Фрейд родился в не слишком религиозной еврейской семье, однако его родители уважали традиции и соблюдали основные религиозные праздники.
Мальчиком он рано приобщился не только к нескольким культурам и разнообразным языкам, но и испытал на себе воздействие нескольких религиозных конфессий. При рождении Фрейд получил еврейское имя Шломо (Соломон) и христианское имя Сигизмунд, которое превратилось в Зигмунд. Некоторое время уход за ним осуществляла «няня», ревностная католичка. Всю жизнь он сохранял верность своему еврейскому самосознанию; в 1925 г. в статье «Зигмунд Фрейд предствляет сам себя» (1925b) он писал: «Мои родители были евреями», и дальше: «Я сам остаюсь евреем». В течение многих лет он регулярно присутствовал на собраниях еврейской организации Б’най Брит. Мысля себя нерелигиозным евреем, как и его родители, он признавал тесные связи, существовавшие между иудаизмом и психоанализом, в частности талмудический способ мышления. С появлением К. Г. Юнга Фрейд испытал облегчение, уверившись, что психоанализ станет таким образом доступен неевреям и перестанет ассоциироваться исключительно с иудаизмом в культуре, где так сильно было влияние антисемитизма.
Взгляд психоаналитика – «иудея и атеиста» – на религию
Фрейд, который называл себя «иудеем-атеистом», неоднократно обращался к вопросу об отношениях религии и психоанализа. Его подход к религии можно счесть скорее антропологическим, чем теологическим. Таково, например, мнение французского социолога религии Одона Валле, который считает, что Фрейд рассматривал вопросы религии главным образом «как факт цивилизации, и обсуждение ее вероучения [для него] не так важен, как ее влияние на общество и на индивидов» (Vallet, 2002, р. 1432). Тем не менее, хотя Фрейд избегал определенной позиции в богословских вопросах, он неоднократно сообщал о своем атеизме, как, например, в работе «Религиозное переживание» (1928a), где он отвечает на вопрос молодого американского врача, написавшего ему о пережитом им мистическом опыте. Вспомним также, что в статье «Навязчивые действия и религиозные обряды» (1907b) Фрейд говорит о близости между ритуалами обсессивного невроза и церемониалом религиозных обрядов. Впоследствии он вернется к вопросу о религии в «Тотеме и табу» (1912-1913a), затем в «Психология масс и анализ Я» (1921c), где он описывает церковь как один из прототипов искусственно созданной группы. Он вновь вернется к рассмотрению религии в 1939 г. в работе «Человек Моисей и монотеистическая религия» (1939a).
Когда в 1927 г. Фрейд писал «Будущее одной иллюзии», им двигала, без сомнения, внутренняя исследовательская потребность, а также желание ответить на религиозные искания Ромена Роллана. В 1919 г. этот писатель издал пьесу «Лилюли» (ее название – «Liluli» – ономатопея [звукоподражание] к слову «иллюзия») и посвятил ее «Разрушителю иллюзий, профессору доктору Фрейду». Фрейд в ответ выбрал для своей книги название, отсылающее к «Лилюли». Ромен Роллан много писал о религиозном чувстве, которое он сравнивал с «океаническим чувством» – понятием, которое Фрейд подхватит и осмыслит в «Неудовлетворенности культурой» (1930a). Публикация «Будущего одной иллюзии» вызвала немедленный резонанс, и книга стала предметом яростных споров. Друг Фрейда, цюрихский пастор Оскар Пфистер, опубликовал выразительный ответ на нее под названием «Иллюзия одного будущего» (1928), в котором подчеркивал, что Фрейд смешивает религию и веру.
Фрейд и пастор Пфистер
Оскар Пфистер (1873–1956), пастор и педагог из Цюриха, был верным другом Фрейда, с которым последний регулярно переписывался в течение более чем тридцати лет. Пфистер узнал о творчестве Фрейда от К. Г. Юнга и Э. Блейлера в 1908 г. и сразу стал применять психоаналитические идеи в педагогике и своей пастырской деятельности. Он, в частности, придерживался мнения, что религиозное врачевание души можно обогатить за счет идей Фрейда и что задача пастора, просвещенного психоанализом, состоит в помощи пациенту в борьбе с неврозом, что будет способствовать осознанию пациентом ценности христианского вероучения. Джонс говорит об этой глубокой дружбе: «Фрейд относился к нему [Пфистеру] с настоящей любовью, он восхищался его высокой нравственностью, его щедрым альтруизмом, его оптимизмом в отношении человеческой природы. Мысль о непринужденной дружбе с протестантским пастором, которому можно было писать письма, начиная их словами «Дорогой угодник Божий», разумеется, забавляла его, тем более, что «дерзкий еретик», как он сам себя называл, всегда мог рассчитывать на терпимость пастора» (Jones, 1953–1957, t. II, p. 48). Пфистер стал пионером психоанализа в Швейцарии. Он начал с того, что вступил в основанную Юнгом Психоаналитическую ассоциацию Цюриха, затем в 1913 г. принял сторону Фрейда в противостоянии, приведшем к разрыву с Юнгом. В 1919 г. он стал одним из основателей Швейцарского психоаналитического общества.
Несколькими годами позже в молодом Швейцарском обществе произошел конфликт из-за того, что психоанализ начали практиковать люди, не имевшие медицинского образования, а также из-за практики проведения сокращенного психоанализа без проработки переноса и сопротивлений. Эта техника была введена Пфистером в эпоху зарождения психоанализа в стране (Weber, 2002, p. 1662). Группа врачей основала тогда Швейцарское медицинское психоаналитическое общество, и лица без медицинского образования – среди которых оказался и Пфистер – не были в него приняты. Пфистер, несмотря на свою неортодоксальную практику и неодобрительное отношение Фрейда к сокращенному анализу, остался членом Швейцарского психоаналитического общества. Относительно тесных связей между «Будущим одной иллюзии» и «К вопросу о неврачебном анализе» всегда охотно цитируют следующее письмо, отправленное Фрейдом Пфистеру 25 ноября 1928 г.: «Я не знаю, поняли ли Вы связь между „Неврачебным анализом“ и „Иллюзией“. В первой работе я хочу защитить психоанализ от врачей, во второй – от священников. Я хотел бы вверить его сообществу, которое в настоящее время не существует: светскому объединению врачевателей душ, которые не обязаны быть врачами и не должны быть священниками».
Ссылки на страницы приводятся по изданию:
Моральные ценности на страже цивилизации
В первых двух главах Фрейд показывает, что цивилизации необходимо утверждать высокие моральные ценности, если она хочет защититься от деструктивных наклонностей составляющих ее индивидов. В число моральных устоев, образующих то, что он называет
Рождение религиозных идей
В чем заключается особая ценность религиозных идей? Фрейд предлагает нам представить хаос, который начался бы, если бы мы отказались от всех запретов на инстинкты и позволили людям возвратиться в естественное состояние:
Но со временем человек стал замечать, что не может ожидать от богов защиты от неизбежных опасностей со стороны природы или судьбы, и отныне речь шла только о том, чтобы просить их обратить внимание на его страдания и позаботиться о сохранении предписаний цивилизации. Таким образом, религиозные идеи родились из потребности сделать выносимым и смятение перед лицом опасностей, уготованных человеку природой и судьбой, и ущерб, который наносит человеку общество:
Роль детской беспомощности
Фрейд продолжает свое исследование в форме диалога с безымянным
Фрейд отвечает, используя понятие детской беспомощности, которое он ввел в 1926 г. в работе
Отсутствие доказательств