Второй судебный процесс, начавшийся 6 июля, получил известность как «Процесс шестидесяти двух» — по числу представших перед судом членов нелегального ЦК БРП и партийных активистов, среди которых были секретарь ЦК Трайчо Костов и член Политбюро Антон Иванов. Всем им были вменены в вину деяния, связанные с попытками насильственного изменения государственного и общественного строя в Болгарии. Суд вынес двенадцать смертных приговоров (в том числе шесть — заочно). Шестеро получили пожизненное заключение, семнадцать человек — от 10 до 20 лет тюрьмы, двадцать были оправданы.
Поэт Никола Вапцаров, сотрудник Военной комиссии ЦК, вернувшись в тюремную камеру, написал прощальное стихотворение. В нём он не оплакивает свою горькую судьбу, а приемлет смерть как неизбежность и малый эпизод в беспощадной мировой схватке:
Из шести приговорённых к смерти пятеро были расстреляны в тоннеле Софийского стрельбища. Трайчо Костов избежал казни благодаря случайности. Светослав Балан, секретарь царя Бориса, обнаружил в судебном приговоре, поступившем на утверждение монарха, фамилию Костова — своего соученика по гимназии. Вероятно, воспоминание о юношеской дружбе толкнуло его на неординарный поступок: он попросил царя оставить жизнь коммунистическому функционеру, посланному Коминтерном в Болгарию, чтобы свергнуть царский режим. И Борис заменил Трайчо Костову смертную казнь пожизненным заключением.
Обо всём этом Димитров долго не имел полной и достоверной информации. Ему пришлось довольствоваться отрывочными сведениями,
пересылаемыми из службы Фитина и ГРУ, да скудными подробностями о ходе процессов, добытыми оставшимися на свободе сотрудниками ЦК. Правда открывалась постепенно. Лишь 16 июля_в дневнике появилась осторожная запись: «Видимо, серьёзный, большой провал. ЦК разгромлен. Множество ячеек в армии раскрыто. Это не могло случиться без наличия провокаторов в центре партии». Основания для такой догадки имелись. Осведомлённость Управления общественной безопасности о коммунистическом движении в Болгарии была поразительной. Доклад отделения «А» этого управления, подготовленный в конце 1941 года, состоит из 18 глав, подробно освещающих все стороны деятельности партии, вплоть до технической оснащённости, финансов, состава Политбюро и подлинных фамилий переправленных в Болгарию из Севастополя «парашютистов» и «подводников». «Коммунистическая опасность не только не миновала, но и увеличилась и стала устрашающей», — к такому выводу пришёл автор доклада, сохранившегося в архиве Министерства внутренних дел Болгарии.
В начале августа Димитров отредактировал и утвердил некролог памяти своего давнего и верного соратника Антона Иванова и его товарищей. Радиостанция «Христо Ботев» передала его 3 августа в виде письма группы софийских граждан.
В тексте некролога упомянут также «казнённый гестаповскими палачами болгарский патриот Владимир Займов». Генерал в отставке Владимир Займов возглавлял разветвлённую разведывательную группу, которая в 1939–1942 годах передавала в Москву ценную военную и военнополитическую информацию о Болгарии, Германии, Турции, Греции и других странах. По некоторым сведениям, Радойнов встретился с Займовым в начале 1942 года, однако сотрудничать им не довелось[96].
Адольф-Хайнц Бекерле, полномочный министр Третьего рейха в Болгарии и по совместительству обергруппенфюрер СС, доложил в Берлин, что операцию по раскрытию советского разведцентра успешно провели на основе германских данных болгарские коллеги. Он заверил своё непосредственное начальство в том, что циркулирующие в стране слухи о возможной высадке советского десанта и «коммунистической революции» безосновательны; болгарская полиция в курсе всех замыслов коммунистов и с большой энергией действует против них.
О причинах и последствиях провала ЦК и судьбе арестованных Димитров несколько раз говорил со своими ближайшими сотрудниками. Обсуждались и кандидатуры тех, кто должен возглавить подпольный ЦК. К началу ноября этот вопрос был согласован, и к работе в Политбюро приступили новые люди. Секретарём ЦК был назначен Антон Югов, членами Политбюро стали также Цола Драгойчева, Димитр Ганев, Йорданка Чанкова. Впоследствии в составе партийного руководства стали работать Добри Терпешев, Георгий Чанков, Христо Михайлов. Многие из них впоследствии войдут в круг близких соратников Георгия Димитрова и возглавят органы партийной и государственной власти новой Болгарии.
В Софии ещё шли судебные процессы, а в Москве на узком совещании болгарского актива Георгий Димитров поставил задачу добиться соглашения между БРП и антифашистскими группами в Земледельческом союзе, Социал-демократической, Демократической и Радикальной партии и сплотить антигитлеровский фронт. Такому объединению, сказал он, необходима политическая платформа. Проектируемое объединение получило название «Отечественный фронт». Подобно наименованию войны, которую вёл против Германии Советский Союз, это название было обращено к тому самому ценному, что выпестовано за века, — Отечеству. Проект программы ОФ был, в основном, разработан Василом Коларовым. После небольшой редактуры Димитров передал текст на радио «Христо Ботев». Несколько раз программа Отечественного фронта прозвучала в эфире под названием «Заявление руководящего деятеля компартии». При отсутствии надёжной и регулярной связи с ЦК этот открытый радиоканал стал основным средством передачи в иносказательной форме указаний для нелегальной партии болгарских коммунистов. «Слушайте и записывайте директивные статьи радио „Христо Ботев“ и руководствуйтесь ими» — повторял диктор, и большинство слушателей в Болгарии были уверены, что с ними говорит сам Георгий Димитров{245}.
