В модельных опытах он сорбирует полициклические ароматические углеводороды на 100 %, а уровень нитрозосоединений снижает на один-два порядка. Более того, сорбент оказался суицидным, то есть не отдавал в среду вещества после полного им насыщения. Передавая отчёт об исследовании приехавшему за ним в Институт молодому человеку, я спросил, где ещё применяется или может найти применение этот уникальный сорбент. «Он уже широко используется в бытовых фильтрах для очистки воды „Аквафор”», – последовал ответ.
– А ведь ваш сорбент может оказаться весьма эффективным для профилактики рака. Мы можем это выяснить. Передайте, пожалуйста, моё предложение руководству фирмы «Аквафор».
– Я являюсь вице-президентом фирмы. Наша фирма российско-американская. Через неделю вернётся из Нью-Йорка мой американский партнёр, я переговорю с ним. Мы обязательно рассмотрим ваше предложение и сообщим о нашем решении.
Так мы познакомились с Александром Иосифовичем Либерманом, кандидатом химических наук, окончившим Ленинградский технологический институт. Он вскоре позвонил и пригласил на совещание в клинику Гуревича, который был консультантом их фирмы. На совещании меня познакомили с Джозефом Шмидтом, выпускником Колумбийского университета, защитившим там же диссертацию на степень PhD по химии. Шмидт хорошо, с небольшим акцентом говорил по-русски. Его ребенком вывезли из СССР эмигрировавшие в США родители. Меня попросили обосновать моё предложение.
Я рассказал, что в нашей лаборатории моими коллегами К. М. Пожарисским и А. Я. Лихачёвым было установлено, что при подкожном введении крысам сильного канцерогенного нитрозосоединения 1,2-диметилгидразина он метаболизируется в печени в так называемые проксимальные канцерогены, которые выводятся из печени с желчью, попадают в просвет кишки, где реабсорбируются кишечным эпителием, образуют аддукты с ДНК, алкилируют гуанин в О6-позиции, что инициирует канцерогенез в толстой кишке. Опухоли, морфологически сходные с аденокарциномами толстой кишки человека, у крыс в этой модели развиваются практически в ста процентах случаев уже через четыре-шесть месяцев после начала введения канцерогена. Есть все основания предполагать, что если одновременно с началом введения канцерогена крысам с кашей вводить этот замечательный сорбент, то частота опухолей будет существенно меньше, чем у контрольных крыс, которым будут давать кашу без добавления сорбента. Химиков в России и США учат хорошо. Джозеф и Александр сразу поняли и оценили идею. «А как это приложимо к человеку?» – задал вопрос Гуревич. «Большинство канцерогенов попадает к нам в организм с водой и пищей. Новый сорбент, даже если его принимать в малых дозах (одна-две чайных ложки), поглотит больше канцерогенов, чем широко применяемые активированный уголь или полифепан, которого нужно съесть не менее семидесяти граммов за один приём». – «Ничего не скажешь – убедительно», – отреагировал Константин.
– Сколько времени займет исследование и при каких ещё локализациях опухолей может оказаться эффективным наш сорбент? – задал свои вопросы до этого молчавший Шмидт.
– Сам опыт занимает ровно шесть месяцев, и два-три месяца уйдет на морфологическое исследование материала, статистическую обработку результатов и написание отчета. Что касается других локализаций, то можно ожидать снижения риска рака желудка, молочной железы, легких, мочевого пузыря и даже увеличения продолжительности жизни.
Последнее особенно всех заинтересовало. Я рассказал о работах, выполненных в киевском Институте геронтологии под руководством академика В. В. Фролькиса, в которых энтеросорбент увеличивал продолжительность жизни крыс. Джозеф Шмидт подвел итоги беседы.
– Всё, что вы рассказали, крайне интересно. Я думаю, что мы начнём наше сотрудничество. Я скоро должен снова лететь в Нью-Йорк. Не могли бы вы написать свой проект со ссылками на оригинальные работы и передать мне его до отъезда? Я бы хотел обсудить ваши предложения с моими консультантами в Колумбийском университете».
