– Голоса, – сказал он.
Две минуты, которые он там простоял, показались мне целым часом. Брэддерс сделала пару шагов в сторону, и люди уже держали руки на кнопках тревоги, приготовившись вызвать подмогу.
– Голоса, – повторил он.
– Тебе не нужен телевизор, парень?
– Нет, босс, – сказал он, опуская его и отдавая мне.
– Ты хочешь вернуться в свою камеру?
– Да, босс. Хочу.
Ого. Это был странный момент. Подобные инциденты, как правило, навсегда травмируют людей. С другой стороны, в медицинском отделении подобное случалось с такой регулярностью, что почти стало нормой.
Бобби действительно был нездоров, в отличие от Клиффа, который тоже убил своих детей. Он ушел из семьи, его бывшая нашла кого-то другого, и это ему не понравилось. Так довольно часто бывает, не правда ли? Он отомстил ей, убив собственных детей, двухлетнего и четырехлетнего, зверски задушил их. Более того, перед этим он велел им написать прощальное послание матери.
Трудно не принимать подобные вещи близко к сердцу, когда эти заключенные попадают в тюрьму. Особенно когда они притворяются психически больными. Возможно, вы, в свою очередь, предпочли бы задушить его, но должны оставаться спокойными.
Может быть, он думал, что, если будет вести себя как сумасшедший, ему станет легче. Он сидел за своей дверью раскачиваясь, явный притворщик. Он даже разговаривал с птицами, как Птицелов из Алькатраса[43]. Клифф продержался пару месяцев, прежде чем – как это всегда в итоге происходит – выдохся. Если человек не болен психически, то не может изображать это вечно. Он «пришел в себя» и решил немного поучиться.
Женщина, которая пришла рассказать ему об обучении, понятия не имела, почему он оказался в медицинском отделении. Мы отодвинули засов, чтобы дверь не заперли, когда девушка вошла, и ждали снаружи.
– Какой славный молодой человек! – сказала она, выходя, явно впечатленная.
Я промолчал. Потом она начала рассказывать мне о его перспективах и о том, как было бы приятно учить его.
– Даже несмотря на то, что он убил своих детей, – пробормотал я.
К. К. поморщилась и попросила меня выйти из кабинета, но это не помогло. Учительница ушла и больше не вернулась.
А потом появился Марк Бриджер. В начале октября 2012 года мы с Эми смотрели утренние новости дома, собираясь на работу, когда из Махинллета в Уэльсе сообщили, что в городе арестован мужчина за похищение и убийство Эйприл Джонс, пятилетней девочки, которая играла с друзьями неподалеку от своего дома. Он заманил ее в машину, а потом убил. Моя невеста спросила, попадет ли он в Стрэнджуэйс. Думаю, да, сказал я ей. Когда я доберусь туда, он уже наверняка будет в медицинском отделении, предсказал я, и не сильно ошибся. Я приехал в тюрьму через час, Бриджер тоже.
Он пробыл с нами десять месяцев, и я проводил с ним много времени, слишком много. Особо опасные заключенные не были редкостью в медицинском отделении: у нас были убийцы, детоубийцы, подонки всех мастей, с которыми как-то справлялись. Но кроме Павла Никпона, из всех, с кем я когда-либо работал, только один заключенный действительно пролез в мою голову и остался там навсегда.
Бриджер постоянно мелькал в прессе, и было только два места, где его могли разместить: в изоляторе или в медицинском отделении. Такого известного детоубийцу нельзя было отправлять даже в подразделения для уязвимых заключенных, потому что там полно преступников категории А, будь то в крыле А или в крыле Е, потому что зэки в обоих случаях либо перерезали бы ему горло, либо вздернули бы его, а возможно, и то и другое сразу. Я сразу знал, что в изолятор его не возьмут, потому что он проходил по протоколу ОУЗКР и угрожал убить себя, а эти проблемы были им не нужны. Так оно и вышло.
Большая часть ненависти, которую я испытывал к Бриджеру, была вызвана тем, как люди реагировали на такого человека. Первые три дня меня буквально тошнило от всего этого: «С тобой все в порядке, Марк? Как у тебя дела, Марк?»