В конце 50-х Колтрейн благодаря активно выступавшему в Европе и США Рави Шанкару познакомился с индийской музыкой и невероятно увлекся ею. На концертах в его составах стали появляться индийские инструменталисты. В чистом звуке сопрано угадывалось родство с индийской разновидностью гобоя, духовым инструментом по названию шахнай, и в записанной квартетом 13-минутной версии “My Favorite Things” Колтрейн использовал воспринятый им у Шанкара ладовый строй индийских раг.
«В его исполнении задорная непритязательная песенка из «Звуков музыки» превратилась в гипнотический восточный танец дервишей», – писал об этой записи джазовый критик Эд Уилер.
В 1961 году до введших в популярную культуру новаций Джорджа Харрисона с индийской музыкой было еще далеко, а впитавшие, вслед за Шанкаром и его соотечественниками ориентальные влияния пионеры минимализма Ла Монт Янг и Терри Райли были тогда явлениями еще более маргинальными, чем джазовый экспериментатор Колтрейн.
Но в джазе шла своя революционная трансформация, и сохранившая связь с традицией, но воспринявшая новую, пришедшую на рубеже 1950–1960-х импровизационную свободу и тогда еще очень свежие, экзотические влияния ориентализма колтрейновская версия не претендующей ни на какую остроту “My Favorite Things” стала провозвестником новой радикальной эры в истории джазовой музыки.
Вышедший в 1961 году альбом пользовался колоссальным успехом – как у публики, так и у критики. Он считается бесспорным шедевром и одной из самых значимых записей в истории джаза. В 1998 году он был внесен в «Зал славы Грэмми», как запись, обладающая «историческим значением»
Вычлененная из 13-минутной композиции короткая трехминутная версия песни неожиданно стала хитом, постоянно крутилась по радио и стала фирменным знаком музыки Колтрейна, попутно внеся и свою джазовую лепту в растущую популярность песни Роджерса и Хаммерстайна.
За год до смерти, в мае 1966 года, на концерте в нью-йоркском клубе Village Vanguard Колтрейн, находившийся на пике увлечения джазовым авангардом, вновь вернулся к “My Favorite Things”. Миленькая короткая поп-песенка превратилась в монументальную 22-минутную свободную импровизацию – поток сознания окончательного раскрепостившегося музыканта и его ансамбля, в котором тема популярной песни лишь изредка проскальзывает знакомыми аккордами. Непритязательная мелодия из мюзикла стала предтечей джазового авангарда.
TAKE FIVE/BLUE RONDO A LA TURK
Как американский госдепартамент помог Дейву Брубеку и Полу Дезмонду найти новую ритмику и создать самый успешный хит в истории джаза
В 1961 году джазовый пианист и композитор Дейв Брубек в интервью джазовой программе одного из каналов американского телевидения посетовал, что джаз утратил свой рисковый, авантюрный характер. «Джазовым музыкантам пора вернуть себе роль новаторов в поиске новых, интересных, оригинальных ритмических структур», – сказал он.
Казалось бы, время в истории джаза было самое что ни есть продуктивное и зрелое – как говорится, грех жаловаться. В 1959 году трубач Майлс Дэвис при помощи пианиста Билла Эванса и саксофониста Джона Колтрейна записал и по сей день считающийся лучшим в истории джаза альбом Kind of Blue. В том же году Орнетт Коулмен совершил прорыв в свободную импровизацию своими радикальными и революционными пластинками Free Jazz и A Shape of Jazz to Come. Годом позже Дэвис с оркестром композитора и аранжировщика Гила Эванса записал Sketches of Spain – роскошные джазовые интерпретации классической испанской музыки. А Джон Колтрейн преобразил “My Favorite Things”, незамысловатую песенку из бродвейского мюзикла, в «танец дервишей» – захватывающую в своем головокружительном восточном колорите 13-минутную импровизацию. (См. статью My Favorite Things в этой книге).
Однако в огромном своем большинстве джаз по-прежнему пребывал в традиционном, привычном для музыкантов и не утруждающем слушателя ритме 4/4 – четыре четверти. Брубек, однако, имел все основания сетовать. Его классический квартет с саксофонистом Полом Дезмондом, контрабасистом Юджином Райтом и барабанщиком Джо Морелло записал в 1959 году великолепный альбом Time Out. Тогда же в 1959 году две композиции из этого альбома: “Take Five” как сторона А и “Blue Rondo a la Turk” как сторона B были выпущены в виде сингла. Обе были написаны в крайне непривычном и необычном для джаза ритме: “Take Five” как 5/4 (отсюда и название), а “Blue Rondo a la Turk” и вовсе в экзотическом 9/8.
