Годятся они для независимости или нет, это остается испытать. Достоинства — не критерий для свободы. Болгары, афганцы и таитяне располагают ею. Свободой наслаждается тот, кто для нее достаточно хорошо вооружен, или достаточно мятежен, или населяет столь тернистую местность, что его сосед извлечет из оккупации больше расходов, чем выгоды. Правительство Фейсала в Сирии пробыло полностью независимым два года, сохраняло общественную безопасность и общественные службы на ее территории.
У Месопотамии было меньше возможности испытать свое оружие. Она никогда не воевала с турками и лишь формально воевала против нас. Соответственно, нам пришлось назначить там администрацию военного времени. У нас не было выбора; но это было два года назад, а мы еще не перешли к мирному времени. Действительно, нет ни следа изменений. «Крупные подкрепления», согласно официальным сообщениям, теперь посылаются туда, и численность нашего гарнизона составит в следующем месяце шестизначную цифру. Кривая расходов пойдет вверх до 50 миллионов фунтов на этот финансовый год, и все же от нас потребуются еще большие усилия, так как желание независимости в Месопотамии растет.
Неудивительно, что их терпение иссякло через два года. Правительство, которое мы установили, — английское по своей форме и ведется на английском языке. Поэтому в нем управляют 450 британских офицеров, и нет ни одного месопотамца на ответственном посту. В турецкие времена 70 процентов гражданских служащих исполнительной власти были местными. Наши 80000 солдат там заняты полицейскими обязанностями, а не охраной границ. Они сдерживают народ. В турецкие времена два армейских корпуса в Месопотамии состояли на 60 процентов из арабов среди офицеров, на 95 процентов — среди других чинов. Подобное лишение привилегии участвовать в обороне своей страны и управлении своей страной вызывает у образованных месопотамцев недовольство. Это правда, мы увеличили благополучие — но кому оно нужно, если на другой чаше весов лежит свобода? Они ждали и приветствовали новость о нашем мандате, потому что считали, что это означает для них доминион и самоуправление. Теперь они теряют веру в наши благие намерения.
Лекарство? Я вижу исцеление лишь в немедленном изменении политики. Вся логика того, что делается сейчас, неверна. Почему англичане (или индийцы) должны погибать ради того, чтобы создать арабское правительство в Месопотамии, что является заявленным намерением правительства Его Величества? Я соглашаюсь с этим намерением, но я заставил бы самих арабов заниматься этой работой. Они это могут. Мой невеликий опыт поддержки власти Фейсала показал мне, что искусство управления требует больше характера, чем мозгов.
Я сделал бы арабский язык правительственным. Это заставило бы сократить британский персонал и вернуться к найму квалифицированных арабов. Я собрал бы две дивизии из местных добровольческих войск, полностью арабских, от старшего дивизионного генерала до младшего рядового. (Существуют тысячи обученных офицеров и унтер-офицеров). Я доверил бы этим новым подразделениям поддержание порядка, и сделал бы так, чтобы страну покинул каждый британский солдат и каждый индийский солдат. Эти изменения заняли бы 12 месяцев, и тогда мы удерживали бы Месопотамию так же надежно (или так же ненадежно), как удерживаем Южную Африку или Канаду. Я считаю, что арабы в таких условиях были бы столь же преданными, как вся остальная Империя, и они не стоили бы нам ни гроша.
Мне скажут, что идея коричневого доминиона в Британской Империи — это гротеск. Но план Монтегю и план Милнера близки к ней, и единственной альтернативой кажется завоевание, которого рядовой англичанин не хочет и не может себе позволить.
