6 октября 1849 г. во двор главной тюрьмы Пешта вывели бывшего первого министра Венгрии графа Лайоша Баттяни. За то, что он сделал ради независимости Венгрии, австрийский военный суд приговорил его к повешению как изменника, но несколькими днями раньше приговоренный попытался перерезать себе горло. По этой причине суд заменил повешение расстрелом. Баттяни был так слаб, что к месту казни его несли; он умер, обмякнув на стуле. Несколькими часами раньше, в половине шестого утра, в замке Арад казнили, в основном через повешение, 13 генералов бывшей армии независимой Венгрии, также обвиненных в государственной измене. Такая казнь на виселице была мучительной, потому что смерть наступала не от моментального перелома шеи, а от медленного удушения. Кроме того, она была унизительной, поскольку жертва извивалась в агонии, а в последний момент обычно происходило опорожнение кишечника.
Казни графа Баттяни и венгерских генералов обозначили конец кровавой войны между Венгрией и Габсбургами, начавшейся вторжением Елачича. Венгрия сопротивлялась почти год: Кошут мастерски мобилизовал на оборону все ресурсы и венгероязычное население страны, а его армией командовали умелые военачальники. Вместе с тем только в апреле 1849 г. венгерское правительство формально объявило Венгрию независимой, низложив «клятвопреступный дом Габсбургов» и назначив Кошута правителем-президентом. До того момента венгерские политики придерживались убеждения, что действуют в своем праве согласно Апрельским законам, признанным императором Фердинандом.
Наконец, в июне 1849 г. по просьбе нового австрийского императора Франца Иосифа (1848–1916) в Венгрию вторглась русская армия. Под натиском российского генерала Паскевича, ударившего с севера, и австрийского генерала фон Гайнау, наступавшего с запада, сопротивление было сломлено. Кошут тем временем бежал в Турцию. Остаток своей долгой жизни (умер в 1894 г.) он посвятил обличению габсбургского правления в Венгрии, пленяя своим ораторским искусством целые залы в Великобритании и США. Его утверждение, будто английский он выучил, читая Шекспира в тюрьме, необязательно соответствовало действительности, но вызывало уважение к оратору и способствовало делу свободной Венгрии. В 1851 г. Кошуту устроили восторженный прием в Англии. В каждом городе, где он выступал, его приветствовали десятки тысяч людей. Когда же в Лондон приехал генерал фон Гайнау, возчики пивоварни Barclay and Perkins подкараулили его, забросали навозом и прогнали по всей Боро-Хай-стрит[434].
Казнь Баттяни и генералов была делом рук молодого Франца Иосифа, отвергшего предложение собственных министров о широкой амнистии. По мнению императора, время «эшафотов и резни», как описал тот момент один бывший министр-президент, еще не прошло, так что он предоставил фон Гайнау полную свободу действий на территории Венгрии. За этим последовала добрая сотня казней и несколько тысяч приговоров к длительным срокам заключения. Даже после указания австрийского министра-президента князя Шварценберга воздерживаться от казней, фон Гайнау не остановился, пока его наконец не отправили в 1850 г. в отставку. Он был достаточно бестактен, чтобы после отставки купить себе поместье в Венгрии, и так и не смог понять, почему соседи не приглашают его в гости[435].
Чрезвычайный порядок управления сохранялся в Венгрии до 1854 г., а некоторые виды преступлений еще несколько лет после этого подпадали под юрисдикцию военных судов. В довершение всего деление страны на комитаты было упразднено в пользу системы административных округов, управляемых чиновниками австрийского министерства внутренних дел. Хорватия, Трансильвания и Банат вместе с соседней Воеводиной подчинялись теперь напрямую Вене как коронные земли. Все органы самоуправления были упразднены, а языком делопроизводства стал немецкий. Задачи, прежде решавшиеся комитатами и дворянами-землевладельцами, отошли в ведение чиновников, в немалой части набранных из других областей Австрийской империи.
Деление Венгрии на округа, управляемые из Вены, было частью плана, который Шварценберг (или кто-то из его приближенных) составил еще в декабре 1848 г. В других областях империи процесс не был столь упорядоченным. Одним из первых своих указов Франц Иосиф распустил рейхстаг, заседавший в Кромержиже. Ранним утром 7 марта 1849 г. солдаты с примкнутыми штыками вошли в замок, где проходили заседания, и перекрыли входы, после чего прочесали город, арестовав нескольких наиболее радикальных депутатов. Вместо разработанного рейхстагом проекта конституции Франц Иосиф ввел свою, более соответствующую, как он пояснял, духу времени и не столь проникнутую чуждыми Австрии отвлеченными идеями[436].
