Как тихие «звуки молчания» Саймона и Гарфанкела стали гимном некоммуникабельности и отразили перелом сознания революционной эпохи 60-х
В начале 1960-х годов в эстетические, философские, социологические тексты проникло понятие
Популярная музыка тогда еще была далека от подобной проблематики. Она еще либо наслаждалась невинной чистотой подростковой любовной лирики, либо пыталась шокировать мир взрослых нарочитой вызывающей сексуальностью, либо только-только подступалась к левоориентированной, политически ангажированной песне протеста.
На этом фоне резко выделялась вышедшая в свет в октябре 1964 года на дебютном альбоме американского дуэта Simon & Garfunkel песня “The Sound of Silence”.
Безжалостное тотемное божество неонового света; расползающаяся, как раковая опухоль, тишина; возникающие вдруг на убогих стенах подземных переходов и жалких жилищ, как на стене дворца библейского царя Валтасара, пророческие письмена о гибели Вавилона – ничего подобного популярная песня еще не знала. Леонард Коэн еще даже не помышлял о переложении своих стихов на музыку; Боб Дилан еще переваривал наследие своего кумира Вуди Гатри и по большей части лишь кипел социальным, антирасистским и антивоенным протестом; Джон Леннон и Пол Маккартни еще пребывали в счастливой детской невинности своего раннего периода; ну а Лу Рид и вовсе только-только закончил университет и едва подступался к идее сонграйтерства.
Да и автор “The Sound of Silence” 22-летний Пол Саймон, несмотря на университетский диплом по английской литературе, особыми поэтическими амбициями до тех пор отмечен не был, хотя на его счету уже было несколько десятков написанных и даже записанных песен – как соло, так и в дуэте со своим школьным товарищем Артом Гарфанкелом. Песни эти, правда, по большей части оставались незамеченными, да и дуэт с совершенно анекдотическим, детски-мультяшным названием Tom & Jerry вряд ли мог претендовать на что-то серьезное.
История возникновения “The Sound of Silence” весьма противоречива. Долгое время считалось, что ее мрачный, пессимистический настрой – отражение чувств и настроения Пола Саймона, как и всей потрясенной Америки, после убийства президента Кеннеди в ноябре 1963 года, ведь записана она была через три месяца после этого трагического события. Саймон, впрочем, в многочисленных интервью годы спустя эту связь отрицал. На самом деле связь эта совершенно неочевидная, скорее мы имеем дело с чувствами молодого поэта, которые необычайно ярко, выразительно и точно совпали с чувствами нации.
Много лет спустя в разговоре с известным джазовым музыкантом Уинтоном Марсалисом в утренней программе телеканала CBS, отвечая на вопрос о том, как 21-летнему молодому человеку могли прийти в голову такие мысли и такие слова, он обескураженно ответил: «Не имею понятия».
Он всячески стремился принизить пафос и поэтические достоинства своего текста. «Я любил прятаться в ванной комнате с гитарой, выключать свет и там играть, – рассказывал он в интервью журналу Playboy. – Ванная была идеальным местом, ты там один, тебя никто не трогает, к тому же кафельные плитки создавали эффект эха. Я включал кран с водой – мне нравится звук текущей воды, он меня успокаивает. Так в темноте и родились строчки:
В другом интервью, с Национальным общественным радио NPR, он уже говорил несколько более пространно: «Ключ к пониманию “The Sound of Silence” – в ее простоте, простоте мелодии и слов, которые выражают юношеское отчуждение. Это текст молодого человека, вовсе не плохой для возраста в 21 год. Но ничего особо сложного там нет, это не было результатом глубоко прочувственного личного опыта – никто не слушает меня, никто никого не слушает. Скорее это была юношеская тревога и тоска. Но в ней была правда, и она срезонировала с миллионами людей. Главным образом потому, что в ней была простая, запоминающаяся мелодия».
Британскому рок-журналу MOJO он говорил, что находился под сильным влиянием Боба Дилана, хотя всячески пытался этого влияния избежать: «Дилан был первым, кто заговорил в песнях о серьезных вещах и ушел от подросткового языка. Для меня он был очень важен, но я ни в коей мере не хотел ему подражать».
И, в самом деле, подражания не было. Саймон, действительно, вслед за Диланом стремился уйти от бездумной поп-песни, но тогда, в 1963 году, когда Саймон писал “The Sound of Silence”, Дилан находился еще в своей сильно политизированной ранней стадии песен протеста, отходить от которой в более глубокое философское содержание начал уже только на вышедшем в январе 1964 года альбоме Another Side of Bob Dylan.
Совершенно очевидно, что Пол Саймон и Боб Дилан – два крупнейших рок-поэта своего поколения – развивались параллельно. Ассоциация Дилана с левым протестным движением, его харизма, магнетизм и талант к самопродвижению давали ему явную фору по сравнению со скромным, не обладающим и долей дилановской внешней привлекательности и сексапила коротышкой Саймоном.
Но идейно, содержательно Саймон, при всем преклонении перед Диланом, ему, пожалуй, не уступал. Арт Гарфанкел поэтическим и мелодическим даром своего партнера по дуэту не обладал, но сумел зато куда более точно и емко выразить смысл песни: «Она о неспособности людей общаться, коммуницировать друг с другом, вовсе не обязательно в политической сфере на международном уровне. Гораздо важнее и страшнее это неумение на уровне эмоций, мы видим это постоянно вокруг себя – люди не в состоянии любить друг друга».
