– Для того, чтобы помогать таким людям. – Я полагаю, она имела в виду черных. – То, как ты только что с ним разговаривал, было отвратительно.

– Он угрожал мне насилием, – сказал я. – Все было улажено с минимальными усилиями.

Не то чтобы эта женщина слушала, что я ей говорил: она ведь никогда не слушала. Она спустилась по лестнице, открыла дверь и выпустила его.

Парень не мог поверить своему счастью. Он подошел прямо ко мне и врезал. Бам! Он метил в голову, но нанес скользящий удар по ключице. Как я и опасался, мы оказались в затруднительном положении. Ребята, пришедшие на подмогу, столпились вокруг, как обычно, потоком бросившись с двоек, четверок – отовсюду. И все это время, пока я осторожно пытался с ним сладить, она дергала меня за рубашку и кричала: «Отвали от него! Отстань от него!» Когда все закончилось, она ушла домой расстроенная.

Девчонка подала жалобу, и вскоре я оказался перед старшим офицером. Я не наносил никаких ударов, зато заключенный шел прямо на меня, и я ожидал, что коллега-офицер поддержит меня, а вовсе не встанет на сторону зэка. Записи с камер наблюдения подтвердили мой рассказ. Я больше не был ее наставником, и в конце концов ее перевели на должность администратора.

Кажется, именно Морган Фримен сказал, что лучший способ покончить с расизмом – это перестать так много говорить о нем и просто относиться к людям по-человечески. А в тюрьме нужно просто обращаться с заключенными как с заключенными.

Коррупция среди тюремных надзирателей – это еще одна большая проблема. И, опять же, то, что вредит всем. Как и в случае с самоповреждением, я делю коррупцию на категории. В моей градации их три.

Первая: офицеры, которые слабы и уязвимы и могут сами стать мишенью в тюрьме.

Вторая: офицеры, которые идут на риск ради риска. Та, что в пятнадцати метрах от офиса трахалась с зэком, знала, что делает. В этом есть и элемент глупости.

У нас был еще один офицер, который соответствовал этой категории – назовем его Бабкозагребатель, парень из отдела оперативной поддержки. Однажды он участвовал в сдерживании, а потом сказал медсестре, что на него плеснули горячей водой. Она проверила его спину – кожа там была сильно обожжена и покрыта волдырями, поэтому его отправили на больничный. Затем он подал заявление о нанесении телесных повреждений.

Но дело в том, что накануне этот парень работал в саду и обгорел на солнце, и все мы знали об этом – потому что он демонстрировал свою спину всем подряд. Как один из тех людей, которые никогда не могут держать свое дерьмо при себе, он сказал мне потом, что заработал на этом несколько тысяч. В другой раз он пришел, прихрамывая.

– Что случилось? – спросил Берти. – Что ты сделал со своей гребаной ногой?

– Ничего, я в порядке, – сказал он, упорно продолжая идти.

– Ты ковыляешь, как придурок.

Позже другой офицер и я наблюдали во дворе для прогулок. По какой-то причине, кстати, зэки всегда ходят против часовой стрелки – и никогда по часовой: не спрашивайте меня почему. Как вода в сливном отверстии. Может быть, в Австралии они ходят в другую сторону? Как бы то ни было, разразилась драка – классические массовые беспорядки, дерущихся было около двенадцати, а нас только двое, – и я нажал на кнопку тревоги.

Я не видел, когда пришел Бабкозагребатель, и был слишком занят в процессе, растаскивая их всех, но я видел, что было потом. Этот тип упал на пол, прижав колени к груди, и завыл: «А-а-а! Мое колено!» Его снова отправили на больничный.

Позже в том же году – к тому времени он уже трижды попадал в автокатастрофы – Бабкозагребатель получил письмо от страховой, которое просил меня объяснить. В нем говорилось, что они считают его мошенником: четырнадцать претензий за двенадцать месяцев. Автомобильные аварии, несчастные случаи на работе, краска на ковре… Если такая модель поведения сохранится, говорили они, он не сможет застраховать свой дом, машину или что-либо еще. Он от страха просто наложил в штаны тогда.

Один парень увидел в этом возможность наживы и прибыльный бизнес, сблизился с кем-то, и ему сделали предложение. Позже он попытался изобразить, что сделал это из-за собственной уязвимости. Ерунда. Его семье никто не угрожал: он думал лишь о бабках. Его поймали, когда он пытался пронести героин в тюрьму. Семь лет.