыки, много водки и песен под гитару, включая, конечно, «Очи черные», которые с Джорджем мы полюбили петь еще в Стромболи. Было очень весело и легко. Наутро пошли на прогулку – взобрались на скалу, с которой открывалась захватывающая дух панорама на Волгу и плотину ГЭС. Перед обедом вышли на Волгу на Юрином катере. Внезапно, как это бывает у Жигулей, небо за несколько минут затянуло тучами. Поднялись огромные волны. Мощный катер бросало как щепку. Видно было, что Мэри-Джейн с Джоржем не на шутку испугались. Юрий, хорошо знакомый с капризами местной природы, тут же направил катер с подветренной стороны одного из островков, расположенных ниже плотины. Какое-то время мы переждали, шквал прекратился так же внезапно, как и налетел, тучи куда-то умчались, снова засияло солнце, мы вернулись в Моркваши к причалу. Тут же Юра купил у рыбаков несколько судачков и стерлядей, от вида которых Джордж пришел в полный восторг – «Рашен стуржен!». Пока все это готовилось к очередному пиршеству, Саша повел Мэри-Джейн к фонтанчику перед домом, у которого согласно заведенной традиции фотографировались все вновь посещавшие дом дамы – им вручалось весло, и фотография очередной «Девушки с веслом» помещалась в специальный альбом.
Тепло попрощавшись с гостеприимным домом на берегу Волги, мы отправились в аэропорт Курумоч, расположенный между Тольятти и Самарой, и спустя пару часов уже были в Санкт-Петербурге, где нас ждали Пушкин, Павловск, Эрмитаж и катание по заливу на яхте, которую арендовал в то время Хавинсон. Джордж в течение многих лет при каждой нашей встрече вспоминал ту свою фееричную поездку в Россию и неизменно передавал привет Юрию и Волге.
7–11 июля 1999 года в Берлине должен был состояться IV Европейский геронтологический конгресс. Мы с В. Хавинсоном от имени Геронтологического общества пригласили избранного в Аделаиде президентом МАГ профессора Гари Эндрюса по дороге из далекой Австралии в Европу побывать в Санкт-Петербурге и познакомиться с работой Общества, Института биорегуляции и геронтологии и Городского гериатрического центра. Гари первый раз был в Петербурге, и, конечно же, прием был проведен по высшему разряду. Были и посещения Эрмитажа, Пушкина, Петропавловского собора, Мариинского театра, Большого зала филармонии, катания на катере по каналам и Неве. Хавинсон предложил Эндрюсу пройти стандартное обследование, которое в его институте делают амбулаторным пациентам. Как потом говорил сам Эндрюс, такого уровня он не видел ни в одной австралийской клинике. Не меньшее впечатление на него произвело и посещение Городского гериатрического центра, который, по его мнению, не уступает по уровню поставленной работы и оборудованию лучшим гериатрическим центрам мира. 6 июля мы с Г. Эндрюсом, В. Хавинсоном и ещё несколькими питерцами вылетели в Берлин.
IV Европейский геронтологический конгресс проходил во Дворце конгрессов в Западном Берлине. В его работе принимали участие довольно много россиян. Мне запомнилось несколько встреч, сыгравших значительную роль в моей дальнейшей научной жизни. Во-первых, в Берлине я познакомился с Анатолием Яшиным. Доктор физико-математических наук, он начинал свою научную карьеру в Институте проблем управления РАН в Москве, где трудился в одной лаборатории с небезызвестным бизнесменом и политиком Б. А. Березовским, затем долго работал в США с Джимом Вопелем, а в середине 1990-х годов вместе с Джимом организовал в Ростоке (Германия) Институт демографических исследований общества имени Макса Планка. Вопель стал директором института, а Яшин возглавил отдел передовых математических методов. Будучи блестящими математиками, они много сделали для внедрения математических методов и компьютерного моделирования в демографические исследования. В 2004 году Дж. Вопель был избран членом Национальной академии наук США. Буквально за несколько лет институт в Ростоке стал Меккой для всех демографов мира. В лаборатории Яшина обсчитывались результаты многих геронтологических экспериментов, выполнявшихся в ведущих лабораториях США и стран Европы. А. И. Яшин планировал серьезно заняться проблемой старения и рака, был знаком с работами нашей лаборатории и пригласил меня к сотрудничеству. Для начала – приехать в Росток и прочесть в Институте имени Макса Планка лекцию по проблеме. Так началось наше многолетнее сотрудничество и искренняя дружба.
