– Мистер Сэмворт, – сказал он, – Дадите мне позвонить?

У нас была такая возможность. Все телефоны работали по ПИН-коду. Каждый заключенный получал номер, связанный со счетом, и с его помощью выходил на линию. Если у них есть деньги – никаких проблем нет. Но у старших офицеров был свой ПИН-код, и он мог облегчить дело, дать им немного в кредит. Мы делали так иногда – в исключительных случаях. Я сказал Берти, что этот парень хорошо себя вел и заслуживает звонка.

– Ладно, но скажи, что у него всего пара минут, – сказал он.

Почти все хотели позвонить домой в Рождество.

В то рождественское утро, примерно в половине одиннадцатого, я находился на двойке, и тот парень шел по коридору с почтовым переводом в руке. Утром ему доставили почту, но он не должен был получить это письмо: деньги должны были идти прямиком в финансовый отдел.

Следом появился еще один парень с очередным почтовым переводом и попросил меня забрать и отдать в финансовый отдел. Потом еще один. И еще. Черт меня побери: они все вскрыли свою почту, не только в моем блоке, но и в других тоже, и в итоге мы получили 220 почтовых переводов, которые должны были уйти в финансовый отдел. Настоящая задница. У некоторых из них было по три перевода, отправленных несколько недель назад, и очень немногие заключенные получили деньги на счет. Остальные ничего не сказали, просто надеялись, что их деньги скоро придут. Что ж, помоги нам Бог.

Я пошел к Берти Бассетту, который, как вы можете себе представить, был не слишком доволен происходящим. Я предложил попросить охрану включить телефоны с нашим ПИН-кодом. Он сказал мне, чтобы я позвонил начальству, что я и сделал. Офицер из отдела оперативной поддержки ответил на мой звонок очень резким тоном.

Я сказал ему, что у нас сложилась неприятная ситуация и что крыло К нуждается в большом кредите. Не могли бы они дать нам его, пожалуйста? Сейчас нам хватало на 25 звонков, а требовалась пара сотен.

– Мы не будем включать чертовы телефоны для крыла К, – сказал сотрудник отдела оперативной поддержки.

Так как были праздники, время доброжелательности и добрых дел, я очень удивился и спросил, в чем дело, но этот придурок бросил трубку. Я перезвонил, и мне ответил другой офицер.

– Это еще кто?

– Это офицер Сэмворт из крыла К. Нам нужны ПИН-коды.

– Но этого не будет, парень. – И он тоже бросил трубку.

Когда я сказал об этом Берти, он просто взбесился – в мультяшном стиле. Волосы встали дыбом, из ушей повалил пар. «Кто это сказал, черт возьми?» Он умчался, а я последовал за ним.

Берти набросился на этого офицера. Тыкал пальцем и оглушительно орал: «Дай мне кредит на 200 фунтов СЕЙЧАС. Сегодня же гребаное Рождество!»

Я обошел всех зэков и сказал им, что у каждого есть две минуты на разговор по телефону. Заключенные могут быть хулиганами или злобными ублюдками, но в основном они уважают персонал, и такие жесты помогают крылу работать слаженно. Они мирно стояли в очереди. За чаем мы устроили им что-то вроде шведского стола, и, уходя в камеры, они поблагодарили нас за это.

Это было хорошее Рождество в тюремной службе, потому что мы сделали доброе дело. Это было правильно, и Берти Бассетт знал это, иначе случился бы рождественский бунт.

Офицер по кличке Две Ручки чуть не устроил нам самое шумное Рождество.

Две Ручки легко раздражался, и, когда это случалось, он сам раздражал всех. Каждый день на этой работе заключенные выводят персонал из себя тысячей различных способов, так что здесь нужна действительно толстая кожа. Его же кожа была похожа на тонкую, как папиросная бумага, ветчину. Он относился к досье, в котором мы писали о заключенных, как к своему личному дневнику. Две Ручки беспрекословно следовал букве закона, безжалостный бюрократ, он вносил туда буквально все – отсюда и прозвище.