В каком-то смысле мартовский указ о введении конституции был прогрессом. Он служил централизации государства, так как предполагал один выборный парламент для всей Австрийской империи, включая Венгрию, единое правительство и одну коронацию. Император сохранял значительную власть, но при этом предусматривалось несколько уровней выборных институтов, которым передавались определенные полномочия. Новая конституция, кроме того, подтверждала отмену крестьянских повинностей, ранее объявленную рейхстагом, равенство граждан перед законом и то, что «все национальные группы равны и каждая из них имеет неотъемлемое право сохранять и развивать свой национальный язык и культуру»[437].
Но при всех ее достоинствах эта конституция была циничной уловкой. Франц Иосиф намеревался войти в историю, и его манила мечта Шварценберга соединить Австрийскую империю с Германским союзом, создав в Центральной Европе крупное территориальное образование, политическое главенство в котором будет за габсбургским императором. Чтобы склонить германских князей к этой идее, Францу Иосифу нужно было показать себя конституционалистом, готовым ограничить свою власть законом. Однако к середине 1851 г. стало ясно, что германские правители не пойдут на слияние с Австрийской империей, но предпочтут сохранить Германский союз, учрежденный в 1814 г. после поражения Наполеона. К этому времени Франц Иосиф уже бросал завистливые взгляды на Наполеона III, который, согласно восторженному описанию австрийского императора, «решительно взял бразды правления в свои руки» и стал «чем-то значительно большим, чем машиной для подписания бумаг»[438].
Мартовская конституция вводилась в действие черепашьим темпом, а ее положения о выборном местном самоуправлении подверглись решительному урезанию. Наконец, в последний день 1851 г. Франц Иосиф обнародовал серию распоряжений, известную впоследствии как «патент Сильвестра» (Silvesterpatent; 31 декабря — День святого Сильвестра, патент — тип императорского указа). Эти документы полностью отменяли мартовскую конституцию и передавали всю законодательную власть в руки самого императора. Переворот завершился после смерти Шварценберга в апреле 1852 г., когда Франц Иосиф объявил себя еще и министром-президентом.
Патент Сильвестра положил начало десятилетию неоабсолютизма (или неоцезаризма), на протяжении которого Франц Иосиф правил как диктатор. Оба эти термина возникли много позже, а в то время тип правления, установленный им, называли просто абсолютизмом или, более четко, бюрократическим абсолютизмом, поскольку свою волю император навязывал посредством административного аппарата. Однако у бюрократов при этом были и собственные политические задачи, состоявшие в выполнении программы реформ Иосифа II, с ее верой в мудрое государственное управление и направляемый сверху социально-экономический прогресс. Они даже нашли себе соответствующее название — «партия Просвещения»[439].
В 1850-х гг. число государственных служащих в габсбургской империи составляло около 50 000 человек, но это с учетом младших и вспомогательных должностей. Около 10 000 из них принадлежали к более высокому «политическому составу» (Konzeptdienst), почти всегда с университетским образованием, преимущественно юридическим. Чиновники на верхних уровнях иерархии в огромном большинстве обладали либеральными взглядами и наклонностями, почти поголовно состояли в читательских клубах, а в ходе событий 1848 г. относились к лагерю политических реформаторов. Их либерализм заключался в идее расширения возможностей отдельной личности за счет системы образования, равенства перед законом, свободы печати, свободы собраний и устранения экономических ограничений. Сильное государство в их глазах служило проводником либеральных реформ, и они были готовы идти ему на уступки — одной из первых таких уступок стала свобода печати. Однако приветствуя всестороннее вмешательство государства, чиновники «раскармливали» его, превратив в Левиафана, уничтожившего все личные свободы, за которые они, как либералы, должны были выступать[440].
