Фрейд заболевает раком
Фрейд написал «Я и Оно» в 1922 г. и опубликовал в апреле 1923 г. Ему было тогда 67 лет, его известность росла, и он ничего не мог с этим поделать, хотя это мешало ему в работе. В феврале 1923 г. Фрейд обнаружил у себя опухоль челюсти, которую удалил только после выхода в свет своей книги. Он предчувствовал, что эта лейкопластическая опухоль может быть злокачественной, но не говорил об этом из страха, что врачи запретят ему курить.
Вместо того чтобы проконсультироваться у известного специалиста, он доверил свое лечение Маркусу Хайеку, некомпетентному хирургу, и во время амбулаторного удаления опухоли чуть не умер от потери крови. В течение следующих шестнадцати лет он перенес последовательно тридцать три операции в связи с рецидивами лейкоплазии. В 1923 г. после первой операции он перенес мучительную радиотерапию и на шесть месяцев был вынужден отказаться от работы, находясь во власти невыносимых болей. В течение нескольких месяцев его врач и Феликс Дойч, опасаясь, что Фрейд покончит жизнь самоубийством, скрывали от него правду о его раке и информировали об этом круг его ближайших учеников только в сентябре 1923 г. Новый врач, доктор Пихлер, специалист по челюстно-лицевой хирургии, еще раз прооперировал Фрейда в октябре, удалив перегородку между ртом и носовой полостью и заказал для него объемный протез, который Фрейд называл «своим чудовищем», потому что испытывал величайшие трудности, надевая его. С этих пор Фрейд с трудом говорил и ел, а также плохо слышал правым ухом, а впоследствии полностью оглох на правое ухо. Теперь в тяжелые моменты он не признавал никакой другой сиделки, кроме своей дочери Анны.
Один из поздних биографов Фрейда, Э. Родриге (Rodrigue, 1996), выказал серьезные сомнения в природе его заболевания. По его мнению, первоначальный диагноз – рак – был ошибочным: судя по первым образцам и их гистологическим анализам, сделанным в 1939 г. доктором Лакассанем из Института Кюри, речь на самом деле шла о незлокачественном папилломатозе. Таким образом, настоящий рак развился позже, чем думали, и стал следствием интенсивной радиотерапии, которой подвергался Фрейд. По мнению Родриге, отношение Фрейда к его собственному здоровью, без сомнения, способствовало медицинским ошибкам, которые следовали одна за другой в течение этих лет: «В этом вопросе Фрейд был сам виноват: какова была его роль в этой ятрогении? Его отношения с врачами всегда были проблемными» (р. 514).
Изучая произведение
Ссылки на страницы приводятся по изданию: Freud S. (1923b). Le moi et le ça // Essais de psychanalyse, trad. J. Laplanche. Paris: Payot, 1981, р. 219–274 [страницы, указанные в квадратных скобках, приводятся по изданию: OCF.Р., XVI, 255–301].
На пути к понятию Я
Продолжая в этом труде размышления, начатые в По ту сторону принципа удовольствия, Фрейд подводит итог серьезным изменениям, произошедшим в его образе мыслей после 1920 г. В то же время в Я и Оно Фрейд окончательно оставляет биологический подход и придерживается отныне строго психоаналитического подхода.
Вначале он напоминает о том, что в основе психоанализа лежит фундаментальное различие между сознанием и бессознательным. Можно рассматривать понятие бессознательного с двух точек зрения: описательной и динамической. Описательная точка зрения означает, что существуют репрезентации, которые еще не представлены в сознании, но могут туда проникнуть: можно сказать, что они бессознательны до тех пор, пока остаются в латентном состоянии. С динамической точки зрения, напротив, существуют репрезентации, которые бессознательны, потому что были вытеснены: они не могут стать сознательными, потому что существуют силы, которые этому противятся, называемые сопротивлениями, а психоаналитическая техника – это средство сделать их сознательными. Следовательно, можно различать два вида бессознательного: латентное бессознательное, которое бессознательно с описательной точки зрения и соответствует предсознательному, и собственно бессознательное, называемое также динамическим бессознательным, именно им занимается психоанализ.
