Новость о победе Радецкого при Кустоце вызвала в Вене бурное ликование, и в августе в честь этого события впервые прозвучал «Марш Радецкого» Иоганна Штрауса. Тем временем в Ломбардии было разогнано демократическое правительство и объявлено военное положение. В сельской местности воцарился террор. Габсбургские солдаты выискивали повстанцев и сочувствующих, отдавая их на публичное истязание и казнь через повешение. Любителям классической музыки, аплодирующим и притопывающим под «Марш Радецкого» в наше время, недурно бы помнить, чему они радуются[424].

В Вене продолжались волнения. Несмотря на это, в июне начались выборы в обещанный монархом рейхстаг. В немецкоязычных землях империи уже прошли выборы в германское национальное собрание, собиравшееся во Франкфурте, и в многочисленные местные собрания, которые расширили круг имеющих право голоса с тем, чтобы полнее представлять население, так что все необходимые процедуры были к этому моменту разработаны и хорошо известны. Выборы прошли, соответственно, по двухступенчатой схеме, при которой избиратели сначала собираются на ассамблеи, где (преимущественно в мирной обстановке) голосуют за своих представителей. Затем группы представителей выбирают из своего числа депутата, так чтобы каждый депутат представлял приблизительно 50 000 избирателей первой ступени. Такая двухступенчатая система наряду с избирательным цензом, дававшим право голоса только домовладельцам старше 24 лет (и мужского пола), гарантировали, что большинство депутатов имели весьма умеренные политические взгляды[425].

Рейхстаг собрался в Вене в июле и первым делом попросил о возвращении императора из Инсбрука, что вскоре и произошло. Далее депутаты занялись проектом конституции и условиями освобождения крестьян. Хотя Фердинанд еще в апреле обещал отменить крестьянские повинности, не было согласия в том, сколько земли должны получить крестьяне в собственность и какая компенсация положена прежним землевладельцам. Между тем германское национальное собрание во Франкфурте избрало имперским викарием дядю императора Фердинанда, эрцгерцога Иоганна. И хотя оставалось неясным, кому в новой Германии, которую как бы представлял франкфуртский парламент, достанется титул императора, выбор именно Иоганна подсказывал, что на эту роль хорошо подойдет представитель династии Габсбургов.

Чехию привели к покорности, в Ломбардии восстановили власть Габсбургов, император вернулся в столицу, Габсбург стал викарием в Германии, а в Вене заседал рейхстаг. Таким образом, посреди хаоса уже начал вырисовываться новый порядок. Но Венгрия упрямо держалась курса на независимость и разрыв с Австрийской империей. На ней теперь и сосредоточили свое внимание имперские генералы. Виндишгрец, недруг любых представительных институтов, планировал сначала силой усмирить революционную Вену, а затем атаковать Венгрию. Чтобы добиться своего, в конце августа он добавил к списку своих задач еще один пункт — замену императора его племянником, юным Францем Иосифом. Виндишгрец считал, что Фердинанд уже согласился на слишком большие уступки и ему пора освободить трон. Юный Франц Иосиф, пылкий сторонник армии и генералитета, виделся Виндишгрецу очевидным кандидатом на роль преемника.

В апреле 1848 г. Фердинанд признал конституцию Венгрии, получившую название «Апрельские законы». По ней в Венгрии создавалось независимое правительство, в компетенции которого находились все внутренние дела королевства, включая военные и финансовые. В Вене еще верили, что Венгрия неразрывно связана с Австрийской империей и составляет часть «общего государства». Но венгерские лидеры считали, что обязаны хранить верность только венгерскому королю, который по чистой случайности оказался еще и императором Австрии. Закономерным образом они вели себя так, будто Венгрия независима, и отвечали отказом на требования Австрии направить войска и деньги на войну в Италии[426].

Венгерское королевство было многонациональным, и по-венгерски в нем говорило менее половины населения. Оставшуюся часть составляли в основном румыны, сербы, словаки, немцы, русины и хорваты. Степень осознания собственной национальной идентичности и оценка ее важности в политическом смысле варьировали у разных этнических групп. Множество жителей королевства, включая мадьяроязычных, на вопрос о своей национальности отвечали, что они католики или просто «здешние». Словаки на севере Венгрии отождествляли себя либо со своим регионом, либо с более широкой славянской общностью. Многие русины на северо-востоке страны уверенно именовали себя венграми, ни слова не зная по-венгерски, а румынская интеллигенция в Банате предпочитала считать себя «румыноязычными венграми»[427].

