Давид нервно улыбался, то ли мыслям о неписанности закона, то ли от страха. Крутило кишки. Доза принятая утром быстро покинула организм, нос был заложен, а живот звал на очко.
Как всегда, сначала послышался лай собаки, потом дверь приоткрылась и в проёме появилось Нелино лицо.
— А-а, Додик, — приветливо кинула она, — деньги давай. Сколько тебе?
Додик смотрел в её голубые глаза. Красивые. Тёплые. Подумал, что занимайся она чем другим, и не знай он наркотиков, то обязательно влюбился бы. Мучился от бессонницы, писал стихи, ждал встречи, женился в конце концов и настрогал бы с ней кучу детей. Он вспомнил вдруг, то чего никогда не забывал.
Неля с рождения жила в этом дворе. Мать не знала. Та не вынесла родов, так и не увидев свою дочь. Отец спился и умер, когда Неля не пошла ещё в школу. Воспитывала её бабка. Добрая, но как водится, справедливая. Часто, любя, материла её и срамила на весь двор, называя толстой коровой.
Неля училась в старшем на год классе. Была забитой тихоней. Без подруг, без друзей. После школы, Давид изредка встречал её во дворе. Когда та сидела на скамейке, пряча от всех заплаканные глаза. А из окна её квартиры доносились вопли родной бабки вещавшие миру, какого выблядка она пригрела на груди.
Потом, после выпускного, Неля уехала куда-то. Через год вернулась стройной, красивой, надменной. Работала в парикмахерской по соседству. Меняла ухажёров как бельё — по два раза на день. Отправила бабку в дом престарелых и зажила в её квартире. Казалось всё у неё было. Наркотой стала приторговывать полгода назад. Зачем ей этот геморрой?!
Сейчас её нужно долбануть шокером, чтобы перекосило красивое лицо, страх разорвал сердце на части и смерть постояла рядом, напомнив о быстротечности жизни. Ещё о её тупой жестокости над отдельно взятыми лицами.
— Чего молчишь? — прервала его растерянность Неля. — Взаймы не дам. Не проси. Мы хоть с тобой и вместе в одном дворе росли, но это, сам понимаешь не повод.
— Всё нормально. — Давид протянул ей две тысячи. — На все.
Ротвейлер исходился в лае, клацал зубами и брызгал слюной откуда-то снизу.
Неля забрала деньги и захлопнула дверь. Давид готовился, сжимал шокер в ладони, представлял с какой силой он выбросит руку вперёд и нажмёт на кнопку.
Сердце бешено колотилось.
Мысли об электрическом стуле, коровах на скотобойнях, искрящихся трансформаторах и замкнувших на ветру проводах мелькали в его голове. Дохлая кошка истошно орала в уши.
Ротвейлер, как и предполагалось был закрыт. Неля снова приоткрыла дверь. Уже больше чем в первый раз, и протянула маленький бумажный пакетик Давиду.
— Держи. Заходи ещё, будут деньги.
В её глазах он не видел ненависти, презрения. Казалось, что там, где-то в глубине за голубой радужкой притаилась что-то похожее на жалость. Она его жалела? Может и нет, но всё же…
Додик протянул оставшуюся тысячу.
— Я тут подумал и решил взять ещё.
Неля цокнула языком.