Девять часов – его все еще не было.

– А где он?

Никто не знал.

В десять я вывел своих подопечных на прогулку, остальных запер, все еще в одиночестве. В одиннадцать все мотались туда-сюда, в половине двенадцатого раздавали обед, все как обычно. Наконец он подошел ко мне.

– Где ты был, придурок?

Ну конечно, что он мог еще сказать: «Я не позволю тебе так со мной разговаривать».

Поэтому я пригрозил вытащить его на улицу и отлупить там. Он свалил домой, и вы уже догадываетесь, что было дальше? А вот и нет. На этот раз я решил действовать первым, рассказав начальству, как он ушел посрать на четыре часа.

– Мы проверили все крыло, чтобы убедиться, что его не держат в заложниках, – сказал я.

Мы расспросили коллег. Выяснилось, что он провел приятное утро с друзьями в крыле G. Вскоре после этой истории из крыла K его перевели. Чуть позже он снова заварил кашу – разглагольствовал в социальных сетях после какого-то глобального террористического зверства. Я уверен, что вы можете себе представить, что он там понаписал. Он быстро удалил ту запись, но было поздно; он пошел к начальнику тюрьмы и типа извинился.

Мальчик-гонщик любил водить – он был из тех, кто въезжает на мокрую тюремную стоянку на BMW, выжимает газ, трижды крутится и с ревом мчится на красный свет, как он сделал однажды вечером, когда я был там. Чуть не задел три машины. В другой раз ночью он был снят на видео, мчащийся по А580, Ист-Ланкс-роуд, как ее называют местные. Он утверждал, что думал, что кто-то сидит у него на хвосте и собирается застрелить его. Копы просмотрели записи камер видеонаблюдения – города теперь отлично укомплектованы этими штуками – и проследили около 30 км его пути – и никто ему не угрожал.

Вот что я скажу: в тюрьме нужно постоянно лавировать вокруг таких людей, пытаться успокоить их или держаться от них подальше. И все это ужасно неудобно в среде, где нужно быть жестким, чтобы выжить. Офицеру нужно быть в состоянии выражать свои мысли прямо, а не постоянно беспокоиться о том, что он скажет что-то не то. Иначе это место сожрет вас заживо.

Все эти жалобы на меня вызывали беспокойство. Тюрьмы – это места с определенными собственными законами, и вы получаете определенную репутацию. Есть масса возможностей все испортить. Менеджер, который слышит жалобу, должен выслушать обе стороны, прежде чем принимать какое-то решение, но чаще всего происходит иначе. Кто пожалуется первым, тому и поверят. Если не подсуетишься и не сделаешь этого сам – окажешься в невыгодном положении. Вещи, которые должны бы обсуждаться между коллегами, были официально расследованы без всякого промедления, что приводило к еще большему недовольству и дурному впечатлению.

Из-за этого, когда жалобщики добиваются своего и разыгрывается гендерная или расовая карта, может появиться ощущение, что к некоторым группам относятся немного иначе, независимо от того, правда это или нет. Ни в одной организации нет места расизму или сексизму, но в тюремной среде формальный подход часто бил по здравому смыслу, и это было вопиюще. Это очень глупо. Дерьмовый офицер – это просто дерьмовый офицер.

Расскажу об одном случае. Я отправился в крыло I, в отделение детоксикации, чтобы забрать заключенного. Тюрьма «Манчестер» настолько велика, что иногда просто здороваешься с офицерами, даже не зная их по имени. Из-за работы по сменам можно месяцами не видеть других. Эту офицершу я знал в лицо, перед ней на столе лежал одинокий кусок торта.

– Привет, дорогуша, – сказал я. – Я пришел за таким-то.

– Привет, – сказала она и протянула мне то, что осталось от торта, и я с удовольствием съел это. – Сегодня мой день рождения, – сказала она. Я пожелал ей удачи, поблагодарил за угощение и, забрав заключенного, пошел своей дорогой.

На следующей неделе я вел этого зэка обратно и в шутку спросил, нет ли у нее еще торта.

– Нет, – ответила она и добавила, что я доставил ей неприятности.

– Как это? – спросил я.

– Ты съел последний кусок.