Образование симптомов при обсессивном неврозе
Обсессивный невроз характеризуется большим разнообразием симптомов, и Фрейд изучает, как ожесточенная борьба защит, характерная для него, влечет за собой постепенно ограничение Я, усиленное гиперстрогим отношением Сверх-Я. При этой форме невроза симптомы принимают две противоположные формы: это либо запреты, либо замещающее удовлетворение, часто скрытое за символическим перевоплощением: «Образование симптома торжествует, когда удается сплавить запрет с удовлетворением так, что предписание или запрет, первоначально имевшие защитный характер, обретают еще и смысл удовлетворения» (р. 33 [230]). Этот сплав – результат амбивалентности, и она также может отразиться в двух этапах симптома, когда второй этап отменяет первый. Вначале в обсессивном неврозе, так же как в истерии, устанавливается защита против либидинальных требований эдипова комплекса, а движущая сила защиты – также тревога кастрации. Но при обсессивном неврозе Я заставляет генитальную организацию регрессировать на анально-садистическую стадию и использует в качестве механизма защиты вытеснение. Однако, помимо вытеснения, «которое является только одним из механизмов, используемых для защиты» (р. 35 [231]), и регресса, Я использует также реактивное формирование, которое под влиянием Сверх-Я принимает форму добросовестности, сострадания и чистоплотности. Во время латентного периода главной задачей оказывается защита от искушения заниматься мастурбацией, а во время полового созревания пробуждение либидинальных и агрессивных влечений ведет к реактивации борьбы защиты против сексуальности, которая происходит отныне «под знаменем морали» (р. 37 [234]). Но при обсессивном неврозе агрессивные влечения остаются бессознательными и требуется значительная аналитическая работа, чтобы сделать их сознательными. Все происходит так, как если бы агрессивный аффект проявлялся в другом месте, в форме чувства вины перед Сверх-Я, безжалостно строгого по отношению к Я. Но иногда чувство вины отсутствует, и тогда агрессивный аффект проявляется через симптомы, такие как искупительные действия или ритуалы самонаказания, которые одновременно имеют значение мазохистского замещающего удовлетворения.
Ретроактивное аннулирование и изоляция
Две другие защитные техники, которые используются при обсессивном неврозе, продолжает Фрейд, – это ретроактивное аннулирование и изоляция. Ретроактивное аннулирование (от немецкого «das Ungeschehenmachen») состоит в том, чтобы относится к событию как не имевшему места. Речь идет об отрицательной магии, которая стремится стереть дуновением не последствия события, но само событие. Например, Человек с крысами вновь положил на дорогу камень, который он вначале убрал для того, чтобы колесо экипажа его подруги не наехало на этот камень. Что касается изоляции, то эта защитная техника, также типична для обсессивного невроза, стремится изолировать мысль или поведение, например устанавливая в течении мысли паузу, во время которой прожитый опыт не забыт, но лишен своего аффекта и своих ассоциативных связей: «Элементы, которые, таким образом, удерживаются отдельно, как раз те, которые ассоциативно связаны друг с другом; роль изоляции влечений состоит в том, чтобы гарантированно исключить их связь в мысли» (р. 43 [238]). К изоляции добавляется табу на прикосновение, которое также играет главную роль в избегании прикосновений, телесного контакта или загрязнения. В связи с сильным влиянием этих механизмов защиты обсессивному невротику особенно трудно следовать основному правилу психоанализа.
Утрата и сепарация: новая концепция тревоги
Продолжая свое исследование тревоги при фобиях и при обсессивном неврозе, Фрейд вводит новую концепцию происхождения тревоги и отныне объясняет ее реакцией на угрозу утраты объекта и сепарации с ним, опасности, которая превышает опасность, происходящую только от страха кастрации. До сих пор Фрейд считал, что при фобическом неврозе боязнь животных – это аффект, реакция Я на страх кастрации, а при обсессивном неврозе Я боится наказания со стороны Сверх-Я, и в основе этой тревоги тоже лежит страх кастрации. Но в 1926 г. Фрейд идет дальше и переходит от страха кастрации к «ситуации опасности» более общего характера, т. е. к опасности сепарации и утраты объекта. Эта ситуация опасности – не опасность смерти, на которую ссылаются некоторые, говоря о травматическом неврозе, потому что, по мнению Фрейда, в бессознательном нет ничего такого, «что могло бы стать содержанием нашего понятия разрушения жизни» (р. 53 [246]). Зато индивид ежедневно испытывает одну за другой потери, которые готовят его к переживанию утраты и сепарации, например, «ежедневный опыт расставания с содержанием кишечника и утрата материнской груди, когда ребенка отнимают от груди» (р. 53 [246]). Итак, Фрейд приходит к новой концепции тревоги: «До настоящего времени мы считали ее [тревогу] аффектом, сигнализирующим об опасности, но она часто появляется и там, где речь идет об опасности кастрации, и как реакция на утрату, на сепарацию» (р. 54 [246]).
