В этом же августе 1963 года Дилан начал работу над третьим альбомом The Times They Are a-Changin’, песни которого в немалой степени отражают его состояние политизированной приподнятости и ажитации – он не только исполнил данное себе обещание стать «величайшим учеником» своего кумира Вуди Гатри, но и в каком-то смысле занял его место, став «голосом поколения», признанным лидером движения песни протеста.
Почти каждая песня на альбоме – отклик на тот или иной конкретный эпизод современной американской жизни. Все они отражали расовую, социальную или политическую несправедливость, но – парадоксальным образом – были полны того самого прямолинейного, пусть и праведного гнева автора, которого всего годом ранее Дилан пытался избежать в “Blowin’ in the Wind”.
На этом фоне выделяется заглавная песня альбома “The Times They Are a-Changin’”, сознательно задуманная как гимн поколения и, несомненно, таким и ставшая.
Ему, правда, хватило мудрости в последнем куплете осознать, что и его поколение, то самое, голос которого он пытается выразить и гимн которого пытается спеть, тоже будет подвержено безжалостной смене времен:
«У этой песни, безусловно, был смысл и была цель, – признавал впоследствии сам Дилан. – Движение за гражданские права и движение фолк-музыки были в то время настолько близки, что практически слились воедино».
Пророчество последнего куплета сбылось, и хиппистски-пацифистский пафос дилановской песни выглядит сегодня наивным и устарелым. Не устарело, однако, осознание необходимости движения и неизбежности перемен. В 1984 году молодой Стив Джобс продекламировал текст песни на собрании акционеров компании Apple, представляя им первую модель только что созданного компьютера Macintosh.
К концу 1963 года Дилан стал ощущать, что становится объектом манипуляции фолк-движения и что его протестный пафос начинает его ограничивать и сдерживать. Выступая вскоре после убийства Кеннеди[29] на вручении ему премии Национального комитета по гражданским правам, он, будучи, правда, не совсем трезвым, поставил под сомнение роль комитета, обозвал его членов лысеющими стариками и заявил, что в убийце Кеннеди Ли Харви Освальде видит и себя, и любого другого американца.
Со временем он с нескрываемым отвращением и неприязнью стал относиться к присвоенному ему титулу «голос поколения». В автобиографии «Хроники» он писал: «Стоило мне откровенно высказаться на ту или иную тему, как газеты тут же пестрели заголовками: «Голос поколения отрицает, что он голос поколения». Я чувствовал себя куском мяса, брошенным на съедение собакам».
Следующий за The Times They Are a-Changin’, вышедший в августе 1964 года альбом Another Side of Bob Dylan – в полном соответствии с названием («Другая сторона Боба Дилана») – был уже откровенно аполитичным, гораздо менее буквальным, более литературным и поэтическим, пронизанным влияниями битников и французского модернизма. Фолк-пуристы отреагировали мгновенно и резко, утверждая, что Дилан предал движение и отказался от своей миссии певца протеста.
«Протестные» песни, однако, вне зависимости от его собственного к ним отношения, жили своей жизнью. Как точно сказал фолк-певец Фил Окс, сам Дилан не может перечеркнуть свое наследие. “Blowin’ in the Wind”, “The Times they Are a-Changin’”, “Hard Rain Is Gonna Fall” и многие другие песни его раннего, «протестного» периода стали символами славной эпохи 60-х, вошли в признанную классику мировой популярной музыки и закрепили ее неразрывную связь с историей.
Одним из гимнов борьбы чернокожей Америки за свои права стала песня классика соула, певца и сонграйтера Сэма Кука “A Chance Is Gonna Come”, написанная под непосредственным влиянием “Blowin’ in the Wind”. «Когда Сэм впервые услышал песню Дилана, – пишет автор биографии Кука Питер Гуральник, – он был настолько потрясен и воодушевлен и самой песней, и тем, что написал ее белый парень, что почувствовал острый стыд за то, что не смог написать ее сам. Для него было откровением, что песня о борьбе за гражданские права может в то же время стать хитом».
А в 1966 году карьера 16-летнего Стиви Вандера получила толчок к настоящей славе после того, как его версия “Blowin’ in the Wind” взлетела на первое место чартс Billboard.
Да и сам Дилан на самом деле не так уж и отрекался и от своего прошлого, и от, казалось бы, отвергнутой им «протестной» тематики. В 1971 году он написал песню “George Jackson” об убийстве в тюрьме афроамериканского активиста-марксиста, а в 1976-м – песню “Hurricane” – о несправедливо осужденном чернокожем боксере Рубене «Урагане» Картере, судьба которого стала в 1999 году темой художественного фильма «Ураган» с Дензелом Вашингтоном в главной роли.
В 1990 году он спел свою самую резко, откровенно антивоенную “Masters of War” на концерте для выпускников самой престижной американской военной академии Вест Пойнт. Еще через год, в 1991-м, она прозвучала на церемонии вручения ему премии «Грэмми» «За достижения всей жизни», которая проходила в самый разгар «Бури в пустыне» – войны США против Ирака.
А 4 ноября 2008 года, в день, когда стало известно о победе на президентских выборах Барака Обамы, Дилан, желая придать этой победе символическое значение возвращения идеалистического духа 1960-х, закончил свой концерт исполнением “Blowin’ in the Wind”.
GIRL FROM IPANEMA
Как бразильские композитор, поэт и певица и американский саксофонист подарили миру босса-нову
В 1950-е годы американская популярная музыка переживала не только дерзкое и революционное вторжение сломавшего все привычные каноны рок-н-ролла, но и куда более мягкое, хотя не менее революционное по своим последствиям и долгосрочному влиянию нашествие экзотических мелодий и ритмов из иных, рожденных вне англосаксонского мира и до тех пор остававшихся за пределами музыкального мейнстрима культур.
До не только обозначения, но и осмысления понятия, получившего спустя три десятилетия название world music[30], было еще далеко, но музыкальная этника, поначалу смутно-неопределенная, постепенно набирала силу.
Первой ласточкой этого нашествия стала сочиненная еще до войны тромбонистом оркестра Эллингтона Хуаном Тизолом и прославленная на весь мир сначала самим Дюком, а затем в десятках и сотнях кавер-версий композиция “Caravan” (см. главу Caravan в этой книге). И хотя Тизол – выходец из тяготеющего к латиноамериканской культуре испаноязычного Пуэрто-Рико, завораживающе-гипнотический ритм и раскачивающийся свинг «Каравана» вызывали в памяти не столько латиноамериканские, сколько неопределенно экзотические, то ли ближневосточные, то ли североафриканские ассоциации – бредущего по пустыне каравана верблюдов и сопровождающее его тягучее пение ближневосточной зурны.