Бюрократический абсолютизм достиг немалых успехов: он, по выражению одного историка, «осуществил мечты иозефизма». Появлялись новые научные учреждения, на шахтах и фабриках вводились правила безопасности, возникла почтовая служба с использованием марок, строились шоссе, телеграфные линии и железные дороги. К 1854 г. было уложено 1000 км путей, а построенную в 1832 г. линию Линц — Ческе-Будеёвице (Будвайс) перевели с конной тяги на паровую. На сооружение шоссейных дорог всего за три года пошло почти 10 млн кубометров породы. Специалисты из Комиссии по общественным работам Лондона помогли углубить и спрямить русла Дуная и Тисы. Развитию инфраструктуры способствовал бурный рост угольной и сталелитейной промышленности, формирование крупного банковского сектора и снятие внутренних таможенных барьеров, превратившее Австрийскую империю в единый рынок. Преобразилась и сама Вена: старые городские стены срыли, а на их месте проложили широкую Рингштрассе, где начали селиться представители нового класса промышленников и предпринимателей, порожденного экономической модернизацией[441].
Иосиф II освободил крестьян лишь в том смысле, что они могли покидать свою землю и вступать в брак без согласия земельного собственника. Но их наделы по-прежнему оставались в собственности этого лица, так что крестьяне должны были платить ему ренту и отбывать трудовые повинности. В первые месяцы революции венгерский парламент твердо пообещал отдать землю работающим на ней крестьянам, но в других частях империи крестьяне получали лишь расплывчатые и половинчатые посулы, а условия освобождения должны были проясниться только после созыва рейхстага. Трудность состояла в том, что собственникам земли нужно было как-то компенсировать ее потерю, а участки, которые обрабатывали крестьяне, имели разный юридический статус: одни на протяжении многих поколений представляли собой наследственные крестьянские владения, другие арендовались у феодала по договору, третьи были общинными; некоторые поля ныне живущие крестьяне расчищали и распахивали своими руками.
Рейхстаг уклонился от обязанности обеспечить освобождение крестьян, спрятавшись за общими фразами. Однако после 1849 г. правительство решительно взялось за проблемы, связанные с отменой крестьянских повинностей. Наследуемые земли полностью передавались в собственность крестьянам, и никакой выплаты за них помещику не назначалось. За прочие земли прежние хозяева получали компенсацию, основную долю которой брало на себя государство, которое выпускало и постепенно распространяло целевые облигации. Условия компенсации прорабатывали особые комиссии, для чего новые землевладельцы-крестьяне должны было вносить в земельный кадастр детальные описания своих наделов. В кадастр вносились и сведения об обременениях — сдана ли собственность в аренду или заложена; все эти данные зачастую оспаривались соседями, родственниками или арендаторами. Tолько в Венгрии во второй половине XIX в. суды редко разбирали меньше 300 000 земельных споров в год, а число ожидавших рассмотрения исков обычно превышало 1 млн[442].
Прежде мелкие тяжбы такого рода рассматривались в первой инстанции манориальными судами, но с исчезновением феодальных пережитков исчезли и эти суды вместе с их безвозмездным вкладом в управление сельской местностью. Заполняя эту брешь, государству пришлось учредить 1500 новых судов и надзорных учреждений по всей империи. В деревни командировали чиновников, которые должны были следить за исполнением директив центра. Работа эта была непростой. Министр внутренних дел Александр Бах распорядился, чтобы в Венгрии гражданские чиновники носили неудобную униформу, сшитую по образцу венгерского кавалерийского обмундирования, но она обходилась в полугодовое жалованье чиновника и вызывала насмешки над «гусарами Баха». Убогий быт и нехватка средств к существованию скоро заставляли такого чиновника понять, что в реалиях современной деревни исполнение его должностных обязанностей невозможно. Один из «гусар Баха», прибыв на место службы, обнаружил, что в этом венгерском селении нет тюрьмы, а осужденные содержатся без охраны на постоялом дворе, получая ежедневное пособие на еду[443].
В своих инструкциях для гражданских чиновников Бах подчеркивал важность стабильности, рутины и предсказуемости работы юридического и административного аппарата. Для этого в 1850-х гг. действие австрийского гражданского права распространили на всю территорию Австрийской империи, заменив им путаные и по большей части неписаные обычные законы Венгрии и Трансильвании. Но любой закон приходилось адаптировать к местным условиям, что-то в нем меняя, отчего право теряло универсальность и систематичность. Хуже этого, при той мешанине служебных циркуляров, справочников, разъяснений, эдиктов и поправок, что непрерывно поступали из центра, закон еще более утрачивал определенность и его применение в каждом отдельном случаях давало непредсказуемые результаты. Озадаченные чиновники нередко обращались за разъяснениями наверх, так что даже пустяковые дела попадали на стол к Баху и не получали никакого разрешения[444].