Конечно, в Месопотамии есть нефть, но мы не становимся ближе к ней, когда Средний Восток остается в состоянии войны, и я думаю, что если уж она так нам нужна, то она может послужить предметом сделки. Арабы явно готовы проливать за свободу свою кровь; что уж говорить о нефти!»[647]
Проект «первого цветного доминиона» был наконец представлен общественному мнению. Но Лоуренс меньше адресовался к обществу, чем это казалось. Он считал самым эффективным на этот раз косвенно повлиять на политических руководителей Англии. Какая политика, если не эта, могла отныне проводиться в Багдаде? Англия все еще не выводила войска из Месопотамии, продолжая политику полковника Уилсона. Сэр Перси Кокс, вызванный из Тегерана в Лондон, был тем больше против вывода войск, что это вызвало бы, как он говорил, немедленное возвращение турок и резню всех арабов, которые во время войны и после нее поддерживали Англию. К тому же — потерю Мосула. И, чтобы вывод войск прошел без кровопролития, требовалось послать из Индии множество солдат, лишь затем чтобы применить политику, рекомендованную полковником Уилсоном. Сэр Перси Кокс считал, что у национального правительства есть некоторые шансы на успех. И когда после долгой дискуссии между разными авторитетами, которым была теперь подчинена Месопотамия, у него спросили, согласится ли он — в случае поражения — с подобной попыткой, он ответил: «Да».
Но в течение первой недели августа восставшие вожди объединились и провозгласили в Кербеле священную войну против англичан, и племена к северу от Багдада, в свою очередь, восстали. Уилсон обратился к Индии и Великобритании за новыми подкреплениями. Началась кампания в прессе под девизом: «Долой войска из Месопотамии!»
8
«В Англии чувствуют, что французская оккупация Дамаска и изгнание ими Фейсала с трона, на который избрали его благодарные сирийцы — в конечном счете, плохая награда за дары Фейсала нам во время войны: и мысль о том, что нам не хватило великодушия по отношению к восточному другу, оставляет в нас неприятный осадок. Храбрость и искусность Фейсала в государственных делах заставили восстание в Мекке распространиться за пределы Святых городов, пока оно не стало весьма активной поддержкой для союзников в Палестине. Арабская армия, созданная на поле боя, превратилась из толпы бедуинов в организованные и хорошо экипированные войска. Они взяли в плен тридцать пять тысяч турок, вывели из строя еще столько же, взяли сто пятьдесят пушек и сто тысяч квадратных миль османской территории. Это была великая услуга в нашей крайней нужде, и мы чувствовали, что должны вознаградить арабов: и Фейсала, их вождя, вдвойне, за ту преданность, с которой он направлял главную активность арабов, когда и куда приказывал ее направить Алленби.
Но на самом деле мы не вправе критиковать французов за это. Они только последовали, весьма скромным образом, в своей сирийской сфере тому примеру, который мы показали им в Месопотамии. Англия контролирует девять десятых арабского мира, и неизбежно заказывает музыку, под которую должны плясать французы. Если мы следуем арабской политике, они должны стоять за арабов. Если мы бьемся с арабами, они должны биться с арабами. Мы проявим недостаток юмора, если будем упрекать их за бой под Дамаском и за разгром сирийской попытки самоуправления, в то время как сами мы ведем бои под Багдадом и пытаемся представлять месопотамцев неспособными к самоуправлению, срубая каждую голову, которая поднимается среди них.
Несколько недель назад начальника нашей администрации в Багдаде просили принять нескольких знатных арабов, которые собирались настаивать на частичной автономии. Он прибавил к их делегации нескольких собственных выдвиженцев и в ответ сказал им, что пройдет долгое время, прежде чем они будут готовы к ответственности. Смелые слова — но их ноша тяжело пала на манчестерцев на этой неделе в Хиллахе.
Эти восстания стали регулярными. Сначала арабы одерживают предварительные победы, потом британские подкрепления выходят как карательные отряды. Они пробиваются (наши потери легки, арабские тяжелы) к своей цели, которую тем временем бомбит артиллерия, самолеты или пушки кораблей. Наконец, возможно, деревня сожжена и район усмирен. Странно, что мы не используем в этих случаях отравляющий газ. Бомбить дома — ненадежный способ добраться до женщин и детей, а наша пехота всегда несет потери, стреляя в арабских мужчин. Газовыми атаками все население мятежных районов можно было бы аккуратно стереть с лица земли; и как метод управления это было бы не более аморально, чем теперешняя система.[648]
Мы осознаем, каким бременем является армия в Месопотамии для казны Империи, но не так ясно видим, какое это бремя для Месопотамии. Армию нужно кормить, и всех ее животных нужно кормить. Боевые отряды теперь составляют восемьдесят три тысячи единиц, но паек требуется на триста тысяч. На каждого солдата приходится три работника, чтобы обеспечивать и обслуживать его. Каждый десятый в Месопотамии сегодня принадлежит к нашей армии. Зелень страны подъедается ими, и процесс еще не дошел до высшей точки. В целях безопасности они требуют, чтобы мы удвоили существующий гарнизон. Когда местные ресурсы будут истощены, это увеличение войск будет увеличивать их стоимость больше, чем в арифметической прогрессии.
