Morgan Guaranty сохранил за собой одну часть европейского бизнеса. В 1968 г. она открыла в Брюсселе Euro-clear - крупнейшую клиринговую систему по евроценным бумагам и первый автоматизированный рынок. Поначалу это вызвало мощное, параноидальное сопротивление европейских банков, которые считали, что их внутренние секреты будут разглашены Домом Моргана. На самом деле гениальность Euro-clear заключалась в другом. Она стала чрезвычайно прибыльной, поскольку трейдеры оставляли в системе деньги, которые можно было одолжить другим участникам, использовавшим свои еврооблигации в качестве залога. Morgan Stanley так и не был приглашен к участию в брюссельской операции. Общность интересов между банками Morgan всегда была общностью удобств. Всякий раз, когда один из банков находил зарытые сокровища, он припрятывал их и старался скрыть от своих собратьев по Morgan. Поэтому эпоха сотрудничества между банками Моргана не только не сблизила их, но и отдалила, породив взаимные подозрения и обвинения в двуличии. В итоге их отношения приобретают особую остроту семейной вражды.
Япония была страной, в которой возникали самые постоянные трения между Morgan Guaranty и Morgan Stanley. За пределами Европы и Северной Америки министры финансов часто полагали, что дома Morgan тесно связаны друг с другом и фактически образуют Дом Morgan. Эта путаница была наиболее заметна в Японии, где существовали собственные конгломераты, или дзайбацу, организованные вокруг основных банков. "Каждый раз, когда о нас писали в японских газетах, - вспоминал Джек Лафран из Morgan Guaranty, - они ссылались на Morgan zaibatsu, контролирующий General Motors и U.S. Steel".
Долгое время после войны эта проблема казалась академической, поскольку Япония медленно выходила из состояния поражения. Когда в 1949 г. в Токио вновь открылась фондовая биржа, это было небольшое провинциальное предприятие. Во время оккупации генерал Дуглас Макартур реформировал японские финансы по американскому образцу и даже санкционировал принятие аналога закона Гласса-Стиголла - статьи 65, разделяющей банковскую деятельность и работу с ценными бумагами. Макартур хотел разделить и нейтрализовать дзайбацу, которые доминировали в межвоенной Японии и сотрудничали с военными в их завоеваниях в Восточной Азии. Вкратце, японские банки получили нейтральные оккупационные названия. Когда американцы ушли, Mitsubishi, Sumitomo и другие вернулись к своим традиционным названиям. Во время оккупации четыре американских банка - National City, Bank of America, Chase и Manufacturers - открыли отделения для обслуживания военнослужащих. После того, как American Express разрешил использовать дорожные чеки, Министерство финансов приостановило дальнейшее проникновение иностранных банков, и "бамбуковый занавес" опустился.
В начале 1950-х гг., когда экономика страны начала восстанавливаться, японцы захотели восстановить свою безупречную кредитную репутацию и рассчитаться по старым долгам, финансируемым Морганом, - займу на ликвидацию последствий землетрясения 1923 г. и займу на золотой стандарт 1930 г., по которым они прекратили выплаты после Перл-Харбора. Хвастаясь тем, что дефолта не было уже две тысячи лет, они устроили грандиозную церемонию возобновления выплат и восстановления связей с Морганом. После подписания Японией мирного договора с США в 1951 г. чиновник Министерства финансов пришел к 23 Wall со словами: "Я пришел, чтобы выполнить свою подпись". С помощью Smith, Barney и Guaranty Trust Япония полностью обслужила свои облигации, а два сотрудника Smith, Barney были награждены императором.
J. П. Морган энд Компани" всегда гордился своим превосходством в Японии. Банк приводил в пример награды, пожалованные императором Хирохито Джеку Моргану, Тому Ламонту и Расселу Леффингвеллу. Но в 1950-х гг. его скудные ресурсы были исчерпаны Англией и Францией, и он не смог восстановить свои особые отношения с Японией. Ситуация начала меняться после слияния с Guaranty, которая была основным доверительным управляющим японских государственных и коммунальных облигаций. Кроме того, эта компания стала учебной площадкой на Уолл-стрит для многих японских банкиров, которые, вернувшись домой, скопировали ее формы для своих банков.