От утраты объекта к страху утраты объекта
Затем Фрейд задается вопросом: какова же настоящая природа опасности, которую ощущает Я и которая вызывает аффект тревоги? Если рождение представляет собой прототип опыта тревоги, существуют и другие, и проявления тревоги у ребенка входят в их число: например, когда ребенок остается один, когда он остается в темноте или с незнакомым человеком вместо привычного лица (матери), «можно свести эти три случая к единственному условию – отсутствию любимого (страстно желанного) человека» (р. 61 [252]). Но речь идет не просто о ситуации утраты, эта ситуация тревоги – выражение глубокого смятения у младенца. И Фрейд идет дальше, заявляя, что настоящий очаг опасности для младенца – это экономическое нарушение, приходящее вслед за отсутствием удовлетворения, т. е. за ростом напряжения потребности: «Младенец проявляет столь живую потребность ощущать мать, потому что он по собственному опыту знает, что она немедленно удовлетворяет все его потребности» (р. 61 [252]). Затем Фрейд вводит фундаментальное различие между физическим страданием младенца и его психическим страданием, что приводит к различию между тревогой, связанной с утратой объекта, – это автоматическая, непроизвольная тревога – и тревогой, связанной со страхом утраты объекта, – это психологическая тревога-сигнал: «Имея опыт того, что внешний, воспринимаемый объект способен положить конец опасной ситуации, которая возникает в момент рождения, младенец перемещает содержание опасности с экономической обстановки на то, что является решающим условием: на утрату объекта. Отсутствие матери отныне воспринимается как опасность, при которой младенец дает сигнал тревоги, прежде чем возникнет опасная экономическая ситуация» (р. 62 [253]).
По мере развития ребенка содержание ситуаций опасности меняется. Так, в фаллической фазе страх утраты материнского объекта превращается в тревогу кастрации. На следующем этапе появляются страх перед Сверх-Я и страх потери любви Сверх-Я, в то время как тревога кастрации развивается в моральную и социальную тревогу. Фрейд уточняет, что все эти тревожные ситуации могут в дальнейшей жизни сосуществовать бок о бок и побудить Я реагировать тревогой. В заключение он уточняет, что тревога кастрации не является единственной движущей силой невроза: доказательством тому служит случай женщины, у которой есть комплекс кастрации, но не тревога кастрации, так как она не может бояться потерять пенис, которого у нее нет. По мнению Фрейда, для женщины наиболее активным условием опасности, вызывающей тревогу, является утрата объекта, но со следующей поправкой: «Речь идет не об отсутствии объекта или его реальной утрате, но о потере любви со стороны объекта» (р. 68 [258]).
Невротик и нормальный человек
В процессе развития некоторые обстоятельства, вызывающие тревогу, исчезают, как, например, в случае детской боязни темноты или страха перед незнакомыми людьми. Но некоторые страхи сохраняются в более или менее смягченном виде в течение всей жизни, такие как страх кастрации или страх перед Сверх-Я. Невротик отличается от нормального индивида тем, что его реакции на эти опасности преувеличены, и он ведет себя так, как если бы предшествующие опасные ситуации все еще были актуальны. К тому же состояние взрослого человека не дает абсолютной защиты против возвращения первичной травматической ситуации, способной генерировать тревогу: «Можно понять, что у каждого из нас существует граница, за пределами которой психический аппарат не способен справиться с количеством возбуждения, которым требуется овладеть» (р. 74 [263]).
Три фактора, лежащие в основе невроза
Фрейд спрашивает себя, почему некоторым индивидам удается преодолевать аффект тревоги, в то время как другие терпят поражение. Он начинает с того, что опровергает две попытки объяснения: одну из них предложил Адлер, другую – Ранк. Фрейд считает упрощением объяснение Адлера, который приписывает провал попытки справиться с тревогой слабости органов индивида. Что касается теории Ранка, представленной в «Травме рождения» (1924), то он считает конечной причиной развития тревоги опыт, пережитый во время рождения: Фрейд полагает, что этого недостаточно, чтобы объяснить происхождение неврозов, хотя он оценил эту попытку.