Проект был срочно подготовлен в письменной форме и доставлен в фирму. Недели через две позвонил Либерман и сообщил, что рецензенты в США высоко оценили наш проект и рекомендовали его к исполнению. Был заключен договор между НИИ онкологии им. проф. Н. Н. Петрова и фирмой «Аквафор» на выполнение научно-исследовательской работы по препарату «Аквален» (под таким названием сорбент был зарегистрирован в США и России). Наши предположения полностью подтвердились. Эксперименты с химическими канцерогенами показали высокую эффективность «Аквалена» в предупреждении рака толстой кишки и желудка, индуцируемых, соответственно, 1,2-диметилгидразином и N-метил-N-нитро-N-нитрозогуанидином у крыс, а также спонтанных опухолей молочной железы у мышей. Препарат также увеличивал среднюю продолжительность жизни животных. Нами был получен патент на средство, предупреждающее рак толстой кишки, а затем в журнале «Cancer Letters» издательства «Эльзевир» были опубликованы три статьи с результатами этих опытов[116],[117],[118]. Публикации в солидном международном журнале самым положительным образом сказались на конкурентоспособности фильтров для питьевой воды «Аквафор», которые в своей категории завоевали ряд отечественных и международных призов, лицензии на производство фильтров купили Китай и Швейцария. Фирма уже пятнадцать лет бесплатно заменяет фильтры для питьевой воды в нашей лаборатории и в виварии. Когда я вижу в метро или на улице рекламу фильтров «Аквафор», я подмигиваю им и желаю удачи. Само собой разумеется, что у себя дома мы пользуемся фильтрами только этой марки.
Глава 8. Мадридский план
Так получилось, что я дважды побывал на греческом острове Кос, расположенном в Эгейском море недалеко от другого знаменитого острова Родос. Первый раз это случилось в 1996 году, когда я получил приглашение принять участие в международном конгрессе по онкологии, организованном директором греческого Национального института онкологии профессором Димитросом Спандидисом. Димитрос был также главным редактором журнала «International Journal of Oncology» и собрал тогда на съезд членов редакционного совета этого журнала. Как раз в те годы я входил в их число. Из Афин до острова Кос нужно было лететь еще час на самолете греческой компании. Участники конгресса жили в одной из гостиниц, расположенных на берегу моря, там же проходили и научные заседания. На второй или третий день после обеда всех участников конгресса посадили в автобусы и повезли в Асклепион – комплекс руин античных храмов и сооружений. Именно там две тысячи лет тому назад располагалась знаменитая школа медицины, в которой работал и преподавал великий Гиппократ. Нам показали театрализованное представление, в котором по грандиозной лестнице с холма спускались одетые в белые хитоны юноши и девушки, игравшие на флейтах. Затем под музыку по лестнице спустился актер, изображавший Гиппократа. Он нес свиток, на котором написана знаменитая клятва врача, известная как «клятва Гиппократа». Актер зачитал нам ее на древнегреческом и английском языках. В городке нам показали на огромный развесистый платан, обнесенный специальной изгородью. По легенде, под эти платаном Гиппократ читал лекции своим ученикам. Рядом располагалась сувенирная лавка, где продавались любых размеров гипсовые, крашенные бронзовой краской, из металла, из дерева бесчисленные бюсты и скульптуры в полный рост, изображавшие великого грека. Показалось немного странным, что на бюстах Гиппократ был лысым и с бородой, тогда как на скульптурах в полный рост его украшала густая шевелюра. На стенах лавки были развешаны в застекленных рамках тексты клятвы Гиппократа на нескольких языках. Тексты были украшены его портретом и высушенным зеленым листом с легендарного платана. К сожалению, текста на русском языке не было, и я приобрел клятву на английском языке. Купил также два бюстика – для себя и в подарок Хавинсону, которому в ноябре того года исполнялось 50 лет. Выйдя из лавки, я подошел к платану и подобрал несколько опавших листьев, которые высушил, привез домой и раздарил коллегам.