Теперь давайте обратимся к Я. Вначале Фрейд считал, что понятие Я покрывает только то, что сознательно. Но скоро он понял, что Я проявляет также свойственные ему сопротивления осознанию вытесненного. Так он пришел к выводу, что часть Я является бессознательной в динамическом смысле и что требуется психоаналитическая работа, чтобы это вытесненное могло быть осознано. Тогда он вернулся к идее, уже начерно сформулированной в 1915 г., согласно которой «Бсз не совпадает с вытесненным; верно то, что все вытесненное Бсз, но не все Бсз вытеснено» (р. 229 [262]). Следовательно, хотя отношение между сознанием и бессознательным остается основным звеном в аналитической работе, одного понятия бессознательного больше не достаточно для описания психики в целом.
Я и Оно
Далее Фрейд рассматривает отношения между Я и системой, которая воспринимает ощущения и обеспечивает их осознание и которую он называет системой восприятие – осознание, или Пс. Если рассматривать ее с пространственной точки зрения, сознание предстает как «поверхность психического аппарата», которая воспринимает ощущения, поступающие одновременно снаружи и изнутри организма. Ощущения органов чувств – зрение, слух и т. д. – изначально сознательны; что касается мыслительных процессов, то они доходят до сознания через речь после того, как подвергнутся трансформации благодаря своей связи со словесными репрезентациями. Что до внутренних восприятий, которые поступают из самых глубоких слоев психического аппарата, то они более примитивны, чем внешние ощущения, и достигают сознания через ощущения удовольствия – неудовольствия.
Вопрос осознания ощущений очень сложен, и Фрейд считает, что мы можем с полным основанием говорить о бессознательных ощущениях до того, как они станут сознательными. Однако он вводит различие между процессом осознания репрезентаций, удерживаемых в бессознательном под воздействием вытеснения, что характерно для невроза, с одной стороны, и процессом осознания ощущений, которые, по его мнению, передаются непосредственно в сознание, с другой стороны. «Разница заключается в том, что бессознательной репрезентации необходимо сперва создать промежуточные этапы, чтобы привести ее в Сз, в то время как с ощущениями, которые передаются прямо, все совсем иначе. Иными словами <…> ощущения бывают или сознательными, или бессознательными» (p. 234–235 [267]). Мне кажется, что здесь необходимо примечание, поскольку, хотя Фрейд исключает возможность вытеснения ощущений – этот механизм с его точки зрения присущ только неврозу, – он использует также термин подавления по отношению к уничтожению восприятия ощущений и аффектов, и сегодня мы выделяем также тип защиты, для которого характерно отрицание психической реальности. В заключение этой главы, посвященной отношениям Я и тела, Фрейд заявляет, что Я – это, по существу, дериват телесных ощущений, который он располагает на особой позиции, на перекрестке восприятия и ощущений: «Я, прежде всего, телесно, оно выступает не только как поверхностное образование, но и само является проекцией поверхности» (р. 238 [270]).
Чтобы разобраться в сложных отношениях Я с разными психическими процессами, Фрейд прибегает к понятию Оно, которое он заимствовал у Г. Гроддека (Groddeck, 1923). Для Фрейда Оно является «большим резервуаром влечений» и «страстей», где царит принцип удовольствия, который там заступает на место принципа реальности. В отличие от Гроддека Фрейд считает, что Я не претерпевает пассивно атаки Оно, а пробует их обуздать, как это сделал бы всадник, который должен укротить своего скакуна: «Так же как всаднику, не желающему расстаться с лошадью, часто не остается ничего другого, как направить ее туда, куда она хочет бежать, так и Я имеет обыкновение претворять в действие желания Оно, как если бы это были его собственные желания» (p. 237 [270]).
Сверх-Я (или идеал Я)
Существует еще одно проявление бессознательного – это бессознательное чувство вины, которое мы наблюдаем у многих невротиков в форме излишней самокритики и мук совести. Фрейд приписывает его происхождение особой инстанции, которую он называет идеалом Я, или Сверх-Я, и которая вступает в конфликт с Я.
