На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 21 мая, где присутствовали Димитров и Мануильский, Сталин ещё раз сформулировал мотивацию роспуска Коминтерна, которой следовало придерживаться. Он повторил тезис о невозможности руководить из одного центра партиями, которые в годы войны имеют столь разные задачи, и прибавил другой тезис: с роспуском Коминтерна враги уже не смогут называть коммунистов агентами иностранного государства в своих странах. Был ещё и третий довод, пожалуй, самый весомый. Сталин его не назвал, но едва ли Димитров о нём не догадывался — необходимость убрать все препятствия, мешающие укреплению сотрудничества СССР с союзниками в расчёте на обещанное открытие военных действий союзников против Германии в Западной Европе в 1943 году.
За день до этого заседания, 20 мая, В. М. Молотов, а затем И. В. Сталин принимали Джозефа Дэвиса, специального представителя президента Ф. Д. Рузвельта, в прошлом посла США в СССР. Цель миссии Дэвиса, вручившего советскому лидеру личное послание президента Соединенных Штатов, состояла в том, чтобы содействовать устранению осложнений, наслоившихся на отношениях между союзниками, и прояснить многие принципиальные вопросы. Одно из предложений, выдвинутых представителем президента Рузвельта перед Сталиным, касалось судьбы Коминтерна. Его роспуск, сказал Дэвис, произвёл бы благоприятное впечатление на западных союзников. Именно после беседы с Дэвисом Сталин позвонил Димитрову и спросил, нельзя ли ускорить публикацию постановления.
Небезынтересно также другое сопоставление дат: на следующий день после вылета Дэвиса из Вашингтона в Москву последовало приглашение Димитрова и Мануильского к Молотову, давшее старт процессу ликвидации Коминтерна.
Наконец, третье многозначительное совпадение, тоже едва ли случайное. Именно в те дни, когда Сталин и Молотов обсуждали с американским дипломатом пути укрепления межсоюзнических отношений, Рузвельт и Черчилль на встрече в Вашингтоне договорились об очередном переносе срока открытия второго фронта в Европе — на сей раз на весну 1944 года…
Вернувшись с заседания Политбюро в Исполком, Димитров собрал руководителей отделов, сообщил им, что роспуск будет проведён организованно, и попросил разъяснить сотрудникам, что они должны вести свою работу, как прежде, и ждать дальнейших указаний. Сам Георгий Михайлович все эти дни занимался текущими делами обычным порядком. Исполком Коминтерна продолжал движение по наезженной колее, подобно набравшему скорость локомотиву, и сразу остановить его было невозможно, да и незачем.
Постановление Президиума ИККИ о роспуске Коминтерна «Правда» опубликовала, как и планировалось, 22 мая. На последнем заседании Президиума, состоявшемся 8 июня под председательством Георгия Димитрова, были упразднены Исполком Коминтерна, Президиум и Секретариат Исполкома, а также Интернациональная контрольная комиссия.
Своеобразным прощанием с Коминтерном стала смена Государственного гимна Союза ССР. «Объявлен в печати новый национальный гимн СССР, вместо „Интернационала“» — акцентировал Димитров смысл замены в дневниковой записи 21 декабря.
Так была поставлена точка в двадцатичетырёхлетней истории Коминтерна. В течение девятнадцати лет Димитров входил в состав его руководящих органов, восемь лет был генеральным секретарем ИККИ. Задуманный Лениным как организующий центр мировой революции, созданный в эпоху военных бедствий и развала старых режимов, Коминтерн исчерпал свой ресурс в конце 1920-х годов. Уже тогда стало очевидно, что мировой революции не предвидится и что в советском руководстве взяли верх сторонники строительства социализма в одной стране. Коминтерн, однако, продолжал существование, прозябая в казённом сектантстве и пустой фразеологии. И только борьба в союзе с левыми и антифашистскими силами за свободное и демократическое общественное устройство и за разгром гитлеровской Германии — только такая борьба придала реальный смысл его деятельности. Служение интересам «Отечества трудящихся всех стран» стало для Коминтерна формой служения главной цели движения — победе социализма в мировом масштабе, потому что Советский Союз представлял собой альтернативу капитализму и пример — пусть далеко не идеальный — воплощённой социалистической идеи.