События 1848 г. ускорили процессы, которые побуждают каждого отдельного человека выбирать, кто он и какому сообществу принадлежит. Многие жители Венгрии не признали власти венгерского правительства, относя себя к более широкой общности австрийцев, или искали отдельного физического пространства для выбранной ими национальности: автономии или вовсе независимого государства. Протоколы первого заседания венгерского правительства, состоявшегося 12 апреля, свидетельствуют, до какой степени обострились такие конфликты. Были заслушаны сообщения о волнениях в Братиславе и словацких горах, начавшихся не без помощи сербских и хорватских агитаторов и разжигаемых, как сообщалось, российской правительственной пропагандой. Тем временем из Хорватии доносили, что ее бан барон Йосип Елачич, превысив свои полномочия, собрал в Загребе национальную ассамблею, сабор. Члены правительства согласились, что туда нужно отправить лояльные венгероязычные части, но таких нашлось совсем немного. Какой-то контингент, как выяснили министры, можно было перебросить из Линца, но только если найти пароход[428].

Стенограмма этого первого заседания показывает испуг членов венгерского правительства и их жесткую реакцию на любую нелояльность. Компромиссы, безусловно, были возможны, но недоверие все дальше разводило формирующиеся национальные сообщества, так что конфронтация становилась неизбежной. Политическая конкуренция сталкивала венгров с сербами, румынами и словаками, банатских румын с сербами, трансильванских немцев с венграми и т. д. К июлю 1848 г. по всей Венгрии полыхала настоящая война. Первый министр страны граф Лайош Баттяни, не желая остаться бессильным перед лицом мятежников, распорядился начать создание национальной армии. Чтобы финансировать это начинание, министр финансов Лайош Кошут ввел в оборот венгерские банкноты.

Таким образом Баттяни и Кошут сделали еще один важный шаг в сторону независимости. И хотя их действия не противоречили Апрельским законам, венский двор упорно стоял на том, что «существование Венгерского королевства вне Австрийской империи следует признать политически невозможным»[429]. Для обуздания Венгрии правительство отдало генералу Ференцу Ламбергу приказ подчинить себе все вооруженные формирования на территории страны. К его прибытию в Пешт по городу распространились листовки в виде полицейских объявлений о его розыске. 28 сентября Ламберга, узнанного толпой, изрубили косами на понтонном мосту из Пешта в Буду.

Хорватский бан Йосип Елачич был способным пианистом, средней руки поэтом и плохим генералом. А еще — убежденным хорватским националистом, твердо намеренным разорвать исторические связи Хорватии с Венгрией. В предшествующие десятилетия венгерское государственное собрание постепенно утвердило венгерский в качестве официального языка всего королевства, не обращая внимания на то, что большая часть населения им не владела. Апрельские законы закрепили эту ситуацию, объявив венгерский единственным языком, допустимым при выступлении на государственном собрании, тем самым притеснив и оскорбив хорватских депутатов, которые до того использовали там латынь. Елачич потребовал, чтобы венгерские власти пожаловали Хорватии собственную конституцию и парламент, где все дела будут вестись на хорватском. Венгерские политики встретили хорватские претензии с характерным презрением, а Кошут совсем уж вопиющим образом заявил, что не может найти на карте никакой Хорватии[430].

Однако при императорском дворе тоже нашлись силы, недовольные программой Елачича, и под их давлением Фердинанд объявил, что «никогда не позволит ничьему своеволию и односторонним решениям ослабить законные связи между землями Венгерской короны». Это означало, что Елачич должен повиноваться распоряжениям венгерского правительства. Однако тот продолжал набирать войска, осуществлял на территории Хорватии диктаторские полномочия и возвращал нераспечатанными все письма от венгерских министров. 10 июня Фердинанд лишил Елачича всех должностей и объявил его изменником. Но у Елачича были друзья в высших сферах. Эрцгерцогиня София писала ему, призывая к твердости, а Латур посылал деньги из имперского военного бюджета на содержание армии. В конце августа венгерское правительство в полной панике предложило Елачичу независимость Хорватии. «Только, — писал Кошут, — будем добрыми друзьями». Однако было уже поздно. 11 сентября Елачич перешел Драву и вторгся в Венгрию[431].

