Контакты Димитров с редакторами и обозревателями национальных редакций не сводились к постановке общих задач. Он просматривал и редактировал материалы, запрашивал зарубежные пункты связи о качестве приёма радиопередач. Благодаря советским радиоинженерам ведущие радиопрограмм Коминтерна получили возможность «встраиваться» в зарубежную радиопередачу; перебивая тамошнего диктора или оратора, подавали реплики, вели антифашистскую агитацию. «Совещание с Копленигом, Фюрнбергом, Аккерманом и Келлером о радиоконтрпропаганде на волнах немецкого, австрийского и польского радио в Германии, — записывает Димитров 6 октября. — (Результаты до сих пор очень хорошие. Во время речи Гитлера реплики и собственные аргументы и факты удачно переданы.)» Остроумно и умело вёл полемику с государственным болгарским вещанием Марек по радио «Народен глас» из Тбилиси. Сохранились донесения болгарской полиции о том, что крестьяне специально собирались в корчмах, чтобы послушать его словесные атаки.
Болгарская национальная радиостанция называлась «Христо Ботев». В штате редакции, возглавляемой Вылко Червенковым, состояли так называемые «слухачи», которые прослушивали и конспектировали всевозможные «вражьи голоса» и поставляли материал редакторам для составления острых комментариев и политических обзоров. Подобная практика существовала и в других редакциях.
«Вызвал Супроненко (начальник лагерей военнопленных), — записал Димитров 17 ноября 1941 года, — чтобы договориться о работе в этих лагерях и о посылке новой делегации в Спасозаводский лагерь (Караганда)». Группы сотрудников ИККИ и политэмигрантов-коммунистов выезжали в лагеря военнопленных для бесед и сбора информации о моральном состоянии армий противника. После своей первой поездки в лагерь военнопленных Вильгельм Пик рассказал Димитрову о пережитом потрясении. Нацисты столь преуспели в психологической обработке военнослужащих, особенно
офицеров, что никакие доводы разума на них не действуют. Они слепо верят Гитлеру, убеждены в своем расовом превосходстве и праве покорять и истреблять другие народы. И этим людям, заражённым бациллой нацизма, предстояло возвращать нравственное здоровье!
По предложению Димитрова осенью 1941 года при Исполкоме Коминтерна была образована комиссия по работе среди военнопленных. Её возглавил немецкий коммунист Вальтер Ульбрихт. Комиссия сотрудничала с Главным управлением по делам военнопленных и интернированных НКВД и Бюро военно-политической пропаганды ЦК ВКП(б). Иностранные коммунисты были востребованы и в специальных подразделениях Главного политуправления Красной Армии, созданных для морального разложения войск противника. На фронт выезжали немцы Иоганнес Бехер, Вилли Бредель, Эрих Вайнерт, Альфред Курелла, Фридрих Вольф, венгр Дьюла Ийеш, румыны Петреску и Редибойм, итальянец Джерманетто, чех Олднер, финн Эйкийя. Димитрову пришлось побороться за многих немецких, австрийских, итальянских и венгерских коммунистов, в том числе и сотрудников аппарата ИККИ, когда лиц «неудобных национальностей» по распоряжению правительства стали высылать в глубокий тыл.
В январе 1942 года начальник Разведуправления НКВД Фитин сообщил Димитрову, что арестованный в Токио советский разведчик, «некто Зорге (Хорхе)» на допросе показал, что является членом Компартии Германии и с 1926 года работал в ИККИ. Фитин просил сообщить, насколько правдоподобны данные сведения. Отдел кадров Исполкома Коминтерна подтвердил этот факт. Возможно, подписывая справку на Рихарда Зорге, Димитров обратил внимание на совпадение дат: Зорге работал в ИККИ в период «московских каникул» Димитрова и жил, как и он, в «Люксе». Возможно, они даже были знакомы, но вряд ли рассказывали друг другу о себе, соблюдая правила конспирации. А потом их пути-дороги разошлись: Димитров уехал в Вену, а Зорге перешёл на службу в военную разведку и вскоре отправился в Китай…{240}
Секретные операции
В 1942 году в Москву стали возвращаться правительственные ведомства. Поздно ночью 10 марта Димитрову позвонил Щербаков. Сообщил, что Сталин просил передать: «Пускай Димитров с группой немцев приезжает в Москву, чем скорее, тем лучше». Через час Сталин позвонил сам: «Хорошо было бы, чтобы Вы уже завтра с группой немцев были в городе».
Из дневниковой записи неясно, о каких немцах шла речь. Не сказано и о согласовании срока приезда, поскольку на то, чтобы решить основные вопросы, касающиеся переезда в Москву, и передать дела Тольятти потребовалось несколько дней.
