Существует большое разнообразие Я, каждое отдельное Я изначально имеет индивидуальные склонности, некоторые из них возникают в течение первых лет жизни, некоторые являются врожденными и ведут свое происхождение от архаического наследия человека. Эти склонности образуют характер личности, со свойственными именно ей сопротивлениями и защитами, которые воспроизводятся в аналитической ситуации. Чем больше мы учитываем сложность личности, тем труднее локализовать сопротивления, так как мы не можем просто поместить их в Я или в Оно, а должны также принимать в расчет фундаментальные факторы, которые действуют внутри психического аппарата.
Говоря о сопротивлениях более глубокой природы, Фрейд упоминает случай людей, обладающих чрезмерной «вязкостью либидо», которая значительно замедляет процесс лечения. Он называет и противоположный случай – людей, демонстрирующих чрезмерную мобильность либидо, которые переходят от одного объекта к другому, не вступая с ними в глубокие отношения. Наконец, некоторые пациенты, несмотря на свою молодость, демонстрируют нечто вроде «психической энтропии», инерцию, которую мы ожидаем встретить скорее у лиц более пожилого возраста.
В случаях мазохизма, отрицательной терапевтической реакции или чувства вины у невротика истоки сопротивления лежат в конфликте между влечением к жизни и влечением к смерти. «Эти явления, бесспорно, свидетельствуют о существовании в психике могущественной силы, которую в зависимости от ее направленности мы называем агрессивным или деструктивным влечением и которую мы считает производным влечения к смерти у всего живого» (р. 258). Между тем недавний опыт показал Фрейду, что конфликт между Эросом и деструктивным влечением встречается не только при патологии, но и в нормальной жизни. Он сожалеет, что его идеи в этой области нашли так мало последователей: «Я хорошо знаю, что дуалистическая теория, которая выдвигает влечение к смерти, агрессивное и деструктивное влечение как полноправного партнера Эроса, нашедшего свое выражение в либидо, не имела широкого отклика и не нашла признания даже среди психоаналитиков» (р. 260). Зато Фрейд нашел поддержку у греческого философа Эмпедокла, который говорил о существовании двух управляющих всем противоборствующих принципов, это «Φιλια – любовь – и νειζοσ – вражда; дуализм Эмпедокла вполне схож со второй теорией влечений Фрейда.
Необходимость анализировать аналитика
Фрейд обращается к психоаналитикам, опираясь на одно из исследований Ференци (1928), который показал, что для успеха анализа «аналитику необходимо исследовать свои собственные „заблуждения и ошибки“, чтобы держать под контролем „слабые места своей личности“» (р. 262). Конечно, продолжает Фрейд, аналитики – такие же люди, как и все остальные, и «нет сомнений в том, что не все аналитики достигли той степени психической нормальности, к которой хотят привести своих пациентов» (р. 263). Тем не менее законно требовать от аналитика в интересах пациентов «достаточно высокой степени нормальности и психической правильности» (р. 263), поэтому Фрейд считает личный анализ психоаналитика необходимым условием подготовки к его будущей деятельности. Кроме того, с целью избежать, насколько это возможно, различных опасностей, которые подстерегают самого аналитика в его практике, Фрейд рекомендует каждому психоаналитику, «не стыдясь этого», возобновлять собственный анализ каждые пять лет (р. 265).
Завершение анализа и «коренная подстилающая порода»
Эта последняя и самая известная часть текста, в ней Фрейд описывает два препятствия на пути завершения анализа, которые он считает непреодолимыми: зависть к пенису у женщины и бунт против пассивной позиции у мужчины.
Хотя эти две формы сопротивления завершению анализа и отличаются в силу различий полов, они обладают общим элементом: это схожее отношение мужчины и женщины к комплексу кастрации, хотя сам этот комплекс имеет разное значение для двух полов. У мужчины стремление к мужественности согласно сначала с желанием Я, поэтому пассивная позиция, которая предполагает кастрацию, энергично вытесняется, часто проявляясь в чрезмерной сверхкомпенсации. У женщины, напротив, желание мужественности нормально только в фаллической фазе ее развития, т. е. до начала «развития ее женственности» (р. 266); но у нее зависть к пенису впоследствии вытесняется, и дальнейшая судьба женственности зависит от результата этого вытеснения. В случаях провала развития женственности, как у «фаллической» женщины, комплекс мужественности сохраняется и постоянно оказывает серьезное влияние на характер, напротив, в случаях благоприятного развития, зависть к пенису, по мнению Фрейда, сменяется желанием иметь ребенка. Тем не менее он настаивает на мысли, что комплекс мужественности продолжает нарушать нормальную психическую жизнь женщины: «Желание мужественности сохранилось в бессознательном и продолжает оказывать свое разрушительное влияние» (р. 267).
