— Мутный ты какой-то сегодня, Додик.
Взяла деньги, закрыла дверь и пошла за порошком.
Топор. Раскольников. Старуха процентщица. Мрак. Грязь. Жесть.
Он взял ещё героина. Шокер выкинул у подъезда. С омерзением и страхом. Понял, что ни какого права не имеет, что «тварь он дрожащая».
Наверняка, каждый человек хотя бы раз делает глобальный выбор. Выбор между стремлением к жизни и стремлением в мир иной. У многих из нас был момент, когда мы садились за столом, перед кучей таблеток. Или долго смотрели на лезвие в ванной комнате. Не заладилось, не сложилось, накипело. Особенно в юношеские годы, помните: первые любови, скандалы с родителями и другая чешуя.
Когда это происходило, мы пытались сделать выбор осознанным. Осознанным потому, что бессознательный выбор между двумя ипостасями — жизнью и смертью — мы совершаем, практически каждое мгновение своего пребывания в этом мире.
Сейчас Давид должен был предпринять именно такой важный шаг. Он долго смотрел вслед заходящему солнцу, ожидая, что вместе с полным закатом светила, сумеет совершить и закат своей жизни. Жизни тридцати с небольшим лет, половина которой прошла рука об руку с белым порошком.
Додик оттягивал минуту расставания со вселенной, уныло глядел на оранжевый блин Желтого карлика, в душе проклиная его за то, что он так неумолимо ползет вниз за линию горизонта.
Ему не хотелось умирать, но Давид решил, что только так сможет бросить чёртов героин.
Его не подламывало, доза была принята полтора часа назад. Ещё можно было чувствовать себя нормальным человеком, без физической боли, свободно дышать, ходить, смотреть.
Но нормальность его — была лишь внешняя, физическая сторона. Внутри — была раздавленная, замороченная, не способная ни на что личность. Впрочем, Додик хотел верить, что поставить жирную точку в своей жизни он всё-таки сможет сам. Каким бы бессильным себе не казался.
Заготовленный шприц, с заведомо большей дозой героина, уже лежал рядом. Давиду не хотелось на него смотреть, но, всё равно, взгляд невольно, раз за разом возвращался к пластиковой трубке с прозрачным содержимым.
Давид проклинал себя. Чудовищно, но даже в такую минуту он не мог оторваться от наркотика!
Впрочем, привычка ненавидеть себя за свою слабость была сильна настолько, что состояние отвержения собственной персоны было для Давида обыденным.
Он много раз пытался бросить, завязать, «переломаться».
Но попробуйте заставить влюблённого, не общаться с возлюбленной, если она шепчет: «Куда же ты, милый, ведь нам так хорошо вместе?!» Если она дарит покой, нежность, чувство безопасности. И так приятно где-то под ложечкой. Такая нега от всего происходящего!
Героин, тоже влюбляет в себя. Влюбляет, практически, с первого знакомства. Он подобен живому человеку. Единственному и неповторимому человеку с которым, чувствуешь себя на верху блаженства. Конечно же, хочется быть с ним долго. Если разлучаться, то редко и никогда насовсем. Это самая страстная, безумная любовь, похожая на ту, о которой пишут поэты, и которую даже они не могут передать во всей её полноте.
Героин любит бесполо. Он любит всех: девочек и мальчиков, юношей и девушек, мужчин и женщин. И эта бесполая страсть никогда не остывает.
Сейчас Давид подумал, что перед смертью, как он слышал когда-то, словно кинофильм, проплывает вся жизнь. Почему-то с ним такого не происходило. Значит он не умрёт? Неужели, он не сможет, наконец, совершить хотя бы один значимый поступок в своем существовании.
И юноша принялся вспоминать. Он заставлял себя вспоминать, он силой вытаскивал свои воспоминания, что бы поверить в собственную способность воплотить задуманное. Поверить в то, что действительно сможет раз и навсегда покончить со всем одним махом.