Но и на самом верху также не было никакой определенности. Франц Иосиф не был подотчетен никому; его власть не ограничивалась ни конституцией, ни какими-либо государственными институтами. Он оказался не очень способным правителем, но был уверен в собственной мудрости. В начале 1852 г., к изумлению британского посла, он, несмотря на гололед, настоял на проведении кавалерийского парада на мостовой перед Шенбруннским дворцом, хотя его предупреждали, насколько это опасно. Лошади, поскальзываясь, падали, и два кирасира погибли. Во внешней политике шаги Франца Иосифа были не менее губительными. Он не поддержал царя Николая I во время Крымской войны (1853–1856), подведя союзника, который пришел ему на помощь в 1849 г., но не встал и на сторону его врагов, Англии и Франции. Оказавшись в дипломатической изоляции, император стал легкой добычей Наполеона III. В 1859 г. французская армия легко захватила Ломбардию, которую Наполеон присоединил к королевству Пьемонт в обмен на Ниццу и Савойю. Совсем не на пользу делу пошло то, что в самый разгар кампании Франц Иосиф лично занял пост главнокомандующего. Его распоряжения напрямую привели к бойне в битве при Сольферино. Еще через два года король Пьемонта захватил управлявшиеся Габсбургами герцогства Пармское, Моденское и Тосканское, после чего провозгласил себя королем Италии[445].
В апреле 1859 г. рухнул Австрийский национальный банк, отказавшись обеспечивать собственные банкноты. Франц Иосиф считал банк «большой государственной казной», брал из него сколько хотел и просто не понял, что происходит, когда несколькими месяцами раньше его представителям отказали в займе на лондонском финансовом рынке. Банкиры не собирались кредитовать не подотчетного никому монарха. Ансельм Ротшильд высказался без обиняков: «Нет конституции — нет денег». Министр финансов Франца Иосифа Карл Людвиг фон Брук развил эту мысль. Он писал, что абсолютистский эксперимент не оправдал ожиданий и не смог направить энергию Австрийской империи в нужное русло. Централизацию, по его мнению, следовало «придержать» и дать стране конституцию — «разумную и устойчивую», но не такую, чтобы она воскрешала отжившие обычаи прошлого[446].
Конечно же, Франц Иосиф сделал именно то, от чего его предостерегал Брук. Небрежно сообщив матери, что «у нас теперь появится кое-какой парламентаризм», он возродил старинное учреждение — рейхсрат, или имперский совет, наполнив его своими приятелями-аристократами в надежде, что это сойдет за парламент. Чтобы обман вышел убедительнее, Франц Иосиф снова созвал ландтаги. Они должны были направить в рейхсрат своих представителей — но лишь тех, кого одобрит император. В октябрьском дипломе 1860 г. (диплом — торжественный декрет, более важный, чем патент), Франц Иосиф объявил, что его бутафорская конституция «вечна и незыблема», но банкиры по-прежнему отказывали ему в кредитах. Сменивший фон Брука на посту министра финансов Игнац фон Пленер занял твердую позицию. Финансовая стабильность, объяснял он императору, может быть достигнута лишь там, где правительство не вмешивается в работу национального банка, а заимствование средств контролируют по-настоящему выборные органы власти[447].
Франц Иосиф уступил. Забыв про «вечную и незыблемую» конституцию из октябрьского диплома, он обнародовал так называемый февральский патент 1861 г. Формально он был пояснением к октябрьскому диплому, но на деле учреждал в Австрийской империи настоящий парламент, хотя и сохранивший старое название «рейхсрат». Совет состоял из двух палат: верхней, в которой заседали аристократы и представители церкви, и нижней, состоявшей из делегированных ландтагами депутатов, чье одобрение было необходимо для любого законопроекта. Новые правила, обнародованные тогда же, определили порядок выборов в ландтаги, распространив избирательное право на почти четверть взрослого мужского населения и введя сложную систему голосования, обеспечивающую преимущество немецкоязычному населению.