Каково же происхождение этих двух инстанций – Я и идеала Я, или Сверх-Я? Фрейд выдвигает гипотезу о том, что они основаны на процессах идентификации и что с этой точки зрения можно выделить два типа идентификации. В начале жизни, как он показал в работе Массовая психология и анализ человеческого Я (1921с), невозможно отличить идентификацию от катексиса объекта, так что «любить объект» эквивалентно «быть этим объектом». Иначе говоря, примитивные идентификации – это нарциссические идентификации, при которых сексуальный объект вводится в Я согласно механизму меланхолической интроекции, «это позволяет сделать вывод, что характер Я является результатом оседания катексиса оставленных объектов, что Я вмещает в себя историю выбора объектов» (р. 241 [241]). Эти первые идентификации ведут себя как особая инстанция в Я, восстают против Я как Сверх-Я, или идеал Я. Когда Я становится сильнее, появляется более развитая форма идентификации, Я удается различить любовь и идентификацию и оно становится способно отказаться от сексуальных целей и инвестировать свои эдипальные объекты сублимированным нарциссическим либидо, по-прежнему идентифицируясь с отдельными чертами их личности: «КогдаЯ принимает черты объекта, оно предлагает, так сказать, само себя в качестве объекта любви, оно пытается заменить для Оно утерянный объект, говоря: „Ты можешь полюбить и меня, видишь, как я похоже на объект“» (р. 242 [274]). В примечании от 12 июля 1938 г. Фрейд кратко изложит разницу между этими двумя процессами идентификации: «Иметь и быть у ребенка. Ребенок очень любит выражать объектные отношения при помощи идентификации: я – объект. Иметь – это последующее отношение, которое появляется после потери объекта. Модель: грудь. Грудь – часть меня, я – грудь. И только позднее: я это имею, следовательно, я этим не являюсь…» (1938, р. 287).
Затем Фрейд старается описать отношения между процессом идентификации и эдиповым комплексом и приходит к заключению, что, учитывая психическую бисексуальность, в своей полной форме эдипов комплекс имеет двойственную природу, одновременно позитивную и негативную. Например, у мальчика идентификация с отцом создает основу его мужественности и отвечает его позитивному, или прямому, эдипову комплексу, в то время как женская идентификация мальчика отвечает негативному, или обратному, эдипову комплексу. Точно так же у девочки позитивный эдипов комплекс соответствует идентификации с матерью, а негативный эдипов комплекс соответствует идентификации с отцом. Какой фактор определяет окончательную идентификацию? Тут Фрейд замечает, что механизм меланхолии не объясняет этого, вопреки его ожиданиям. Фрейд отказывается от попытки дать ответ психологического порядка и ссылается на конституциональный фактор, оставляя таким образом вопрос без ответа, а психоаналитический фактор – вне игры: «Кажется, для обоих полов это зависит от силы сексуальной предрасположенности к мужественности или к женственности» (р. 245 [276]). Позже последователи Фрейда, в частности Э. Джонс и М. Кляйн, будут рассматривать идентификацию с соперником как решающий фактор окончательной идентификации индивида.
Но идеал Я, или Сверх-Я ребенка образован не только идентификациями с отцом, или, скорее, «с родителями», уточняет Фрейд (n. 6, p. 243 [275]): это также результат идентификаций с родительскими запретами, которые чинили препятствия осуществлению инцестуозных эдипальных желаний. Иначе говоря, идеал Я/Сверх-Я «двуличен» по отношению к Я: с одной стороны, он его поощряет: «Ты должен быть таким же (как отец)», но, с другой стороны, он устанавливает Я запрет: «Ты не имеешь права быть таким же (как отец), то есть ты не имеешь права делать все, что он делает, – некоторые вещи возможны только для него» (p. 247 [278]). Фрейд подытоживает эти сложные процессы в следующих словах: «Маленькими детьми мы восхищались этими высшими существами и боялись их, позже мы сделали их частью себя» (p. 249–250 [270]). Так внутри Я выделяется инстанция, строгость которой разнится от индивида к индивиду: «Чем сильнее был эдипов комплекс <…>, тем более сурово Сверх-Я будет впоследствии господствовать над Я, будут ли это муки совести или бессознательное чувство вины» (р. 247 [278]). Наконец, идеал Я предстает как «наследник эдипова комплекса» (р. 249 [279]). Здесь я хочу добавить, что Фрейд употребляет три термина, которые он не различает эксплицитно: Я идеальное, идеал Я и Сверх-Я, – но для него они не взаимозаменяемы.
Из факта существования идеала Я, который предъявляет человеку самые высокие требования, естественно вытекают религиозное чувство, индивидуальная совесть и социальные чувства. Так, религиозное чувство стоит в центре любой религии: «Когда Я сравнивает себя со своим идеалом, суждение, которое оно выносит о собственном несовершенстве, порождает чувство религиозного смирения, к которому верующий обращается в своем ностальгическом порыве» (р. 249 [280]). Что касается совести, Фрейд считает, что она проистекает из интериоризации приказов и запретов, исходящих от учителей и авторитетов, и что напряжение между требованиями совести и достижениями Я воспринимается как «чувство вины». Наконец, Фрейд заключает, что «социальные чувства покоятся на идентификациях с другими на основе общего идеала Я» (р. 250 [281]).