У этих двух банков было еще одно преимущество в ведении японского бизнеса - фактическая монополия на американские депозитарные расписки, или АДР, которые были изобретены Guaranty Trust еще в 1927 году. АДР позволяли американским инвесторам покупать иностранные акции в США с минимальными трудностями. Фактически они покупали расписки на акции, хранящиеся в хранилище иностранного банка. Сотрудничающий с ними американский банк конвертировал дивиденды в доллары и избавлял инвестора от проблем с обменом валют. Весной 1960 г. Реджис Моксли из Morgan Guaranty, евангелист АДР, посетил Японию, чтобы проповедовать их достоинства. Опасаясь, что АДР нарушат установленный в стране контроль над движением капитала, Министерство финансов с опаской дало согласие на выпуск АДР для Sony - первой в истории японской акции. Сетсуя Табучи, председатель совета директоров Nomura Securities, позже сказал: "Если и была какая-то веха в интернационализации японского финансового рынка, то она произошла в 1961 году, когда Sony выпустила американские депозитарные расписки в США".
Как и в случае со Schwab, Morgan Guaranty, долгое время отсутствовавший на зарубежных рынках, невольно вызвал недовольство местных жителей. При выпуске АДР Morgans пришлось поручить иностранному банку хранить реальные акции, пока он выпускал торгуемые расписки в Нью-Йорке. Наивно надеясь на демократическое распределение бизнеса между японскими банками, Моксли выбрал Bank of Tokyo в качестве хранителя ADR компании Sony. Он не предполагал, что Mitsui, являющийся основным банкиром Sony, будет возмущен посягательством на его территорию. Возмущенная делегация Mitsui явилась к Моргану, чтобы выразить протест против такого грубого нарушения протокола. "Они чуть не отрубили мне голову", - заявил Боб Уинн из Morgan Guaranty. Когда банк выпустил ADR для Toshiba, Hitachi и Fuji Iron and Steel, он не стал повторять ошибку.
В 1960-х годах компания Morgan Guaranty решила пробить бамбуковый занавес и преобразовать свое представительство в японский филиал, что в то время было крайне сложно. В этом ей мешало отношение Morgan Stanley к этой стране. За рубежом Morgan Stanley работал в основном с проверенными западными клиентами - Канадой, Австралией, Францией и Италией. Избалованная богатой американской клиентурой, компания относилась к зарубежным рынкам более неоднозначно, чем Morgan Guaranty. Проблема усугублялась тем, что некоторые партнеры были ветеранами войны и открыто враждовали с Японией. В 1950-е годы, когда Япония была еще бедна и много занимала у Всемирного банка, такое отношение не имело значения. Однако в конце десятилетия президент Всемирного банка Юджин Блэк заявил двум представителям Министерства финансов, что возрождающаяся Япония уже переросла Всемирный банк и должна сама выходить на Уолл-стрит. Когда они спросили Блэка, к кому им следует обратиться, он протянул им - совершенно случайно - проспект Всемирного банка с надписью First Boston и Morgan Stanley.
Готовясь к выпуску в крупном мегаполисе Токио, японцы обратились сначала в First Boston и были настолько впечатлены, что те приняли их в качестве соуправляющих. Ожидая столь же внимательного отношения со стороны Morgan Stanley - ведь именно Дом Моргана является почетным другом Японии, - они получили холодный и нелюбезный отказ. "Старожилы министерства финансов были просто в ужасе", - говорит Лафран из Morgan Guaranty, которому пришлось разбираться с неприятными последствиями в течение 23 лет
Почему Morgan Stanley отвернулся от Японии? В этом решении присутствовали элементы как делового расчета, так и ксенофобии. Morgan Stanley по-прежнему придерживался политики единоличного управления выпусками ценных бумаг или вообще не управлял ими, что являлось выгодной формой снобизма и позволяло компании прикарманивать все вознаграждения за управление. Ворвавшись в компанию вслепую, японцы не поняли, что их случайное решение принять First Boston первым сделало невозможным участие Morgan Stanley, не нарушив своего кардинального правила. Единственное исключение было сделано для самого Всемирного банка, что, несомненно, ввело японцев в заблуждение.