В отличие от уже обретшего звездный статус Дилана, каждый альбом и чуть ли не каждая песня которого вызывали повышенный интерес, Саймон с Гарфанкелом, хотя к моменту появления “The Sound of Silence” имели уже изрядный исполнительский опыт, оставались все еще на относительно отдаленной периферии музыкального бизнеса. В 1963 году благодаря нескольким выступлениям в нью-йоркских фолк-клубах они привлекли к себе внимание Тома Уилсона, продюсера крупной компании Columbia, на которой и вышел в октябре 1964 года их дебютный альбом Wednesday Morning, 3 A.M. с песней “The Sound of Silence”.
Записанный по практически безраздельно доминировавшей тогда в фолк-среде традиции в чистой «акустике» – акустические гитары плюс контрабас – альбом успеха не имел, в первые месяцы было продано всего две тысячи пластинок. Раздосадованный Саймон уехал пытать счастья в Англию. Тем временем, к началу 1965 года, Уилсон стал ощущать явную перемену тренда. Еще в августе 1964-го вышла пользовавшаяся колоссальным успехом электрифицированная рок-версия народной песни “The House of the Rising Sun» в исполнении британцев The Animals. В апреле калифорнийские The Byrds выпустили электрифицированную версию дилановской “Mr. Tambourine Man”, которая тоже мгновенно стала хитом. Привычный фолк стремительно преобразовывался в фолк-рок. Уилсон, продюсировавший все, с самого первого, альбомы Дилана, стал накладывать электрические инструменты на уже существующие дилановские записи, а новые уже записывал с ним в сопровождении электрического бэнда. Кульминации этот процесс достиг в июне 1965 года, когда под руководством Уилсона Дилан записал взрывную, рушащую все прежние каноны фолк-музыки и радикальным образом изменившую траекторию не только карьеры Боба Дилана, но и всей популярной музыки “Like a Rolling Stone” (см. главу Like a Rolling Stone в этой книге).
Вдохновленный найденной им новой формулой Уилсон, сразу после записи “Like a Rolling Stone”, попрощавшись с Диланом, оставил в студии принимавших участие в записи двух электрических гитаристов, бас-гитариста и барабанщика и с их помощью записал совершенно новую инструментовку “The Sound of Silence”. Пользуясь тем, что после отъезда Саймона в Европу дуэт как действующая группа не существовал, он, не спросив их согласия, выпустил 13 сентября 1965 года новую, звучащую намного ярче и намного современнее запись в виде сингла.
Осенью 1965 года Саймон, странствуя с концертами по крохотным фолк-клубам Дании, купил, как он это обычно делал, очередной номер журнала Billboard и с изумлением увидел в топе этой библии американского рекорд-бизнеса изданную без его ведома на сингле и уже, казалось, забытую “The Sound of Silence”. Услышав пластинку, он, как рассказывал его друг, шотландский фолк-музыкант Эл Стюарт, «был в ужасе, ему казалось, что голоса тонут в электрической аранжировке». Гарфанкел был куда более спокоен: «Интересно, из этого может что-то получиться, она может хорошо продаваться», – сказал он Уилсону.
Продажи превзошли все ожидания: в начале 1966 года “The Sound of Silence” возглавила топ Billboard. Саймон вернулся в Америку, дуэт воссоединился и поспешно, по следам успешного сингла, записал второй, также спродюсированный Томом Уилсоном и конечно же также электрический альбом, названный – уже во множественном числе – The Sounds of Silence. Начался, увы, короткий – до распада в 1970 году – «золотой период» дуэта Simon & Garfunkel, породивший целую россыпь музыкально-поэтических шедевров: “Mrs. Robinson”, “I am a Rock”, “Scarborough Fair”, “Homeward Bound”, “America”, “Old Friends”, “Bookends”, “The Dangling Conversations”, “El Kondor Pasa” и, наконец, величественную “Bridge Over the Troubled Water”.
История песни “The Sound of Silence” на этом, впрочем, не кончается. Вышедший в 1967 году фильм режиссера Майка Николса «Выпускник», описывающий метания только-только окончившего университет молодого человека (первая серьезная роль в кино Дастина Хоффмана), раздираемого противоречиями между циничным миром взрослых, олицетворяемым соблазнившей его матерью его невесты миссис Робинсон, и новым, еще смутно осознаваемым миром наступающей свободы, как нельзя более точно отражал то переломное время, которое переживала даже и не склонная к эксцессам хиппизма и контркультуры американская молодежь. “The Sound of Silence” с ее тревожными предчувствиями и горькими сожалениями о невозможности нормальной коммуникации между людьми, которая и приводит к ставшему центром картины моральному катаклизму, идеально отражала этот настрой и стала и музыкальным, и поэтическим лейтмотивом картины – она звучит в фильме ни много ни мало три (!) раза. Более того, Николс был настолько впечатлен песней Саймона, что настоял, чтобы тот создал для картины еще несколько песен, в том числе и ставшую не менее иконической “Mrs. Robinson”, названную так в честь коварной соблазнительницы героя Дастина Хоффмана.