Понимание этой закономерности лишает всякого смысла рассуждения о «несамостоятельности» Коминтерна, о его «низведении» до уровня «сталинского ведомства по делам компартий». Именно «несамостоятельный» Коминтерн, стряхнувший с себя обветшавшие догмы двадцатых годов и включённый в орбиту советской геополитики, остался в истории как политическое движение мирового значения. «Самостоятельный» же Коминтерн, лишённый финансовой и иной поддержки со стороны СССР, мог бы остаться разве что кружком оторванных от действительности адептов мировой революции, подобных участникам созданного Троцким IV Интернационала.
Вспоминая годы работы с Георгием Димитровым в Исполкоме Коминтерна, Пальмиро Тольятти писал: «Под его руководством мы почувствовали и убедились на собственном опыте, что старые пропагандистские схемы больше не оправдывали себя, что было необходимо избавиться от значительной части устаревших словесных и умственных наслоений, чтобы обрести свежесть политической инициативы и с её помощью вновь вступить в контакт с широкими трудящимися и народными массами. Мы заново научились говорить общедоступным языком, и не только по форме, но и по содержанию, с тем чтобы всё наше движение осознало, что такое общечеловеческие блага и ценности всех цивилизованных людей, которым угрожали фашизм и война и которые мы были призваны защищать, ибо это были, конечно, и наши ценности. Защищая их, мы выполняли свою задачу быть авангардом всего человечества, которое любит свободу и мечтает о ней»{249}.
В этом высказывании не только описан смысл обновительного процесса в Коминтерне, который был начат неординарно мыслящими деятелями в середине 1930-х годов, но не состоялся по объективным и субъективным причинам. В нём просматривается и ответ на причины позднейших катастрофических провалов и упадка коммунистического движения. Идеология, объявленная непогрешимой и неприкасаемой, не освобождаемая от «устаревших словесных и умственных наслоений» и не получающая импульс дальнейшего развития, в конце концов утратила свою созидательную энергию и силу.
Дальнейший жизненный путь нашего героя определился 12 июня 1943 года, когда на совещании у Сталина было сформировано мнение о передаче значительной части функций упразднённого Исполкома Коминтерна специально созданному подразделению ЦК ВКП(б) — отделу международной информации (ОМИ). Роспуск Коминтерна не должен был нанести ущерб антифашистской борьбе. На следующий день Политбюро приняло по этому вопросу постановление и назначило заведующим отделом секретаря ЦК А. С. Щербакова, а его заместителями — Г. М. Димитрова и Д. З. Мануильского.
«Чтобы враги не могли использовать тот факт, что отдел возглавляется Димитровым», — так прокомментировано в дневнике это решение. Комментарий по обыкновению краток и не позволяет судить, с какими чувствами Димитров воспринял перемену, формально означавшую утрату высокого статуса и уход в тень. Очевидно, он смирил минутную вспышку самолюбия доводами разума, сказав себе: главное — успешная борьба с фашизмом на всех фронтах, а какой ты занимаешь при этом пост — дело десятое.
Опасения, что отдел международной информации ЦК во главе с бывшим генсеком ИККИ будет воспринят как новое издание Коминтерна, имели серьёзные основания. В строго засекреченной структуре ОМИ отчётливо просматривалась преемственность с традиционными формами работы Исполкома Коминтерна. Отдел состоял из нескольких секторов. На базе коминтерновских служб были образованы подведомственные отделу учреждения — Институт № 205 (национальные радиоредакции), Институт № 100 (1-й отдел по связям с нелегальными компартиями). Отделу международной информации было также поручено «наблюдение за работой загранбюро компартий», находящихся в Москве. В этом «отделе особого назначения» и подведомственных ему учреждениях трудились в подавляющем большинстве бывшие сотрудники аппарата Исполкома Коминтерна. В Институт № 99, формально переданный в НКВД, перешли 50 сотрудников ИККИ, работавших в Комиссии по делам военнопленных. Институт курировал Д. З. Мануильский. Фундаментальная библиотека (253 тысячи экземпляров книг и 16 тысяч комплектов журналов и газет) перешла в ведение Института Маркса — Энгельса — Ленина, огромный архив — в распоряжение ЦК ВКП(б)[98].