Почему же он не сделал еще одного исключения? "Престиж быть банкиром Всемирного банка считался выше, чем быть банкиром побежденной страны", - пояснил бывший партнер Morgan Stanley Александр Томлинсон. "Японцы не понимали, насколько чувствительной была эта тема для нас. Партнеры, участвовавшие в войне, в любом случае не были в восторге от ведения бизнеса в Японии. А старшие партнеры были глубоко возмущены нападением на Перл-Харбор. У них были личные отношения с Японией, которые, по их мнению, были оскорблены". Кроме того, в глазах Запада Япония выглядела не столько полноценной индустриальной державой, сколько превосходной версией развивающейся страны. В начале 1960-х годов она все еще занимала второе место в мире по объему задолженности после Индии.
Каким бы ни было коммерческое обоснование, решение Morgan Stanley было пронизано тонким расизмом, поскольку подобные возражения никогда не мешали компании вести дела с Италией или Германией. "Немцы каким-то образом превратились в хороших парней", - цинично заметил один из бывших партнеров. "Казалось, что все нацисты были вычищены". В то время один партнер Morgan Stanley мог заблокировать принятие важного решения. Один из партнеров, бывший летчик-истребитель, выступал с патриотическими речами, в которых упоминал Хирохито, Перл-Харбор, продажу военных облигаций и т.д. По сей день Перри Холл не раскаивается в принятом решении: "Я бы и сейчас не стал вести дела с японцами". Хотя младшие партнеры считали старших упрямыми дураками, последние не отступали.
Такая неуступчивость стала большой проблемой для компании J. P. Morgan and Company, которая в то время пыталась выбить из Министерства финансов Японии большие остатки. Опасаясь оскорбления со стороны Morgan Stanley, глава международного отдела Джон Мейер вел долгие и сердитые переговоры со своим близким другом Джоном Янгом, который был старшим партнером Morgan Stanley по зарубежному бизнесу. Проблема приобрела новую остроту для Morgan Guaranty после встречи в Токио в сентябре 1964 года. Директор Morgan Guaranty Стив Бехтель-старший и его друг генерал Люциус Клей, бывший военный губернатор Германии, убеждали Мейера попытаться открыть японский филиал. Бехтель говорил, что Токио становится мировой информационной столицей. Более того, его собственная фирма планировала открыть там свое представительство, что всегда было сильным стимулом для Morgans. Решение об открытии японского филиала было принято в рамках стратегического плана Morgan по созданию филиалов на основных мировых рынках и ликвидации европоцентристского уклона.
В то время Япония была гораздо более закрытой страной, чем сегодня, и никто из чиновников не хотел принимать на себя политическое клеймо, связанное с приемом Morgans. Правительство считало, что иностранных банков и так достаточно, а разрешение на открытие новых было крайне деликатным делом. В 1965 году Том Гейтс, воевавший на Иводзиме и Окинаве, обратился к Мичио Мизуте, министру иностранных дел Японии, с просьбой о выдаче лицензии на открытие филиала. Даже в общении с японцами Гейтс придерживался прямолинейного стиля: минуя церемонии, он прямо попросил открыть филиал. Далеко не все было решено, эта встреча стала первым раундом долгого и тоскливого сражения. Несмотря на все поклоны и почтение к имени Морган, японцы заставляли банк унижаться в течение двадцати девяти месяцев. Министерство финансов установило два правила: Морганы не могли обсуждать переговоры с американским посольством (соблюдалось) или с адвокатом (нарушалось). Переговоры иногда казались соревнованиями на выносливость, которые японцы вели на сложном языке пожиманий плечами, вздохов и завуалированных намеков на безымянные трудности.
