Давид смотрел на толпу ребят и чувствовал, как трясётся его нижняя губа, а в глазах появляется влага. Он отвернулся и заплакал.

Маленькие девочки и мальчики разошлись, каждый по своим маленьким делам, а Давид сел на один из стульев, располагавшихся по периметру комнаты, и в одиночестве продолжал глотать солёные слёзы.

Вот тогда-то к нему и подошли братья Айнулловы. Они были похожи друг на друга, как две капли растительного масла. Крепыши с жёлтым оттенком кожи.

— Чего ревёшь? — спросили они, чуть ли не в один голос.

— Надо было пихнуть его в живот, — продолжил тот, которого, как выяснилось позже, звали Алексеем.

— Чего сделать? — переспросил Давид, больше не оттого, что не расслышал вопроса, а для того, чтобы не оставаться одному, в этом пугающем мире детского сада.

— В живот дать! — повторил второй мальчишка, Павел. И воображая, что делает именно это, размахнулся и несколько раз нанёс удар по животу предполагаемого противника.

— Но я не могу, — пролепетал Давид.

— Ты что, маменькин сынок, — возмутился Алексей, — наш папка говорит, что нельзя быть маменькиным сынком, а то в жизни придется туго. А разве тебя не учит такому твой отец?

— Как это — туго? — всхлипывал Давид, не заметив вопроса об отце.

— А так, как сегодня, например, каждый рыжий может назвать тебя дураком.

— И что нужно делать, что бы ни быть маменькиным сыночком? — почувствовал себя бестолковым Давид.

— Что бы им ни быть, нужно просто им не быть, — многозначительно заключил Алексей, подняв вверх указательный палец.

— Понял? — спросил Павел.

— И что?

— Ты должен наподдавать Женьке, и тогда тебя зауважают.

— Но я не могу, — Давид развёл руками.

— Ну, тогда ты перед всеми останешься бабой, — махнул рукой Павел.

— Кем, кем? — скривился мальчишка.

— Короче так, — строго заговорил Алексей, — мы сейчас приведём его сюда…