С этого момента все пошло по плану Виндишгреца. Венгерское правительство пало, ему на смену пришел Комитет национального спасения под руководством Кошута. Он твердо намеревался защищать независимость Венгрии военными средствами, тем самым подарив Виндишгрецу войну, которой тот и хотел. Фердинанда, возмущенного убийством Ламберга, убедили восстановить Елачича в прежней роли и тем самым одобрить начатую им войну с Венгрией. Несмотря на постоянный приток солдат и денег из Вены, в военном отношении Елачич не преуспел. Преследуемый венгерской армией, он отступил на запад, в Нижнюю Австрию. В октябре заполыхала и сама Вена, когда толпа попыталась сорвать отправку солдат на фронт, разобрав железнодорожные пути. Отряды рабочих и студентов ворвались в военное министерство, где шло заседание правительства, вынудив министров бежать. Генерал Латур отказался покинуть свой пост, после чего толпа выволокла его на улицу и растерзала, а тело повесила на фонарном столбе. Революционеры вломились и в Испанскую школу, где заседал австрийский рейхстаг, и угрожали депутатам огнестрельным оружием.

Следуя заранее подготовленному плану, Виндишгрец вывез императорскую семью в моравский город Оломоуц (Олмюц). Рейхстаг был эвакуирован в замок Кромержиж (Кремзир), тоже в Моравии. Призвав законопослушных венцев покинуть город, 26 октября Виндишгрец начал артиллерийский обстрел столицы. К этому обстрелу, унесшему около 2000 жизней, с упоением присоединился Елачич, наконец дождавшийся победы, которая ускользнула от него в Венгрии. На пятый день осажденный город прекратил сопротивление. Виндишгрец вступил в Вену, объявил военное положение и приступил к арестам, казнив несколько десятков революционеров. Одновременно он рассеял в Швехате венгерскую армию, которая двигалась к Вене на помощь восставшим.

Осенью 1848 г. Филипп фон Нойман снова был в Англии — погостил в Чатсуорте у герцога Девонширского, наведался в Хоув к Меттерниху (Лондон показался князю слишком дорогим), с удовольствием посетил прием в Ричмонде. Из-за венских новостей его дневник становится все более горячечным:

Но 9 декабря фон Нойман пишет уже без эмоций: «Сегодня получил известие об отречении второго числа нашего императора в пользу эрцгерцога Франца Иосифа, сына эрцгерцога Франца Карла, отказавшегося от своих прав на корону. Бывший император удалился в Прагу»[432].

Описанные фон Нойманом события, в сущности, представляли собой военный переворот. Для разрешения венгерской проблемы император Фердинанд должен был уйти, поскольку он признал Апрельские законы. К тому же он явно не умел править железной рукой, как того требовали суровые времена. Так считали Виндишгрец и его зять князь Шварценберг, занявший в ноябре пост министра-президента. Шварценберг был политическим единомышленником Радецкого и Елачича, и эти генералы теперь задавали тон в имперской политике. Публиковавшиеся в Вене сатирические памфлеты трактовали императорское WIR («Мы») как аббревиатуру из фамилий генеральского триумвирата — Windischgrätz, Jelačić, Radetzky.

Двор Фердинанда после бегства из Вены находился в Оломоуце. Накануне 2 декабря его приближенные получили приглашение собраться в этот день в архиепископском дворце, где остановилась императорская семья. Там, в зале аудиенций, они стали свидетелями беспрецедентного в габсбургской истории события. Сначала император Фердинанд с огромным достоинством официально отрекся от престола. Затем следующий по старшинству Габсбург, брат Фердинанда Франц Карл, отказался от своих прав на престол. Этот порядочный человек с либеральными симпатиями не особенно ладил с генералами, и к тому же его жена, вездесущая эрцгерцогиня София, настаивала на таком решении. В итоге корона досталась сыну Франца Карла, 18-летнему Францу Иосифу. На дошедшей до наших дней акварели мы видим, как этого подростка выводят вперед мать и тетка, пока Фердинанд и Франц Карл держатся чуть позади. Вокруг импровизированного трона стоят Шварценберг, Елачич и Виндишгрец. Как заметил Шварценберг, своим своеволием генералы спасли Австрийскую империю. Теперь именно они, вместе с призраком убитого Латура, определяли порядок престолонаследия[433].