Вслед за этим Фрейд напоминает, что, по мнению Ференци, любой удачный анализ должен был бы укротить эти два комплекса: зависть к пенису у женщины и бунт против пассивной позиции у мужчины. Но Фрейд считает эти планы слишком амбициозными, так как эти комплексы оказывают мощное сопротивление анализу: «Ни в какой другой момент аналитической работы мы не испытываем более гнетущего ощущения тщетности многократных усилий, как в ситуации, когда понимаем, что напрасно стараемся „проповедовать рыбам“[25], пытаясь убедить женщин оставить как невыполнимое желание иметь пенис и стремясь убедить мужчин, что пассивная позиция в отношении к мужчине всегда равнозначна кастрации, что в жизни бывает множество ситуаций, когда такая позиция необходима» (р. 267).
У мужчины, согласно Фрейду, высокомерие мужской сверхкомпенсации вызывает наиболее сильное сопротивление переносу: «Мужчина не хочет подчиняться заместителю отца, не хочет быть ему обязанным и, таким образом, не хочет быть обязанным своим выздоровлением врачу» (р. 267). У женщины зависть к пенису не позволяет сформировать перенос, аналогичный переносу у мужчины, но у нее разочарование от отсутствия пениса – «источник приступов глубокой депрессии, которые связаны с ее внутренней уверенностью в том, что аналитическое лечение ни к чему не приведет и ничто не может помочь больной» (р. 267–268). С точки зрения Фрейда, эта депрессия – просто последствие провала «надежды получить, несмотря ни на что, мужской орган, отсутствие которого мучительно переживается, что было самым главным поводом, который побудил ее начать лечение» (р. 268). Фрейд ни на минуту не допускает, что женщина может быть подавлена тем, что аналитик не принимает ее особой женской сущности и ее тревогу, которая вызвана ощущением ампутации ее женских органов, что представляет собой женский эквивалент тревоги кастрации у мужчины. Он не допускает и того, что «женская сексуальность» может иметь для женщины позитивный смысл. Однако, согласно Ференци, доступ к женственности для женщины и достижение мужественности мужчиной – цель, которая должна быть достигнута к моменту завершения психоанализа. Фрейд не соглашается с выводами своего ученика, но в примечании он цитирует его дословно: «…надо, чтобы любой пациент-мужчина приобрел по отношению к врачу ощущение равенства в правах как знак того, что он преодолел тревогу кастрации. Надо, чтобы все пациентки-женщины покончили со своим комплексом мужественности и могли без негодования эмоционально принять чисто женскую роль и все, что из нее следует, чтобы можно было утверждать, что невроз полностью ликвидирован» (Фрейд цитирует Ференци – р. 267, n. 2). Иными словами, Фрейд остается непоколебимым в своей верности «фаллическому монизму» и непримиримым пессимистом, когда он приходит к заключению, что окончание анализа неизбежно сталкивается с «коренной подстилающей породой», т. е. с биологическим фактором, из которого вытекает фактор психологический: «Иначе не может быть, так как в психике биология действительно играет роль той самой «коренной подстилающей породы». Отказ от женственности, очевидно, не может быть не чем другим, кроме как биологическим фактом, частью этой великой загадки сексуальности» (р. 268).
• «КОНСТРУКЦИИ В АНАЛИЗЕ» (1937d)
Изучая произведение
Ссылки на страницы приводятся по изданию: Freud S. (1937d). Construction dans l’analyse, trad. E. R. Hawelka, U. Huber, J. Laplanche // Résultats, idées, problèmes. Paris: PUF, 1985, р. 269–281.