Уже в октябре 1999 года я был в Ростоке с кратким ознакомительным визитом. Росток оказался симпатичным живописным городом, уютно расположившимся на берегах полноводной реки Варнов. Яшин познакомил меня со своими сотрудниками и коллегами. Среди них были работавшие в Институте имени Макса Планка по контракту Александр Бегун, выполнявший диссертацию на степень доктора философии, киевлянин Сергей Бойко, недавно окончившая механико-математический факультет Киевского университета Анна Семенченко, а также приехавшие на один-два месяца математики из Москвы профессор Василий Николаевич Новосельцев и его жена канд. физ. – мат. наук Жанна Анатольевна, канд. техн. наук Анатолий Иванович Михальский из Института проблем управления РАН, молодой доктор физ.-мат. наук из Ульяновского университета Александр Бутов, его аспиранты Дима Жданов и Костя Арбеев и другие. Видимо, лекция прошла хорошо – меня тут же пригласили приехать уже на месяц в следующем году. Дж. Вопель и А. Яшин предложили мне написать вместе с ними книгу «Cancer Rates Over Age, Time, and Place», что, наверное, следует перевести как «Изменения частоты рака в зависимости от возраста, времени и места». Идея показалась мне интересной, но я не хотел браться за написание эпидемиологического раздела книги. Яшин попросил подыскать в России молодого специалиста, который согласился бы поехать на работу в Институт имени Макса Планка на один-два года для работы над этой монографией. Я предложил несколько кандидатур, из которых Яшин отобрал генетика канд. биол. наук Светлану Украинцеву, работавшую в Медико-генетическом центре РАМН в Москве. Спустя несколько лет она вышла замуж за А. Яшина.
«Судьбоносной» оказалась встреча в Берлине с Александром Сидоренко. Мы с ним познакомились в 1976 году на съезде геронтологов в Киеве, когда он работал в Институте геронтологии в лаборатории Г. М. Бутенко и занимался иммунологией старения, защитил кандидатскую диссертацию. Мы часто виделись на многочисленных геронтологических конференциях. В один прекрасный день его судьба коренным образом изменилась. Заболел директор института академик Д. Ф. Чеботарев, и тогда из Отдела (программы) по проблемам старения ООН, располагавшегося в те годы в Вене, отозвали возглавлявшего этот Отдел В. В. Безрукова, которого и назначили директором Института геронтологии. На место Безрукова командировали Александра Сидоренко. Вскоре офис Программы старения перевели в Нью-Йорк, где находится Штаб-квартира ООН. Так Саша стал «американцем». Мы несколько лет не виделись и искренне были рады встрече в Берлине. Сидоренко рассказал мне о планах его Программы совместно с МАГ подготовить «Программу по исследованиям старения в XXI веке», которая легла бы в основу Международного плана действий в отношении старения. Этот план предстояло принять в 2002 году в Мадриде на Всемирной ассамблее по старению. Они с Гари Эндрюсом подбирали команду для подготовки этих документов и предложили мне участвовать в работе международной группы экспертов. Конечно же, основную роль в решении пригласить меня в «команду» экспертов сыграло то обстоятельство, что я имел опыт работы в Международной программе химической безопасности ВОЗ, участвовал в трех проектах этой программы, а в последнем из них («Принципы оценки безопасности химических веществ для пожилых людей») был одним из руководителей проекта.
Первое совещание по этому грандиозному проекту состоялось в феврале 1999 года в Нью-Йорке, и в нём я не участвовал. Моя работа в этом проекте началась после Берлинского конгресса. Я принял участие во втором совещании, которое проходило в Штаб-квартире ООН в Нью-Йорке 10–12 ноября 1999 года. В нем участвовали, наряду с А. Сидоренко и Г. Эндрюсом, Г. М. Бутенко, Алан Уолкер и Том Кирквуд из Англии, Жан-Мария Робин из Франции, Тони Антонучи и Кевин Кинсела из США, индиец П. Рамамурти, Ирена Хоскинс из Женевы, представлявшая Программу старения ВОЗ, и еще несколько специалистов из разных стран.