Когда Брубек давал свое интервью, сингл уже, казалось, был прочно забыт, но в мае 1961 года он был переиздан для передачи по радио и для проигрывания в невероятно популярных в то время музыкальных автоматах «джук-бокс». И тут неожиданно его поджидал неимоверный успех. Инструментальная джазовая композиция с необычным ритмом добралась до 21 места в поп-чартс (!) журнала Billboard, а в категории Easy Listening и вовсе до 5-го. Джазовые пьесы не имели такого коммерческого успеха со времен всемирной популярности свинга и больших оркестров в 1930–1940-е годы, когда джаз играл роль главной популярной музыки в мире. Более того, “Take Five” с тех пор так и остается самым коммерчески успешным синглом в истории джаза, у него существуют десятки, если не сотни кавер-версий, он звучит во множестве кинофильмов, а в 1996 году пьеса была включена в Зал славы «Грэмми».
Да, конечно, и Брубек (автор “Blue Rondo a la Turk”), и Дезмонд (автор “Take Five”) находились в сознательном поиске новой нестандартной ритмики, но мы не отойдем далеко от истины, если скажем, что в немалой степени своим творческим успехом и обретением вдохновения для этих без преувеличения революционных для джаза композиций они обязаны …Государственному департаменту США.
В 1956 году американское внешнеполитическое ведомство запустило программу так называемых Jazz Ambassadors – «Послов джаза». Смысл вполне пропагандистской программы состоял в том, чтобы ведущие джазовые музыканты страны: Луи Армстронг, Дюк Эллингтон, Диззи Гиллеспи отправились в качестве «послов» Америки в турне по различным странам мира и опровергли распространяемую Советским Союзом по миру и изрядно портившую имидж Америки в странах третьего мира критику расового неравноправия и расовых проблем в США. В числе «послов джаза» оказался и квартет Брубека. Музыканты побывали в ГДР, Польше, Турции, Афганистане, Индии, Шри Ланке, Иране и Ираке.
Однако американцы не только несли свою музыку в третий мир. Они обогащали ее совершаемыми в далеких странах музыкальными открытиями. Вот как произошедшее с Брубеком в этом турне описывает американский критик и культуролог Фред Каплан:
«Однажды утром, гуляя по Стамбулу, Брубек услышал группу уличных музыкантов, игравших очень быстро с экзотическим ритмом и синкопами. Ритм был девять восьмых – крайне необычный размер для западной музыки. В тот же вечер Брубек отправился на местную радиостанцию, где он должен был дать интервью и играть в сопровождении ее оркестра. Брубек рассказал музыкантам оркестра об услышанных им на улице необычных ритмах и спросил, знают ли они, что это такое. Он напел мелодию, некоторые музыканты тут же ее подхватили, раскрасили контрапунктами и импровизацией. Оказалось, что это народная турецкая мелодия, в Турции широко известная».
Турне продолжалось, Брубек продолжал накапливать услышанные им необычные ритмы, из которых по возвращению в Штаты и возник альбом “Take Five”. Не только “Take Five” и “Blue Rondo a la Turk”, но и практически все композиции на пластинке были написаны в нестандартной ритмической структуре. Брубек давно уже тяготел к подобного рода экспериментированию.
Несмотря на то, что он, выходец из семьи фермера-животновода, поначалу и не помышлял о карьере музыканта и учился на ветеринара, тем не менее любовь к музыке, учиться которой он начал у матери, пересилила, и он пошел в консерваторию. Довольно быстро, однако, он был оттуда исключен, так как выяснилось, что играл он исключительно на слух, нотной грамоты практически не зная. Отслужив в армии в годы войны, где в военном джаз-оркестре он познакомился и подружился со своим будущим партнером Полом Дезмондом, он все же решил вернуться к занятиям музыкой в университете Лос-Анджелеса. Среди его учителей были эмигрировавшие в Америку крупные европейские композиторы Дариус Мийо и Арнольд Шенберг, благодаря которым он увлекся музыкальным модернизмом. В конечном счете джаз пересилил, но именно эта классически-модернистская закалка, вместе с обнаруженными им в Азии нестандартными ритмами, и привела к столь яркому, хотя поначалу и далеко не для всех очевидному результату.
К моменту записи альбома Time Out Брубек был уже широко известным и признанным джазовым музыкантом – лишь вторым в истории джаза, чья фотография была опубликована на обложке журнала Time. Тем не менее, услышав пьесы будущего альбома, фирма Columbia к столь рискованному эксперименту отнеслась с опаской – от Брубека ожидали гарантирующих успех очередных перепевов популярных мелодий. Спасло альбом вмешательство президента Columbia Годдарда Либерзона. «Он сказал тогда: “Нам не нужна еще одна пластинка со ‘Stardust’ и ‘Body and Soul’[27]. Их и так уже полно. Пора сделать что-то новое”», – вспоминал впоследствии Брубек.