Задача, подобная задаче археолога
Вначале Фрейд показывает, что задача аналитика – снять вытеснение, возникшее в детстве, вызывающее появление симптомов и невротических торможений. Чтобы приблизиться к этой терапевтической цели, надо, чтобы пациент обнаружил воспоминания о раннем аффективном опыте при помощи свободных ассоциаций, анализа сновидений и повторения аффективных отношений в переносе. Задача пациента – вспомнить то, что он пережил и вытеснил, задача психоаналитика – опираясь на эти указания, как можно более точно восстановить картину лет, забытых пациентом: «Надо, чтобы, опираясь на данные, оставшиеся в памяти, он разгадал или, более точно, реконструировал то, что было забыто» (р. 271). Эту работу конструирования, или, если угодно, реконструкцию, можно сравнить с работой археолога. Но, в отличие от нее, «психический объект значительно сложнее, чем материальный объект археолога», с одной стороны, и, с другой стороны, «для археолога реконструкция – конечная цель усилий, в то время как для аналитика представленные им конструкции – только подготовка к работе» (р. 272).
Какую ценность имеют наши реконструкции?
Какова гарантия правильности наших реконструкций? – спрашивает Фрейд. Например, что случится, если аналитик ошибется? Может быть, наши реконструкции действуют только путем внушения? Фрейд опровергает эти возражения. Конечно, может случиться, что аналитик предложит пациенту в качестве возможного варианта реальных событий неточную реконструкцию: «Но ошибка такого рода безобидна. Возможно, в подобном случае пациент не будет заинтересован, он не ответит ни да, ни нет» (р. 274). Таким образом, Фрейд опровергает упреки в том, что при помощи реконструкций, аналитик злоупотребляет внушением.
Отвергнув эти возражения, Фрейд переходит к рассмотрению реакции пациента на реконструкции, которые возникают у аналитика в ходе анализа. Он признает, что есть доля правды в шутке о том, что психоаналитик всегда прав, что бы пациент ни сказал: если пациент говорит да, это потому, что он принимает интерпретацию, если он говорит нет, то это признак сопротивления, и аналитик снова прав! Но Фрейд уточняет: аналитик не считает ни «да», ни «нет» абсолютно правдивыми, он рассматривает и тот, и другой ответ как неоднозначные. Для аналитика «да» анализанда может иметь смысл как подтверждение реконструкции, но это может быть также выражением сопротивления; что касается «нет», оно столь же неоднозначно, как и «да», и может быть проявлением несогласия, так же как проявлением сопротивления. В этих условиях как понять, что правильно? Фрейд уточняет, что существуют косвенные доказательства, которым мы можем абсолютно доверять, это косвенные подтверждения, полученные путем ассоциаций: «Мы имеем столь же ценные подтверждения, но выраженные на этот раз положительным образом, когда анализанд приводит ассоциацию, которая содержит что-либо сходное с содержанием реконструкции или аналогичное ему» (р. 275). Другой формой косвенного подтверждения становятся ошибочное действие или негативная терапевтическая реакция, в последнем случае, если интерпретирующая реконструкция точна, пациент реагирует ухудшением своих симптомов. Иначе говоря, вопреки утверждениям противников, Фрейд считает, что аналитик придает большое значение реакциям пациента и делает из них важные выводы: «Но чаще всего эти реакции пациента неоднозначны и не позволяют делать окончательные выводы. Только продолжая анализ, мы можем точно решить, точны ли наши реконструкции или они непригодны. Мы принимаем каждую отдельную реконструкцию только в качестве предположения, которое необходимо проверить, чтобы подтвердить ее или опровергнуть» (р. 277).
Бред как эквивалент конструкции в анализе
Как же наше предположение становится убеждением пациента? Каждый психоаналитик наблюдает это в своей повседневной практике. Но остается один важный вопрос: как правило, мы ожидаем, что конструкция, представленная во время анализа, приведет к пробуждению соответствующего воспоминания у пациента, по крайней мере, в теории. Между тем на практике очень часто случается, что пациент не вспоминает значимое вытесненное содержание: это неважно, говорит Фрейд, поскольку мы замечаем, что когда пациент убеждается в обоснованности реконструкции, с терапевтической точки зрения это приводит к тому же результату, что и обретенное воспоминание. Почему? Это пока остается тайной. Возможно, будущие исследования помогут нам ее раскрыть.