Я попросил Брэддерс подменить меня, потому что из-за всех этих придурков за дверью я чувствовал, что внутри все клокочет от гнева. Реанимационные мероприятия продолжались, пока не пришел врач и не подтвердил смерть Никпона. Дежурный врач был очень спокоен. Перед тем как уйти, он спросил, в порядке ли мы, не выказав ни малейшего осуждения. Группа офицеров немного отошла от камеры. Среди всей этой болтовни о «Сити» и «Юнайтед» один парень наконец спросил, что это за запах. Думаю, поэтому они и отошли.

Следующие двадцать минут прошли как в тумане Они все пили чай как ни в чем не бывало, отвратительно. Двое парней из другого крыла, отрабатывающих здесь дополнительные смены, были в шоке. Не только из-за того, как выглядело тело Никпона, но и из-за поведения сотрудников.

– Как персонал может так себя вести? – спросил один. – Это отвратительно.

После этого он не появлялся на работе две недели.

Я вошел в кабинет, где еще шесть или семь парней пили чай и курили.

– Что с ним такое?

– Просто жесть.

– Это просто мертвый зэк – в чем проблема?

Стандартная болтовня типа крутых ребят.

Я и раньше злился, но теперь я словно дымился от злости. Брэддерс сказала мне отдохнуть, немного подышать воздухом.

На каждого, кто делал что-то полезное, приходилось по крайней мере три бездельника, слонявшихся вокруг, включая этого большого придурка Мистера Трепло из сопровождения на похоронах, который объявил «срочный разбор полетов». Затем менеджер привел трех девиц из офиса, чтобы разобраться в деле Никпона – к счастью, тело уже было прикрыто. Не хватало только красного ограждения, как на выставке, и можно было бы брать плату за вход. Мы с Никки обнялись и пошли в служебную комнату, где она наконец расплакалась. У меня в глазах тоже стояли слезы.

В это же время явились трое из Независимого наблюдательного совета. Когда они просунули носы в дверь, плечи Никки тяжело вздымались, и я, должно быть, тоже выглядел не лучшим образом.

– Мы можем воспользоваться кабинетом?

Они пришли поглазеть, вот и все.

– Нет, черт возьми, не можете, – сказал я и пинком захлопнул дверь.

Мы с Никки переглянулись и рассмеялись. К этому моменту я уже был готов надрать задницу самому принцу Чарльзу.

У меня началась адская головная боль, я чувствовал себя дерьмово, и это не прекращалось до самой ночи. Мне еще предстояло пройти трехчасовой полицейский допрос, и они хотели знать все: события, предшествовавшие происшествию, все подробности случившегося, предысторию Никпона, каждую гребаную деталь. Полицейский был блестящим работником, очень дотошным. Но даже тогда нас, должно быть, перебивали раз десять.

Когда я наконец вышел из тюрьмы, была половина пятого пополудни, и к этому времени только медицинский персонал и дежурный врач спросили, как я себя чувствую. Я не хотел, чтобы незнакомые люди обнимали меня, но было бы хорошо, если бы кто-то из начальства признал, что я, возможно, чувствую себя немного расстроенным.

Покидая Стрэнджуэйс в тот день, я испытывал очень странные чувства. Я вышел из медицинского отделения, прошел по главной улице, миновал ворота, сдал ключи и просто стоял на парковке. Наступала ночь.

Как только я открыл дверь машины и сел в нее, у меня закружилась голова. От меня воняло. Я посидел немного, вышел, снял рубашку и бросил ее в багажник. Автостоянка в это время была забита народом, но мне было все равно. Я расстегнул ремень, сбросил брюки, и они тоже полетели в багажник. Ботинки, носки, все, вплоть до боксеров. Какой-то клоун похотливо присвистнул, как при виде красивой женщины. Я сел в машину и поехал домой.