Банк направил множество эмиссаров, а на первые переговоры прислал главу международного отдела Джона Мейера-младшего. Мейер, который в 1969 г. сменил Гейтса на посту председателя правления Morgan Guaranty, был самым строгим и лишенным чувства юмора из всех послевоенных председателей банков. Высокий, гранитно-твердый, он имел лысую куполообразную голову и огромные кустистые брови, которые японцы считали признаком великого самурайского духа. Он редко улыбался, настороженно и загадочно попыхивая трубкой. Обладая огромной памятью и богатым опытом, он всегда казался на несколько шагов впереди всех, а о его скрупулезности в Доме Моргана ходили легенды. Начав работать в Гарантийной компании в 1927 году, он мог вспомнить неясные детали железнодорожных облигаций за сорок лет до этого.
В отличие от обаятельных Генри Александера и Тома Гейтса, Мейер заставлял подчиненных чувствовать себя неловко. Позаимствовав старый трюк у Рузвельта, он поручал одно и то же задание нескольким людям, хотя зачастую заранее знал ответ. Он притворялся, что подчиняется мнению молодого банкира по поводу гигантского кредита, а затем наблюдал, как тот корчится. Он обладал несравненным мастерством владения деталями, которое некоторые коллеги считали контрпродуктивным. "Он читал все до последнего слова в кредитном отчете по крошечному кредиту Ирландии на 9 млн. долл.
Мейер довел секретность и осторожность Morgan до новых пределов. Несмотря на то, что он был прекрасно осведомлен о политических событиях, он имел самый низкий уровень публичности среди всех председателей Morgan. Постоянно впитывая финансовую информацию со всего мира, он был в плотном контакте с Артуром Бернсом, председателем ФРС после Уильяма Макчесни Мартина, и каждое воскресенье они проводили долгие телефонные переговоры. "Мейеру следовало бы работать в ЦРУ, - заметил один из его бывших коллег, - он был настоящим инсайдером, обладавшим стилем тихого влияния". С приходом Мейера банк Morgan перестал играть роль заметного лидера Уолл-стрит, что было так естественно для его предшественников.
Человек легендарной силы, Мейер представлял себе счастливый уик-энд в Токио как восхождение на Фудзисан. Он был способен превзойти даже японцев. Каждый раз, когда Мейер в Нью-Йорке спрашивал Лафрана в Токио, что ему нужно, Лафран отвечал: "Терпение, терпение, терпение". Терпение было вознаграждено: Morgan Guaranty стал первым американским банком с 1952 г., получившим разрешение на открытие филиала и проникшим за бамбуковый занавес.
Прорываясь через японский санитарный кордон, переговорщики Morgan неожиданно извлекли пользу из истории. Некоторые старожилы Министерства финансов помнили Тома Ламонта. Еще большую помощь оказала память о прекрасной, роковой гейше. В 1904 году племянник Пьерпонта Моргана Джордж Морган, живший в Иокогаме и коллекционировавший предметы японского искусства, женился на Юки Като. Хотя друзья Джорджа говорили журналистам: "Я понимаю, что девушка, на которой он женился, происходит из отличной семьи", на самом деле Джордж выкупил контракт молодой гейши. Во время медового месяца в Ньюпорте и на Лонг-Айленде Юки Морган подверглась остракизму со стороны семьи Джорджа, и пара осталась жить в Париже. Когда Джордж умер в Испании в 1915 г., его жена унаследовала его богатство.
Трастовый фонд Юки находился в ведении компании J. P. Morgan and Company, которая не смогла отправить ей выплаты во время Второй мировой войны. После этого Генри Александер отправился в Кельн в качестве заместителя председателя Комитета по исследованию стратегических бомбардировок США. Он разыскал ее и передал ей не только накопленные проценты, но и проценты по ним . Когда Юки позже переехала обратно в Киото, она сказала своей соседке: "Вы всегда должны доверять Морганам".