Эти войска нужны лишь для полицейской работы, чтобы сдерживать подданных, о которых в Палате Лордов сказали две недели назад, что они сами желали нашего продолжительного присутствия в их стране. Никто не может вообразить, каким будет наше положение там, если один из трех ревнивых соседей Месопотамии (которые все вынашивают планы против нас) атакует нас снаружи, когда внутри еще существует нелояльность. Наши коммуникации очень плохи, у наших оборонительных позиций оба фланга висят в воздухе, и в последнее время, кажется, были два инцидента. Мы не можем положиться на наши войска так, как во время войны.
Затем, военные работы. Следует построить огромные бараки и лагеря, сотни миль военных дорог. Огромные мосты, которые могли бы выдержать грузовики, находятся лишь в отдаленных местах, где используются только местные вьючные животные. Мосты сделаны из временных материалов, и их содержание обходится очень дорого. Они бесполезны для гражданского правительства, которому уже приходится принимать их по высокой цене; итак, новое государство начинает свое поприще с навязанных ему долгов.
Английские государственные деятели, начиная с премьер-министра, льют слезы над тем бременем, которое налагает на нас Месопотамия. «Если бы только мы могли собрать местную армию, — сказал лорд Керзон, — но они не станут служить («разве что против нас», — несомненно, добавил его светлость про себя). Если бы только мы могли найти арабов достаточно квалифицированными, чтобы они могли занять административные должности!»
При этом дефиците местных талантов поучительна параллель с Сирией. У Фейсала не было трудностей с набором войск, хотя и были огромные трудности с их оплатой. Однако условия были другими, так как он был без достаточных оснований лишен доходов со своей таможни. У Фейсала не было трудностей с тем, чтобы организовать администрацию, в которой все пять лидеров были уроженцами Багдада! Это была не слишком хорошая администрация, но на Востоке люди не так придирчивы, как мы. Даже Афинам Солон дал не лучшие из всех законов, а лучшие из тех, которые они смогли бы принять.
Британцы в Месопотамии не находят ни одного компетентного лица — но я настаиваю, что история последних нескольких месяцев выявила их политическое банкротство, и их мнение не должно вовсе иметь для нас веса. Я знаю десять британских чиновников с испытанной и почетной репутацией в Судане, Синае, Аравии, Палестине, каждый из которых и все они вместе могут организовать арабское правительство, сравнимое с правительством Фейсала, в Багдаде за следующий месяц. Это правительство тоже не будет идеальным, но оно будет лучше, чем у Фейсала, потому что ему, бедному, чтобы его было легче ослабить, было запрещено прибегать к иностранным советникам. За делом в Месопотамии будет стоять британское правительство, и для приличного человека управление будет детской игрой, пока он будет управлять, как в Египте Кромера[649], а не как в Египте Протектората. Кромер властвовал над Египтом не потому, что Англия давала ему войска, и не потому, что в Египте любили нас, и не по какой-либо внешней причине, но потому, что он был таким хорошим человеком. В Англии есть масса первоклассных людей. Последнее, что там было бы нужно — это гений. А то, что требуется — разрушить все, что мы там натворили, и снова начать в качестве советников. Нет толку латать существующую систему. «Уступки чувствам местного населения» и подобная чушь — только результаты слабости, порождающие еще большее насилие. Мы достаточно велики, чтобы признать ошибку и перевернуть страницу: и мы должны это сделать с криком радости, потому что это сэкономит нам по миллиону фунтов в неделю».[650]