9. Черно-белый город

Что совершенно неприемлемо в тюремном служащем?

Расизм.

Борьба с расизмом здесь – сложная задача. А с чего бы ей быть простой? Если расизм имеет место во внешнем мире, то, конечно, будет проблемой и в тюрьме. Только подумайте об этом. Офицеры – большинство из них белые – охраняют заключенных всех рас и культур, которых считают лжецами, мошенниками и еще похуже. Преступники – такие люди: если вы дадите им хоть палец, не то что руку откусят, а украдут половину Великого Манчестера. Но подавляющее большинство из них совершенно невиновны или хотят, чтобы вы так думали. Многие из них весьма правдоподобно говорят о своем алиби – возможно, даже сами в это верят, харизматичны, отличные манипуляторы. Если заключенный может прикинуться жертвой – он сделает это, особенно если это сулит ему какие-то выгоды. Тюремные офицеры – удобная мишень, но и возможности злоупотребить своим положением у них огромны. Это потенциальное минное поле.

Всякий раз, когда меня называли расистом – это бывало очень редко, потому что я им не являюсь, – я шел туда, где лежали бланки для сообщений о происшествиях, писал на них свое имя (чтобы они не написали «Сэм» – это неправильно) и говорил: «Ну вот, парень, заполняй». Про себя я знаю точно: мое обращение с заключенными не зависело от расы, религии или цвета кожи и в подавляющем большинстве случаев не отличалось от отношения других тюремщиков. Мы обращаемся с ними как с преступниками, просто и ясно, обращая внимание на то, как ведет себя человек перед нами. Если человек вежлив и все такое, он получает хорошее отношение в ответ. Если кто-то слишком высокомерный или злобный, постоянно строит из себя жертву или воспринимает нас как прислугу, мы используем менее дружелюбный подход. Важно, чтобы они знали, кто здесь главный.

Я познакомился с офицером Раффлсом в первый же день в Стрэнджуэйс, и боже, каким он мог быть безжалостным! Если он проводил обыски с раздеванием – заключенные не выкобенивались, потому что знали, что их накажут, даже самых крутых парней. У него был свой подход к динамической безопасности. Половину своей первой смены я провел на двойках, где в основном и работал потом, а вторую половину – в его блоке. Даже не поздоровавшись, он ткнул мне в грудь блокнотом и велел «вывести рабочих», то есть организовать перевод заключенных, которые отправились на работу. Сам он неторопливо вернулся в кабинет и приготовил себе кофе.

Со временем я познакомился с Раффлсом поближе – у него было тонкое чувство юмора, и он мне начал нравиться, но то, как он разговаривал с людьми, иногда заставляло съеживаться. Он просто раздавал приказы и ни с кем не церемонился. Это могло вызвать определенное беспокойство у офицеров, особенно когда дело касалось расы. Он не был расистом, но и не собирался что-то менять в своем отношении к заключенным. Большинство из них смиряются со своим заключением; они знают, каких офицеров могут послать и как далеко, и не пойдут дальше этого пункта. Меньшинство – склочные ублюдки, и их поведение постоянно ухудшается, а это приводит к конфронтации с тюремными служащими. Заключенный может в любой момент «разыграть карту расы», и вот вам уже сообщают, что кто-то подал жалобу. Могут сказать, чтобы вы были спокойны или прикрывали спину. Однако Раффлс никогда даже и не думал о том, чтобы разрядить ситуацию.

Убежденный в своей правоте, он все равно будет заниматься делом заключенного. Он был похож на собаку с костью – попробуй отбери. Такое поведение запросто может привести к дальнейшим жалобам на расизм, даже если дело было вовсе не в нем. Он бросал вызов руководству и коллегам-офицерам точно так же – был жестким, но последовательным в своих действиях, и я определенно хотел бы иметь такого человека в своей команде.

В сентябре 2017 года член лейбористской партии Дэвид Лэмми заявил, что некоторые судебные преследования против чернокожих и представителей этнических меньшинств должны быть прекращены или отложены из-за «предвзятости» британской системы правосудия. Открытая дискриминация должна остаться в прошлом, говорил он. Но с людьми из числа темнокожих, азиатов и этнических меньшинств все еще обращались жестоко и несправедливо. Этот парень сказал, что существует «большая диспропорциональность» в цифрах – 3 % населения страны являются черными, а в тюрьме чернокожих – 12 %.