Административно-хозяйственные хлопоты продолжались всё лето: утверждение штатов нового отдела, устройство бывших сотрудников ИККИ, организация работы «институтов», поиск помещений для представительств компартий, финансирование текущей деятельности отдела и так далее. Димитров делил дни между Ростокино и Старой площадью, где располагался ЦК ВКП(б). В ЦК ему был предоставлен пустующий кабинет А. А. Жданова (прежний хозяин с начала войны работал и жил в Ленинграде). Когда оборудовали кабинет, комнаты для размещения секретариата и шифровальной части, Георгий Михайлович окончательно распрощался с бывшей штаб-квартирой Коминтерна и переехал на новое место работы.
Фактически Димитров возглавил отдел международной информации. Для руководителей компартий он по-прежнему остался авторитетным и многоопытным политическим деятелем, живым олицетворением связи между компартиями и ЦК ВКП(б). Благодаря тому, что все зарубежные пункты Коминтерна сохранились, ОМИ регулярно контактировал с руководством партий, нелегально работающих в своих странах. В шифровке, разосланной руководству партий в мае 1943 года, предлагалось «посылать и дальше информацию тем же способом, как и до сих пор». Димитров договорился также с Фитиным и Ильичёвым о продолжении взаимодействия с разведслужбами. Совместно с ними сотрудники «институтов» занимались переброской в оккупированные страны партийных и оперативных работников, подготовкой кадров в секретных школах, сбором и анализом информации, антифашистской пропагандой и т. д. Однако секретная деятельность стала менее масштабной, чем в первые годы войны, что объяснялось возросшими возможностями государственных структур.
На том же совещании в Кремле, где обсуждались задачи отдела международной информации, был одобрен составленный Мануильским и Пиком проект создания антифашистского комитета «Свободная Германия». Димитров записал в дневнике: «Стал[ин] подчеркнул, что необходимо для немцев указать на опасность расчленения и уничтожения Германии, опасность, которую можно предотвратить только путём свержения Гитлера. Ибо с гитлеровской Германией никто не заключит мира. Борьба за спасение Германии от гибели, за восстановление демократических прав и свобод германского народа, установление парламентского строя и пр. — это должны быть задачи антифаш[истского] комитета германских патриотов».
Идея создания «Свободной Германии» возникла в ходе политической и организационной работы, которую вели с военнопленными немецкие коммунисты и советские политработники. В Красногорском лагере № 27 под Москвой были открыты немецкое, румынское, итальянское и другие отделения антифашистской школы, организованы специальные семинары для офицерского состава. Подобные школы работали и в других лагерях.
Национальный комитет «Свободная Германия» был учреждён на конференции в Красногорске 12–13 июля 1943 года. Президентом НКСГ стал немецкий поэт-эмигрант Эрих Вайнерт. Через неделю Димитров получил первый номер газеты «Freies Deutshland» («Свободная Германия») с манифестом НКСГ, обращённым к вермахту и германскому народу. Комитет занимался антифашистской пропагандой на линии фронта и среди военнопленных, помогал вести разъяснительную работу среди немецких солдат в оккупированных Германией странах, выпускал газеты и агитационную литературу, имел в своем распоряжении радиостанцию.
Среди поступивших в ИККИ телеграмм в связи с роспуском Коминтерна одна была не похожа на другие. В сообщении из Яньани не только говорилось о полном согласии ЦК КПК с предложением Президиума ИККИ, но и подробно описывались исторические заслуги Коминтерна, в том числе и его поддержка Компартии Китая. Явно не случайно был включён также отдельный пункт, разъясняющий смысл развёрнутого в партии движения за исправление стиля партийной учёбы, партийной работы, партийной литературы (