21

Глава клана Лэ заявился в Башню собственной персоной, совершенно один. Полуликий как раз заступил на смену, а Инза ушла спать, и он готов был поклясться, что отец каким-то образом знал об этом и специально подгадал момент, чтобы поговорить наедине.

Хотя сам разговор оказался коротким.

Эр-лан был чрезвычайно мягок и ласков – Полуликий не помнил, чтобы хоть один человек говорил с ним так ласково. Даже приемные родители всегда обращались к нему вежливо, как к постороннему, а в нежности Питера таился подспудный огонь, он волновал кровь Полуликого и смущал разум.

Лэнгилл же говорил с ним, как с давно потерянным и вновь обретенным дитя, с которым уже не чаял свидеться. Как будто вовсе не он, узнав об уродстве сына, отправил его к сегам, а потом полностью игнорировал сорок с лишним лет.

Смысл витиеватой речи сводился к тому, что Полуликий показал себя прекрасным изобретателем, способным принести несомненную пользу как клану Лэ, так и всем жителям Оморона, поэтому клан согласен вернуть его в свои ряды и даровать все привилегии, положенные по статусу рождения.

Сообщив радостные новости, Лэнгилл надолго замолчал, удобно расположившись в морфо-кресле кресле и покачивая носком сапога. И синее одеяние и верх сапог покрывали чудесные серебряные узоры, а волосы отца, цвета только народившейся, платиновой луны, слегка поблескивали в рассеянном свете.

Полуликий стоял столбом, смотрел в синие с белыми узорами глаза, так похожие на его собственные, и пытался осознать прозвучавшие слова.

С раннего детства он мечтал о том, что родители передумают и придут за ним… но сейчас, когда это случилось наяву, почему-то не чувствовал радости. Все произошло как-то буднично, само собой. Пара дней на сборы, упаковка немногочисленных вещей и изобретений, прощание с Инзой… и вот он уже здесь, в просторных, прохладных комнатах, с высокими потолками и стенами, источающими едва уловимый, ненавязчивый аромат.

Полуликий отвернулся от зеркала и прошел в рабочий кабинет. Тот выглядел более обжитым, на составленных вместе столах аккуратно разложены микросхемы и инструменты, старые и новые прототипы изобретений, мерцал большой стационарный гало-экран, сплошь покрытый вычислениями и схемами. Сейчас Полуликий имел возможность просто предоставить схему и получить работающую модель, но он любил делать все сам, любил мелкую, кропотливую работу. Она отлично отвлекала от посторонних мыслей.

Он сел и взмахом руки «приманил» осветительный шар. В отличие от Башен, все освещение здесь было мобильным – он мог создать столько угодно шаров и направить их в любую точку комнаты. Больше всего их висело над столами в мастерской, где часто требовалось хорошее освещение.

Последний проект, который Лэнгилл хотел показать Тиану, главе клана Ти, был давно готов – новый вид связи, полностью изолированный от прослушивания. Сеги постоянно шпионят за эр-ланами, пояснил отец, когда давал ему это задание. Подслушивают, подсматривают. У них есть свои технологии, свои талантливые изобретатели, но они хотят урвать еще и у нас, отхватить кусок побольше.

– Но ведь мы используем их разработки, почему бы им не хотеть того же? – не понял тогда Полуликий.

Но отец лишь рассмеялся и сказал, что конечно, они поделятся – когда получат гарантии, что технологии будут использованы во благо, а не извращены, как часто происходит с изобретениями сегов.

– Взять хотя бы твой пояс, – глаза Лэнгилла непонятно блеснули, – что за прекрасная, возвышенная идея – полет! Идея, достойная эр-лана, и достойное же ее воплощение. И что сеги сделали с ним? Превратили в модную побрякушку! Они как дети, жаждущие только игр и развлечений, не способны поднять глаза от земли, заглянуть в будущее. В этом мире мы – взрослые, Мелл, и должны подавать им пример, быть на шаг впереди и удержать от падения в пропасть.

Полуликий по привычке не стал спорить, хотя те немногие сеги, кого он знал, вовсе не страдали легкомыслием, а уж тем более инфантилизмом. Однако он понимал, что еще не настало время возвышать здесь свой голос. Отец вернул его в клан, но очень многие его члены были против такого решения. В том числе и Камиллерия – та самая женщина, чьи гены, соединившись с генами Лэнгилла, породили генотип Полуликого…

Он знал, что и она и все остальные не одобряют его, считают слишком эмоциональным, несговорчивым и упрямым – хотя единственное, на чем он настоял, было имя, выбранное им при вступлении в клан. Хотел, чтобы хоть что-то напоминало о прошлой жизни, о Даре Небес, которого он навсегда лишился. У него была жизнь, и он не собирался делать вид, будто отбросил ее и начал с чистого листа.