22

Он резко сел, хватая ртом воздух. Язык был сух, как наждак, а постель, наоборот, насквозь пропиталась потом, щеки тоже мокрые и соленые. Полуликий быстро вытер лицо, словно преступник, скрывающий улики. Мягкая тьма окружала его, лишь из приоткрытой двери в мастерскую падал слабый отсвет.

Сон. Снова всего лишь сон.

Яркие, повторяющиеся сны не характерны для эр-ланов. Их жизнь слишком размеренна, спокойна и лишена душевных движений, она не прорывается из подсознания недопережитыми чувствами и образами. А этот сон не просто повторялся, но в последнее время начал принимать отчетливый оттенок кошмара.

Полуликий спустил ноги с кровати и поморщился от ощущения влажных прядей, прилипших к коже. Лалайна уже обучила его чувству времени, до срабатывания индикатора пробуждения еще далеко. Надо принять душ и поработать, пытаться снова уснуть себе дороже. Да и не нужно эр-ланам столько времени для сна, сколько обычным людям, так что лучше обходиться минимумом.

Он прикрыл глаза и несколько минут просто сидел, приходя в себя.

Казалось бы – год прошел, боль должна была давно утихнуть, но она становилась лишь сильнее. Временами Полуликий даже злился на то, что она так терзает его сердце, что он никак не может вспоминать о случившемся с нежной печалью, как о чудесном приключении, которое просто сделало его жизнь чуточку более полной, и все. Он хотел снять с сердца аркан и не мог.

Во снах его каждый раз тянуло к Питеру все сильнее – в сто раз сильнее, чем когда тот находился рядом во плоти. Хотелось пробить окно и броситься в объятия юноши, прижать его кудрявую голову к своей груди, найти губами горячие губы.

Неужели придется жить так до конца своих дней, видеть во сне Питера и просыпаться в слезах оттого, что вокруг темно и пусто?

Страдания эти, конечно, просто смешны – смешны и убоги. Любой эр-лан полностью властен над своими чувствами и мыслями, он может убрать страдание одним усилием воли. Полуликий посоветовался бы с Лалайной, но подозревал, что о его успехах и провалах она докладывает Камиллерии. А распорядительнице совсем необязательно знать, что после года тренировок он все еще не может справиться со снами и мыслями, что не он управляет ими, а наоборот.

В дезинфекционной он вполуха слушал галовид – терпеть не мог новости, но ничего не поделаешь, эр-ланы обязаны быть в курсе всего, что происходит в Омороне. Рок и Джина болтали не умолкая, а Полуликий думал о том, можно ли проследить за тем, как часто он принимает душ, связать это с частыми ночными пробуждениями и тогда…

Нет, полная паранойя, даже Камиллерия таким заниматься не станет!

Внезапно слух зацепило знакомое слово, и Полуликий сосредоточился на галовиде. Выступала Саруватари, известный социолог.

– Даже по самым примерным подсчетам, численность населения за Барьером составляет более десяти миллионов человек. Это люди, незнакомые с нашим укладом жизни, далекие от любых технологий. Кто возьмется обучать и наставлять их? Они затормозят наше развитие на много лет, а шансы на их успешную ассимиляцию в общество – даже детей, за исключением младенцев – очень невелики…

Завязывая пояс, Полуликий коротко взглянул на гало-экран. Саруватари была сегийкой, с оливковой кожей и очень красивыми, явно модифицированными аметистовыми глазами – такого же цвета пряди сверкали в ее распущенных темных волосах. Возглавляемое ею движение противников разрушения Барьера за последние месяцы приобрело огромную популярность. Сеги не хотели принимать людей из-за Барьера в свою среду, но и отправить их всех в Трущобы тоже не представлялось реальным – даже если отбросить вопиющую негуманность подобного поступка.

Саруватари предлагала разумное, с точки зрения Полуликого, решение – прежде, чем снять Барьер, проникнуть за него и начать ассимиляцию «дикарей» на их территории. Какой дурак откажется от настройщиков метаболизма, пищевых капсул и других технологий Оморона? Надо дать людям возможность привыкнуть в безопасной обстановке, утверждала Саруватари, сделать нашу жизнь частью их жизни, и тогда процесс пройдет наиболее безболезненно.