Метадон может невероятно снизить артериальное давление, а также частоту сердечных сокращений, поэтому его воздействие контролируется медсестрами. У нас на нем погибли братья, двое или трое в одной тюрьме. Один парень прибыл в больничное крыло уже под кучей наркоты, а также на метадоновой программе. Его перевели в обычное крыло, и он умер, по сути, от передозировки. Парень проходил по протоколу ОУЗКР, и при этом никто не заметил, что он принимал слишком много препаратов. Это вызвало настоящую бурю. Я ненавидел детоксикационное крыло. Оно воняло и было полно людей, которые пытались упороться, – людей, которые постоянно попадали туда и выходили оттуда – по кругу. Я видел пятидесятилетних наркоманов, у которых было тридцать приговоров, так что очевидно – они ничему не научились на ошибках. Нужен был один серьезный проступок, чтобы их не выпускали каждые шесть месяцев, чтобы украсть еще несколько теликов стоимостью 500 фунтов (примерно 500 000 рублей), чтобы продать их за 30 и получить дозу. Это безумие.

В тюрьме есть врачи и медсестры, работающие исключительно над детоксикацией в рамках программы реабилитации наркоманов под названием «ППОНКППНЗ»: психологическая помочь, оценка, направление, консультация и программа поддержки наркозависимых заключенных. Это стоящий проект. Но однажды я разговаривал об этом с медсестрой, которая работала в манчестерских тюрьмах более десяти лет.

– Если один из ваших пациентов – наркоман, – спросил я, – каков наилучший сценарий лечения?

– Отправка его на пункт по обмену шприцев[39], – ответила она.

Она имела в виду, что любой, кто выходит из тюрьмы наркоманом, как правило, и остается таким.

Метадон – коварная штука, и его прием ни к чему хорошему не приводит. Это стоит якобы бедной тюремной службе целое состояние, которое можно было бы потратить на что-то другое, но его используют потому, что некий нюня-благодетель не любит заключенных с ломкой. Лучше помогите им очиститься и поддержите их, когда они выйдут из тюрьмы, чтобы они больше не принимали наркотики.

Тема наркотиков задевает меня за живое. Вскоре после того, как мой первый брак распался, я завел друзей в Шеффилде благодаря регби: обычная пара из среднего класса со своим домом и двумя хорошими рабочими местами. Однажды они небрежно обронили, что сидят на героине: «Мы любим баловаться, но употребляем только по субботам».

Я сказал, что они просто чокнутые, и в течение следующих нескольких лет видел, как они становились кончеными нариками. Они потеряли все, что имели, и в конце концов расстались – к счастью, у них не было детей – и умерли с разницей в шесть месяцев.

Потом был брат одного моего приятеля, женатый университетский лектор лет под тридцать, с двумя шестилетними мальчиками-близнецами. Отличный парень, но он пошел тем же путем. Он сидел на крэке в юности и десять лет спустя снова начал принимать. Его нашли мертвым с иглой в руке после передозировки в ванной.

Четвертый друг попался на крючок, и мы все сказали ему, что это убьет его. Он заперся в своей квартире на две недели, питаясь куриным супом, и вышел оттуда чистым и так до сих пор не сорвался, но это редкость. Проникнуть в психику наркоманов, как известно, непросто, наркотики захватывают их. А стратегии борьбы с этой проблемой в этой стране недостаточно хороши: конечно, когда таможня изымает 40 миллионов фунтов героина, это становится главной новостью. Но я готов поспорить, что на каждые обнаруженные 40 миллионов фунтов приходится в сто раз больше ненайденной наркоты.

Нужно начинать с детей. Огромная часть заключенных сидит за преступления, связанные с наркотиками, и наши дети – следующее поколение. Если бы моя дочь и ее приятели знали, какой вред на самом деле наносят наркотики, то никогда бы их не покупали. Надо начинать разговаривать с ребятами еще в школе.

Мы должны рассказать им о «вонючих ногах» – слишком мягкое название для этого действительно ужасного состояния. Многие заключенные делают инъекции в ноги, и в результате у них начинается гангрена. Гангренозные ткани воняют просто адски. Если бы можно было разлить этот запах по бутылкам и дать школьникам понюхать, это принесло бы больше пользы в долгосрочной перспективе, чем сто курсов метадона, вместе взятых. Покажите им фотографии язв. Дети будут обескуражены, но я уверен, они усвоят урок. Я знал одного наблюдательного паренька, который потерял ногу из-за гангрены, а потом попал в медицинское отделение Стрэнджуэйс и потерял другую.

– В какой момент ты собираешься остановиться? – спросил я его.

– Ну а что, если я и не собираюсь, мистер С.?

Даже если бы у него не было рук, он бы все равно продолжал, заставляя кого-нибудь делать ему уколы грязными иглами в пах. Эти заключенные также часто болеют, перенося штаммы гепатита или СПИДа – еще одну опасность для медсестер, тюремных служащих и всех, с кем преступники вступают в контакт.

Давайте не будем бояться рассказывать слишком страшные истории или показывать неприятные фильмы: это именно то, что должны видеть школьники. Нужно по-настоящему шокировать их, чтобы они осознали весь ужас. Я уверен, что некоторым взрослым мои слова не понравятся, но спросите родителей тех, кто сидит на наркоте или уже умер от нее. Спросите тех, кто не видел своих детей годами.

Дело дошло до того, что наркотики в тюрьме стали нормой, а так быть не должно, правда? Если что и получится из этой книги, я надеюсь, что кто-то из авторитетных лиц прислушается к моим словам. Можете игнорировать все остальное, если захотите. Просто вспомните, что решение проблемы наркотиков начинается с детства. Нам нужен новый подход.