Во второй раз мне довелось побывать на острове Кос в сентябре 2005 года, когда там состоялся симпозиум по профилактической гериатрии, организованный Атанасом Бенетосом. Также была организована экскурсия в Асклепион, состоялось представление с выходом Гиппократа и чтением знаменитой клятвы. Всё так же стоял и ронял свои драгоценные листья Гиппократов платан. Одно изменение я заметил в сувенирной лавке у платана – появилась клятва Гиппократа и на русском языке, что, безусловно, свидетельствовало о растущем потоке туристов-россиян на легендарный остров.
В июне 1998 года я полетел в США, в Сан-Антонио, куда был приглашен в качестве слушателя и лектора на летние курсы по экспериментальной геронтологии, организованные Национальным институтом старения США, Геронтологическим обществом Америки и Центром по исследованию старения Университета Техаса. Мероприятие проходило в семидесяти милях от Сан-Антонио, на берегу довольно большого искусственного озера, образованного плотиной, перекрывшей какую-то речку. Участников разместили в кампусе, очень напоминающем наши пионерские лагеря. По лагерю ходили совсем ручные благородные олени-попрошайки и целые выводки гусей.
Среди участников были хорошо известные мне по работам и встречам на разных конференциях Алан Ричардсон, Джон Куртзингер, Джудит Кампизи, Ричард Миллер, Джон Нельсон, Руди Танци. Были прочитаны пленарные полуторачасовые лекции по актуальным проблемам геронтологии. Очень интересно проходили ежедневные семинары, на которых все участники курсов делали доклады о своих текущих исследованиях; подчас бурно, но всегда доброжелательно обсуждали достоинства и недостатки проектов, высказывали интересные идеи и предложения о сотрудничестве.
Как раз в 1998 году под редакцией Балдуччи, Эршлера и Линча вышло восьмисотстраничное руководство по гериатрической онкологии «Comprehensive Geriatric Oncology», где рядом были расположены главы, написанные Джуди Кампизи и мной[119],[120]. Во время Школы мы с ней много обсуждали взаимоотношения старения и рака
Очень полезным для всех участников школы был семинар, посвященный особенностям подготовки заявок на гранты по биологии старения. Семинар вел Хуберт Уорнер, руководивший одним из отделов Национального института старения, координирующим все исследования по биологии старения в США. Непринужденная и дружеская атмосфера школы, беседы за полночь, посещение ранчо с «настоящими ковбоями» и песнями под гитару, плавание на яхте по озеру сблизили молодых и не очень «школьников», создали ощущение «команды», разгадывающей одну из основных загадок природы – причину старения и долголетия.
Уже одно имя этого города вызывает щемящее чувство тревоги и потери. Именно здесь, верят все, кто ходил по камням площади внутри замка, по его мрачным залам, жил и страдал Гамлет, принц датский, обессмертивший город и его создателя. Именно в Эльсиноре в конце августа 1998 года состоялся I Европейский конгресс по биогеронтологии, в котором приняли участие около сотни специалистов со всего света. Девиз конгресса «От молекулярной генетики до популяционных исследований» вполне соответствовал широте охвата интересов его участников. Россия была представлена тремя докладами. Конгресс прошёл достаточно скромно, однако на нем произошло событие, которое сыграло значительную роль в развитии геронтологии в нашей стране. В первый же день ко мне подошел председатель оргкомитета конгресса Андрус Вийдик и от имени секции биологии и исполкома Европейского отделения МАГ предложил Российскому геронтологическому обществу провести следующий конгресс по биогеронтологии в Санкт-Петербурге в 2000 году. Не скажу, что это предложение явилось для меня большой неожиданностью. Геронтология в России была на подъёме, в разных городах проходило множество конференций, к нам приезжали ведущие геронтологи мира и Европы, в частности президент МАГ Гари Эндрюс и президент Европейского отделения МАГ Марио Пассери. На них произвели большое впечатление Городской гериатрический центр и Институт биорегуляции и геронтологии. Начали издаваться журналы по геронтологии: в Москве – «Клиническая геронтология», в Санкт-Петербурге – «Успехи геронтологии», в следующем году предстоял I Российский съезд геронтологов и гериатров. Перед отъездом в Данию мы с В. Хавинсоном и Э. Пушковой обсуждали возможность проведения какой-нибудь крупной международной конференции в Петербурге – все возможности для этого у нас к этому времени уже были. И, конечно, предложение Вийдика оказалось весьма кстати. На заключительном заседании о нашем предложении провести конгресс в Санкт-Петербурге было публично заявлено, что вызвало большой энтузиазм и аплодисменты аудитории. Перед отъездом мы со Славой Морозовым посетили замок и поразились тому, как удалось Козинцеву, который никогда не был в Эльсиноре, так точно передать в своем гениальном фильме атмосферу этого мрачного сооружения на берегу холодного моря. Возвращались в Питер мы с чувством выполненного долга. На вопрос Гамлета: «Но что у вас за дело в Эльсиноре?» (акт 1-й, сцена 2) мы имели вполне четкий ответ.