Георгий Михайлович и Роза Юльевна возвращались домой через Куйбышев. Там на попечении Флейшманов остались дети — Митя, Фаня, Ира и Володя.
Поезд Куйбышев — Москва прибыл на Казанский вокзал 19 марта в половине одиннадцатого утра. Через час Димитров сообщил Сталину о своём прибытии и поспешил на работу.
После возвращения части сотрудников ИККИ в Москву аппарат Исполкома оказался разделённым. В Уфе под руководством Тольятти продолжали работать национальные радиоредакции, партийные школы и технические службы. Остальные подразделения оперативно развернули свою деятельность на прежнем месте, в Ростокино. Верный своему принципу вникать во все мелочи, Георгий Михайлович обошёл служебные помещения, включая столовую, поговорил с сотрудниками.
Не мог он оставить без внимания и «филиалы» — в начале июня с согласия Сталина устроил себе короткую командировку. В дневнике отразилась новизна впечатлений: вместительный «Дуглас», взявший на борт двенадцать пассажиров (среди них была и Роза Юльевна), сопровождали два истребителя; с высоты открылся изумительный вид на русские равнины, не тронутые войной. В Куйбышеве и Уфе Димитров провёл несколько совещаний — в основном, по вопросам радиопропаганды. «Привезли с собой Митю. Его радости нет границ», — не забыл отметить он в дневнике по приезде в Москву.
Первая половина 1942 года выдалась для Советского Союза неудачной в военном отношении. Красной армии не удалось перехватить стратегическую инициативу, наступательные операции на Южном и Западном направлениях привели к крупным жертвам. Блокадное кольцо вокруг Ленинграда разомкнуть не удалось, немцы продвинулись к Кавказу и Волге. На территории Украины, Молдавии, Белоруссии, республик Прибалтики и тринадцати областей Российской Федерации установился оккупационный режим. А открытие второго фронта в Западной Европе откладывалось…
Директивы ИККИ, ориентирующие европейских коммунистов на развёртывание вооружённой борьбы, не остались благими пожеланиями. Европейское антифашистское Сопротивление расширялось, обретая в разных странах разные формы — от мелких актов саботажа до крупных боевых операций партизанских соединений, как в Югославии и Греции.
Постоянные контакты с национальными отрядами Сопротивления поддерживал 1-й отдел ИККИ (бывшая служба связи), по-прежнему
подчинённый напрямую генеральному секретарю. Отдел вёл сбор политической и военной информации, готовил кадры для работы в тылу оккупированных и союзных с Германией стран, переправлял их за границу, занимался техническим обеспечением секретных операций и радиосвязи с нелегальными компартиями и зарубежными пунктами Коминтерна. Несмотря на провалы, часть пунктов удалось восстановить и даже открыть новые.
Сотрудничество Исполкома Коминтерна с Управлением внешней разведки НКВД и Разведуправлением РККА во время войны поднялось на новый уровень и стало постоянным. Коминтерн (то есть, составляющие его партии) и коммунистическая политическая эмиграция не видели в том ничего предосудительного. Ведь на повестке дня стояла борьба с фашизмом и защита страны, воплотившей (хотя и не без изъянов) социалистические идеалы. Если раньше ИККИ прибегал к помощи спецслужб, в основном, для того, чтобы срочно связаться с зарубежными адресатами или переправить через границу нелегалов, то теперь заинтересованность стала взаимной.
Как видно из дневника, Димитров регулярно встречался и обменивался письмами с начальником Управления внешней разведки НКВД старшим майором госбезопасности П. М. Фитиным, начальником Разведуправления Генштаба РККА генерал-лейтенантом Ф. И. Голиковым и сменившим вскоре его на этом посту генерал-майором А. П. Панфиловым, а также с другими сотрудниками этих ведомств. «Фитин у меня, — записывает Димитров 20 августа 1941 года. — Договорились насчёт контакта и взаимного сотрудничества в области связей с заграницей в целях усиления работы на всех участках. Поручил Фит[ину] и Соркину подработать конкретные вопросы и доложить». Через месяц: «Генер[ал] Голиков (Разведупр[авление]) о переброске активистов за рубеж, о координировании работы между Разведупр[авлением], НКВД и КИ по этим вопросам, о Китае и Маньчжурии и т. д. Договорились насчёт конкретных формальностей».
Дневник и переписка Димитрова свидетельствуют, что ИККИ стал в первые годы Отечественной войны участником своего рода разведывательного трио, а Георгий Димитров — одной из его ключевых фигур, о чём свидетельствует запись о