В программе Отечественного фронта сформулированы три группы требований. Это разрыв с Германией, вывод болгарских войск с оккупированных территорий, обеспечение национальных интересов народа путём договорённости с другими балканскими народами и установления тесной дружбы и сотрудничества Болгарии с Советским Союзом, Англией, США и другими свободолюбивыми народами. Это освобождение всех преследуемых антифашистов, обеспечение политических прав и свобод граждан, искоренение фашистского мракобесия. Наконец это создание условий для экономического развития Болгарии как свободной и независимой страны. Отечественный фронт, говорилось в заключительной части программы, ставит своей ближайшей целью свержение нынешнего антинародного прогитлеровского правительства и создание подлинно национального правительства, способного проводить спасительную политику ОФ. Опираясь на волю и поддержку всего народа, такое правительство подготовит условия для созыва Великого народного собрания, которое определит будущую форму правления Болгарии и создаст необходимые конституционные и материальные гарантии свободы, независимости и процветания родины.
Как видно, программа ОФ строго соответствовала рекомендациям Исполкома Коминтерна для подобных документов. В ней изложены общедемократические и общенациональные задачи и нет даже намёка на перемены социально-политического строя в Болгарии и на руководящую роль коммунистов.
Серьёзной политической проблемой, вышедшей на международный уровень, стали отношения между партизанским войском Тито и отрядами четников, сформированными полковником Драголюбом (Дражей) Михайловичем из остатков разбитой югославской армии. Эмигрантское королевское правительство Югославии в Лондоне присвоило Михайловичу генеральское звание и назначило главнокомандующим «королевской армией», которая должна была сражаться против оккупантов и марионеточного правительства Недича, созданного немцами. Вальтер доложил Исполкому Коминтерна, что «партизанская армия в Югославии насчитывает около 100 тыс. человек и около 30 тыс. четников, которые являются нашими союзниками».
Однако уже через короткое время стало ясно, что цель у «главнокомандующего» совсем иная — не дать коммунистам возглавить Сопротивление и тем самым преградить им путь к власти в будущей независимой Югославии. Атакам на немецкие гарнизоны Дража Михайлович предпочёл стычки с партизанами и ожидание английской помощи. В середине декабря Вальтер сообщил в ИККИ: «Имеем все документы об измене Михайловича. Наши попытки склонить его на борьбу против немцев не удались. Когда он напал на нас в спину, мы разгромили его отряды».
Успехи партизанской армии Тито доставляли немало беспокойства эмигрантскому югославскому правительству и стоявшему за ним официальному Лондону, что стало очевидно после встречи Тито с англоюгославской миссией, добравшейся на подводной лодке до побережья Черногории. Глава миссии капитан Хадсон от имени эмигрантского правительства потребовал, чтобы Тито передал партизанские формирования под командование генерала Михайловича. Он заявил также, что правительство Великобритании обратится за содействием в этом вопросе к Советскому правительству.
Димитров, регулярно информировавший Сталина и Молотова о событиях в Югославии, направил им сообщение Вальтера о переговорах с Хадсоном. Возникла непростая ситуация. Ведь СССР не прерывал дипломатических отношений с этой страной даже после её захвата Гитлером и признал королевское правительство Югославии в изгнании, чтобы не осложнять отношения с союзной Великобританией. Поэтому Москва не могла ни открыто поддержать Тито, в том числе вооружением, ни обнаружить своё влияние на него. Оставалось заявить, что Советское правительство «не считает уместным вмешиваться в восстание в Югославии». Таким образом, партизанская армия осталась под фактическим контролем коммунистов.
Очевидно, в ответ на запрос Молотова Димитров направил ему в феврале 1942 года подробную справку о руководящем ядре Компартии Югославии. На целую страницу в справке расписана биография Тито. «Вальтер лично нам известен как способный работник и стойкий большевик», — подвёл итог его пространной характеристики Димитров. Через два месяца он послал Сталину письмо, в котором подчеркнул важность югославского участка «общего фронта борьбы против фашистких армий» и сделал вывод, что там «налицо большие возможности дальнейшего развития партизанского движения, вплоть до настоящей народной войны против оккупантов»{246}.
Шестидесятилетие наш герой встретил со смешанными чувствами. «Прямо не верится, что мне уже так много лет… — записывает он в дневнике 18 июня 1942 года. — Я стал стариком, не заметив этого… Хорошо, что официально ничего не отмечалось…»
По воспоминаниям очевидцев, сотрудники ИККИ, собравшиеся 18 июня в кабинете своего руководителя, преподнесли ему приветственный адрес. Димитров внимательно выслушал текст и, поблагодарив, заметил, что шестидесятилетие — не бог весть какая радость. Но различных приветствий и поздравлений пришло очень много, что, конечно, было приятно. Даже моряки парохода «Георгий Димитров» прислали радиограмму.
День рождения закончился домашним ужином в узком кругу: Елена, Вылко, Куусинен и Коларов с жёнами, Зинаида Гавриловна Орджоникидзе. Отсутствие за праздничным столом Тольятти, Тореза, Пика и других близких имениннику людей из состава коминтерновского руководства объяснимо: они еще пребывали в Уфе. Но отсутствие Мануильского не выглядит случайным, как и то, что его фамилия стоит в самом конце длинного списка поздравителей, что помещён в дневнике.