На очередной конференции «Самарские лекции», состоявшейся весной 1998 года, было принято важное решение о проведении в Самаре в 1999 году I Российского съезда геронтологов и гериатров. О. Г. Яковлев, как я уже упоминал, был блестящим организатором и сумел заручиться поддержкой Самарского губернатора и Минздрава России. И вот съезд грянул… Открытие состоялось 20 июня 1999 года в зале Самарской филармонии, часть заседаний проходила на уже знакомом теплоходе «Валериан Куйбышев», другая – в Госпитале для ветеранов войн. Располагавшийся на сцене президиум возглавлял губернатор, высокие чины из Минздрава, московские и самарские академики. Вел церемонию какой-то местный артист. Первым слово взял губернатор, который популярно поведал делегатам съезда о том, что Самара – родина слонов, пардон, российской геронтологии, как он с «ребятами» съездил на Мальту и в Женеву и там принял судьбоносное решение об организации на самарской земле Международного центра по проблемам пожилых, который впервые собрал всех геронтологов страны и… далее в том же духе. О том, что в России работали Мечников, Боткин, Коренчевский, Белов, Френкель и многие другие ученые, бывшие гордостью не только отечественной, но и мировой геронтологии, состоялось четыре Всесоюзных съезда геронтологов и гериатров, наконец, с 1958 года существовал НИИ геронтологии АМН СССР, конечно, в речи Титова сказано не было… После приветствий от Минздрава и РАМН состоялось награждение премиями и медалями Межведомственного научного совета по геронтологии и гериатрии. За достижения в области прикладной геронтологии медалями и премиями были награждены начальник Комитета здравоохранения администрации Самарской области Р. А. Галкин, ректор Самарского медицинского университета Г. П. Котельников и генеральный директор самарского НИИ «Международный центр по проблемам пожилых» О. Г. Яковлев. За достижения в фундаментальной геронтологии премию и медаль получил А. И. Оловников. Признаюсь, что мне пришлось приложить много усилий, чтобы это случилось, объясняя членам Совета, что такое теломера и теломераза и почему заслуги скромного кандидата биологических наук из Москвы перед российской геронтологией не уступают заслугам начальника Самарского здравоохранения. Премиями самарского НИИ «Международный центр по проблемам пожилых» и медалями им. Т. И. Ерошевского (самарский офтальмолог) были награждены Л. И. Дворецкий (Москва), Г. Л. Ратнер (Самара), В. Н. Шабалин и С. Н. Шатохина (Москва). Затем состоялся праздничный концерт. Гвоздём программы был вокально-танцевальный ансамбль, откровенно подражавший варьете «Мулен Руж», однако в исполнении канкана явно ему уступавший.
На следующий день началась обычная работа съезда. Научная программа была весьма насыщенной и, к сожалению, не оставляла времени для вопросов докладчикам и какой-либо дискуссии. Пожалуй, наиболее ярким событием съезда была лекция главного гериатра Санкт-Петербурга Э. С. Пушковой «Геронтотехнологии», вызвавшая живейший интерес аудитории. В ней были представлены не только самые современные представления о задачах, организации и методах оказания медико-социальной помощи пожилым, но и продемонстрированы возможности их практической реализации на примере пятимиллионного города.