Затем Фрейд стремится показать, что количественный фактор играет решающую роль в этиологии неврозов, хотя его невозможно прямо выявить. Несмотря на это, можно выделить три основных фактора, которые участвуют в возникновении невроза. Первый фактор – биологический, и он объясняется очень продолжительным состоянием беспомощности и зависимости в период детства человека: вот почему «биологический фактор лежит в основе первых ситуаций опасности, он вызывает потребность быть любимым, которая навсегда сохраняется у человека» (р. 83 [269]). Второй фактор – филогенетический: он связан с тем, что сексуальная жизнь человека развивается не подряд, а в два этапа, из которых второй начинается с половым созреванием; Фрейд объясняет эту особенность тем обстоятельством, что «в ходе существования человеческого рода произошло некое событие, оставившее после себя этот перерыв в сексуальном развитии как историческое отложение» (р. 83 [270]). Этот фактор оказывает влияние на Я, которое рассматривает требования детских сексуальных влечений как опасные, что ведет к регрессии и вытеснению: «Здесь мы имеем дело с самой прямой этиологией неврозов» (р. 83 [270]). Третий фактор – психологический: он связан с несовершенством нашего психического аппарата, где Я может защитить себя от опасности влечений, «только ограничивая себя и претерпевая образование симптома ради того ущерба, который симптом наносит влечению» (р. 84 [270]).
Приложение
В Приложении Фрейд вносит существенные дополнения в уже сказанное. В первом Приложении (А) он обсуждает те изменения, которые внес в свои прежние взгляды, в частности, в свою новую теорию тревоги, рассматривающую Я в ситуации опасности. Он считает теперь, что не вытеснение приводит к возникновению тревоги, но что Я создает защиты с целью избежать ее появления. Впрочем, Фрейд заново вводит «старое понятие защиты», где вытеснение больше не занимает привилегированного положения, как раньше, а представляет собой одну из защит наравне с другими. Фрейд отмечает также, что сопротивление, которое надо преодолеть во время анализа, исходит от Я «которое цепляется за свой декатексис» (р. 87 [273]).
Во втором и третьем Приложениях (B и С) Фрейд формулирует решающие пояснения, касающиеся тревоги. В Приложении B он сперва ставит вопрос о том, что составляет различие между тревогой перед лицом реальной опасности и невротической тревогой, которая несоразмерна природе реальной опасности. Затем он различает смятение материальное (Hilflosigkeit) перед лицом реальной опасности и смятение психическое перед лицом опасных влечений. Состояние смятения может породить травматическую ситуацию, но ее нужно отличать от другой ситуации – ситуации опасности. Действительно, когда индивид оказывается способен предусмотреть ситуацию опасности и приготовится к ней вместо того, чтобы пассивно ожидать ее появления, это становится значительным прогрессом в самозащите. В ситуации ожидания, которую Фрейд называет ситуацией опасности, Я подает сигнал тревоги: «Этот сигнал означает: я готовлюсь к ситуации опасности или настоящая ситуация напоминает мне одно из травматических событий, которые я уже пережил раньше» (р. 95 [281]). Этот переход от пассивности к активности аналогичен цели, к которой стремится ребенок в игре, когда он, повторяя мучительные впечатления, пытается ими овладеть. «Но решающий момент – это смещение реакции тревоги, которая в своем развитии проходит путь от своего появления в момент бедствия до ожидания беды в ситуации опасности» (р. 96 [281]). Именно здесь Фрейд переходит от биологической теории происхождения тревоги к теории, которая учитывает психические процессы индивида.
В Приложении C Фрейд уточняет различие, которое он устанавливает между тревогой, страданием и горем. Изучая страх младенца перед незнакомым человеком, Фрейд замечает, что тот испытывает не только тревогу, но и страдание: «У него, кажется, перепутано то, что позднее будет отдельным. Он еще не может отличить временное отсутствие от окончательной утраты, как только он теряет из виду мать, он ведет себя так, будто никогда не увидит ее снова» (р. 99 [284]). Воспроизведение успокаивающего опыта позволяет младенцу узнать, что за исчезновением матери следует ее появление, и это снижает тревогу: «Тогда он может испытывать стремление к ней, не сопровождающееся отчаянием» (р. 99 [284]). Фрейд добавляет, что ситуация, когда младенец сталкивается с отсутствием матери, является травматической, если в этот момент он испытывает потребность, которую мать должна была бы удовлетворить. Ситуация превращается в ситуацию тревоги, если это не актуальная потребность: «Первое условие появления тревоги, которую объявляет само Я, – это потеря восприятия объекта, которая приравнивается к утрате объекта. Потеря любви пока не учитывается» (р. 100 [284]). Затем Фрейд кратко резюмирует свою точку зрения: «Итак, страдание – характерная реакция на утрату объекта; тревога – реакция на опасность, которая влечет за собой эту утрату и, в соответствии с последующим смещением, – реакция на опасность утраты объекта саму по себе» (р. 100 [285]). Фрейд уточняет еще, что в момент рождения отсутствие матери не может быть переживанием для новорожденного, так как для него еще не существует объекта. В заключение он дает определение страданию и горю и уподобляет экономические условия, созданные страданием, испытанным во время утраты объекта, обстоятельствам телесного повреждения. Что касается аффекта горя, то он появляется под влиянием тестирования реальности, и его болезненный характер вызван необходимостью пережить сепарацию с объектом, которого больше нет.
Постфрейдисты
Сепарационная тревога и тревога утраты объекта в психоаналитической клинической практике