К началу совещания руководители попросили подготовить рабочие документы по разным направлениям Программы. Мне был поручен раздел «Фундаментальные исследования по ассоциированным с возрастом заболеваниям», Тому Кирквуду – «Биомедицинские науки и старение человека: возможности и вызовы». Всех участников совещания разбили на группы по интересам, и интенсивнейшая работа шла в этих «командах». Ежедневно утром и вечером все собирались вместе и докладывали о проделанной за день работе. В результате был подготовлен первый черновой вариант Программы, работа над которым продолжалась вплоть до декабря 2001 года, когда на совещании в курортном городке Сальсомаджиоре, близ Пармы в Италии, комитет экспертов принял её окончательную редакцию. Я считаю нашей с Томом Кирквудом общей заслугой то, что в Программу были включены пункты о необходимости фундаментальных исследований по биологии старения, которым большинство экспертов, работая в областях прежде всего социальной геронтологии, демографии и гериатрии, не уделяли должного внимания. На последнем заседании совещания я предложил опубликовать Программу в нашем журнале «Успехи геронтологии», что было с благодарностью принято. Документ на английском языке был опубликован летом 2001 года в 7-м выпуске журнала[123]. Лишь через несколько месяцев Программа была издана Штаб-квартирой ООН в Нью-Йорке.
Нам с В. Х. Хавинсоном было ясно, что необходимо изучить влияние пептидов на экспрессию генов. Здесь мог помочь мой друг профессор Евгений Иосифович Шварц – тёзка знаменитого драматурга. Евгений заведовал отделом молекулярной биологии в ПИЯФе – Петербургском институте ядерной физики РАН в Гатчине, а также кафедрой генетики в Педиатрической медицинской академии. Шварц был одним из ведущих специалистов страны по молекулярной генетике, публиковался преимущественно в международных журналах. У Шварца начинал свой путь в науке мой сын Сергей, который работал у него с 3-го курса института. Знания и навыки, которые получил Сергей в лаборатории Шварца, сыграли, на мой взгляд, решающую роль в выборе им научной специальности и, наверное, во всей его последующей научной карьере.
Шварц весьма скептически относился к работам Хавинсона, и мне с трудом удалось уговорить его встретиться с Владимиром. Обаяние же Хавинсона и научное любопытство Шварца преодолели его скепсис. Началось их реальное сотрудничество, закончившееся диссертацией Дины Соловьевой и введением генетического паспорта в систему профилактики преждевременного старения, разрабатываемую в Институте биорегуляции и геронтологии. После безвременной кончины Е. И. Шварца от инфаркта миокарда, исследования по этому направлению были продолжены под руководством проф. В. Г. Горбуновой.
Важнейшие данные о способности синтетического пептида эпиталона подавлять экспрессию онкогена HER-2/neu были получены нами совместно с Клаудио Франчески и Мауро Провинциали из итальянского Национального института изучения старения в Анконе, откуда и были привезены трансгенные мыши с этим онкогеном[124]. По договоренности с Ирмгард Иренберг-Фибигер, в её лабораторию молекулярной геронтологии при Женевском университете поехал Игорь Бондарев, который установил способность эпиталона вызывать элонгацию теломер и преодолевать лимит Хейфлика в культуре эмбриональных фибробластов человека[125].
Одними из важнейших результатов стали данные, полученные моим сыном Сергеем, который несколько лет работал в Балтиморе в Геронтологическом исследовательском центре Национального института старения, входящего в систему Национального института здоровья США. Мне удалось договориться с Эдом Лакаттой – заведующим отделом молекулярной кардиологии, где работал Сергей, и его непосредственным научным руководителем Кеном Богилером о совместном эксперименте по исследованию ряда синтетических пептидов и мелатонина на экспрессию генов в тканях мышей. В нашей лаборатории шёл эксперимент по изучению влияния эпиталона, вилона и мелатонина на продолжительность жизни у мышей СВА[126]. В дополнительной серии опытов мыши получили указанные препараты, а также пептид из коры головного мозга кортексин и пептид сердца. У животных были взяты и заморожены печень и головной мозг и отправлены в Балтимор, где Сергей, используя микрочиповую технологию, показал специфичность действия пептидов и мелатонина на экспрессию генов. Было исследовано 15247 генов, что в то время было рекордным. Работа стоила американцам несколько сот тысяч долларов. Результаты были опубликованы в нескольких статьях, вошли в изданную издательством РАМН монографию[127],[128],[129],[130] и легли в основу кандидатской диссертации Сергея.