У меня нет причин сомневаться в его словах, но, повторяю, в подавляющем большинстве случаев со всеми, кого я видел, в тюрьме поступали одинаково – да, иногда несправедливо, но это не имело никакого отношения к цвету кожи. И да, в тюрьме есть офицеры-расисты. Они всего лишь люди, а люди могут быть расистами. Скольких расистов знаете вы? Они есть везде, во всех сферах жизни, посмотрите на социальные сети. Но я могу утверждать, что никогда не видел, чтобы какой-то офицер злоупотреблял своим положением по расовому признаку, и только одна моя знакомая из числа сотрудников тюрьмы использовала расистское оскорбление при исполнении служебных обязанностей. Она была из тех офицеров, которых заключенные не любят: они никогда не прислушивались к ее предупреждениям и не воспринимали ее всерьез. Из-за нее они оказывались на базовом режиме, не понимая почему. Иногда, миленькая девочка, она даже ничего не говорила им, а просто добавляла имя в документы.

Как-то раз, в раздаточной, он, должно быть, что-то сказал этой офицерше, потому что, когда он повернулся к ней спиной, она ответила ему оскорблением. Работа в инженерном деле, среди всего того шума, научила меня читать по губам. Я знаю, что она сказала, но не стану говорить об этом здесь. Как бы то ни было, этот парень, замешанный в мелких преступлениях, но намного крупнее меня, очень устрашающий физически, резко развернулся к ней и буквально впал в бешенство. Его тарелка взлетела в воздух. Если бы я не вмешался и не уложил его на пол, он бы ей наподдал. Менеджер поговорил с ней, и вскоре ее перевели в крыло для уязвимых заключенных, хотя и не из-за этого. Было ли такое поведение дозволено ей? Нет. Но она сделала это. Никто, кроме зэка, не слышал ни слова.

Я не знаю, как обстоят дела сейчас, но раньше тюремная служба стремилась, чтобы около 7 % ежегодного набора сотрудников принадлежали к этническим меньшинствам. Я понимаю их желание иметь более разнообразный персонал – важно отражать внутри то, что происходит снаружи. Но нельзя терять здравый смысл, потому что тюрьма – это не самое простое место для работы. Здесь нельзя позволить себе иметь слабых или неподходящих работников, а это вполне может произойти при найме людей только по этническому признаку. Что действительно важно, так это побудить подходящих людей из числа темнокожих, азиатов и этнических меньшинств подать заявку, и тогда через какое-то время необходимые цифры получатся естественным образом. Если вдуматься, то это верно для любой сферы. Нужно постараться найти идеальных тюремных офицеров: честных, твердых, справедливых, смелых, с жизненным опытом. Другими словами, всесторонне развитых людей. А потом просто заботиться о своих сотрудниках: платить им приличную зарплату и убедиться, что их достаточно, чтобы обеспечить надлежащее обслуживание.

В Бирмингеме была кампания по набору персонала, использующая «ролевые игры» для новых кандидатов на должность тюремного офицера. Она называлась «Центр оценки моделирования работы», или, сокращенно, JSAC. У меня были сомнения на этот счет. Хорошо разыграть сценки в учебном классе – это не гарантия того, что человек будет хорош в реальной жизни, правда? Это просто означает, что он хорошо играет в такие игры. Однако в то время я думал, что однажды смогу получить повышение, а если хочешь подняться по карьерной лестнице, было бы неплохо иметь опыт оценки персонала таким образом. Так что некоторые из нас отправились в этот центр, где было восемь комнат со сценарием, за развитием которого нужно было наблюдать. Мой назывался «Злой человек». Понятия не имею, почему его дали именно мне.

Офицер в штатском делал вид, что он – разбушевавшийся заключенный. Потенциальный кандидат вышел вперед и должен был справиться с ним. Все это снималось на камеру для последующего анализа. Я должен был следить за тем, как соискатель ведет себя, реагирует и говорит. Группа с Северо-Запада пошла первой, и их уровень успеваемости составил 53 %. JSAC хотела 50 %, так что все было хорошо. Люди могут немного ошибиться при выполнении задания, но это все равно позволяет увидеть их потенциал. На второй неделе наступила очередь ребят из Мидленда, и к обеду в среду уровень их успеваемости составлял 23 % – ужасный показатель.

Нас, ставивших оценки, оценивали три главных офицера, чтобы убедиться, что мы набрали персонал правильно и что те, кого считали подходящими кандидатами, на самом деле были такими. Один начальник, парень, говорящий на кокни[27], был недоволен.

– Я хочу, чтобы вы еще раз протестировали всех женщин и всех представителей этнических меньшинств.

– Что? – спросил один из главных офицеров. – Вы не можете этого требовать.

Но мы должны были сделать так, как он велел. Честно сказать, некоторые из людей, которых мы видели, были просто болванами. Некоторые назовут это позитивной дискриминацией[28], но это совсем не позитивно, правда? Работу дадут людям, которые заведомо будут несчастливы на ней, могут получить травмы и вызвать хаос. Если бы нам сказали вернуться и протестировать еще раз всех и выбрать лучших из худших, это понятно – надо же набрать офицеров откуда-то. Но опять же нужно брать лучших кандидатов на эту работу, независимо от расы или пола.