Никому не грозила опасность быть очарованным кем-то из персонала в Стрэнджуэйс, а в медицинском отделении была своя доля тупиц, от бесполезных до ленивых и совершенно безнравственных; некоторых будто собаки на помойке воспитали.
У нас был парень, Джейми Харгривз, который перевелся в медицинское отделение, нуждаясь в безопасном месте: в крыле А его избили банкой тунца в носке, обвинив в том, что он украл мобильник другого заключенного. Ему досталось так сильно, что он провел целую вечность в коме. Джейми стал одним из уборщиков в раздаточной. Будучи маленьким подразделением, мы оказывались в непосредственной близости от всех: психически больных, тех, кто проходил детоксикацию, педофилов, насильников и так далее, – поэтому было важно, чтобы заключенные, выполняющие эту работу, точно не причинили им вреда. Однажды я, дурачась, жонглировал там апельсинами, как и вы, и в шутку притворился, что бросаю один в Харгривза. Он дернулся – я имею в виду, дернулся, как могла бы дернуться уличная собака, если вы на нее замахнетесь.
– Что это значит? – спросил я другого уборщика, но он только опустил голову.
– Что происходит, Джейми?
Но он не собирался ничего говорить мне.
В конце концов другой уборщик указал мне на руки Джейми. Бывали дни, когда не чувствовал своих рук и ног, когда мышцы буквально кровоточили, но я никогда не видел ничего подобного. Рука Джейми была не просто в синяках, она почернела – ниже локтя – и пожелтела.
– Что, черт возьми, это такое? – спросил я.
Оказалось, что Биффо Бэкон – офицер, который не перемолвился со мной ни словом ни разу с тех пор, как я перевелся в медицинское отделение, – входил в камеру Джейми и бил его по руке. Он делал это почти каждый день с тех пор, как Харгривза перевели к нам.
Я спросил другого уборщика, почему он мне ничего не сказал.
– Он просил меня не делать этого, а я не хочу неприятностей, мистер Сэмворт.
Я был просто в ярости. Вскоре все стало еще хуже. Этот говнюк Биффо Бэкон снял ботинок и швырнул его в голову Джейми – а ведь это парень, который был в коме… Никто не сообщил об этом начальству. Другой уборщик сказал мне, что персонал, который видел это, смеялся. Поэтому я пошел к К. К. и заставил ее посмотреть на это. Она посмотрела и пришла в такой же ужас, как и я. Видел ли я, как это делает Биффо? Нет, я этого не видел. К. К. пошла и поговорила с менеджером, так что все расследование было, но не очень серьезное. Дело не вышло за пределы тюрьмы, но люди снова стали называть меня стукачом. Как-то раз я сидел в блоке с офицером, который отработал тридцать пять лет и уже собирался уйти в отставку, человеком, который мне нравился, и вдруг он ни с того ни с сего сказал: «Мы так не делаем». Я отвел его в камеру Харгривза. Это было нелегко, но я заставил Джейми снять рубашку – его рука все еще была фиолетово-желтой. Я спросил этого офицера, рад ли он, что наш коллега сделал это, и он не нашелся что ответить. Просто представьте, что этот избитый парень – один из ваших детей. Какое-то время обстановка в коллективе оставалась неприятной, а Биффо Бэкон остался безнаказанным.
15. Воздух, которым я дышу
Похороны никогда не бывают приятными, но идти на них в качестве сопровождающего с заключенным еще хуже, чем в одиночку. Ты никому там не нужен. Ты – враг. Я сопровождал заключенных четыре раза. Удачливые офицеры никогда не ходят на похороны. Из тюрьмы могут отпустить попрощаться только в случае смерти близкого родственника: ребенка, родителя, супруга или брата. Отпускать заключенных на похороны – это определенный риск, которого Министерство внутренних дел предпочло бы избежать.
У нас был один парень, которого с двух лет воспитывали дедушки, – и ему все равно не разрешили проводить дедушку в последний путь, даже несмотря на то, что капеллан настаивал.
Это показалось мне жестоким, и мне было очень жаль его, но, полагаю, иногда это может быть справедливым. У некоторых из этих ребят слишком много дедушек!
Впервые меня послали сопровождать заключенного еще в Форест-Бэнке, почти сразу после того, как я поступил на службу. Это был азиат, очень расстроенный смертью своего отца. Я не знал, что он замышляет и чего ожидать, и, честно говоря, эта поездка мне даже нравилась поначалу – я жаждал приключений. С ним отправилось три офицера: один за рулем, другой, по кличке Высокий Парень, был прикован к парню наручниками, я был за старшего, несмотря на то, что у меня почти не было опыта – ни в тюрьме, ни в конвое. Мы ехали в микроавтобусе с надписью «СЗВ» – Служба задержания Великобритании – во весь бок. Зачем себя так рекламировать, я не понимаю. Мы прибыли на нужную улицу – машины припаркованы в два ряда на обочине, куча «мерсов». Викторианские двухквартирные дома нависали над нами своими эркерами, остроконечными крышами, типичными для этой части Солфорда. Водитель посмотрел на номера домов, нашел нужное место и… Черт меня побери! Покойный, видимо, был популярен. Там собралась куча народу, многие в мусульманских одеждах, тех, что похожи на халаты. На нас показывали пальцами и что-то кричали – насколько я мог судить, не по-английски. Атмосфера казалась довольно враждебной. Я больше не испытывал никакого энтузиазма; это точно было не то место, где мне хотелось находиться. Один парень начал кричать что-то мне в лицо.
– Кто здесь главный? – спросил я – и это было все, что я мог сказать. Они все еще орали. Через минуту или две я решил, что с меня хватит, и вернулся к фургону, чтобы скомандовать: «Сваливаем».
Откуда-то появился парень лет шестнадцати, жилистый и худой. На нем тоже были халат и молитвенная шапочка.
– Здравствуйте, – сказал он как можно вежливее. – Могу я вам чем-нибудь помочь?
Он посмотрел на фургон и кивнул заключенному.