Происходящее становилось все более мерзким и раз за разом вызывало детские воспоминания, призывая к покорности овцы, безропотно идущей на заклание. Но хотя физических сил к сопротивлению у Анны не оставалось, внутри все горело непримиримостью. Так что, даже послушно приоткрывая рот, как в детстве, она и не думала сдаваться.

— Так лучше, гораздо, — в кровати стало тепло, а потом и вовсе жарко. Девушку вновь оплетали сети, чуть врезались в кожу и добавляли этим огня. В послушный рот Учинни вторглось щупальце, заставляя ее облизывать сочащиеся сладкой жижей присоски, которые втягивали язык и потом отпускали. Руки пленницы оказались над головой, стянутые шелковыми липкими нитями. Король же изучал взрослое, полное жизни тело, ощупывая его и пропитывая запахом тлена, не оставляя ни одного участка, на котором бы не остался поцелуй щупалец, что присасывались и даже оставляли синяки. Несколько из них впились между ног.

К гадостности происходящего добавилась очередная боль, и девушка, и так уже напрягающая все мышцы, лишь бы не дергаться, сорвалась и рванулась, но не прочь — вперед — туда, где находилось ненавистное существо. Анна совершенно не думала о том, что может навредить себе. В голове целью билось одно — добраться до Короля.

Их объятия стали такими тесными, что Учинни смогла разглядеть острое стальное жало, направленное прямо в ее сердце.

— Не совершай лишних телодвижений, — требование прозвучало в тот момент, когда острие чуть вонзилось в кожу. Присоска обнажила в это мгновение головку члена и втянула глубже.

Леденящая боль от прокола настолько отличалась от всего предыдущего, что Анна невольно замерла, лишь продолжала судорожно дышать в ожидании дальнейшего.

Сталь вонзилась еще глубже, а на коже внезапно проступило пятно, которое разрасталось, потому что существо что-то впрыскивало внутрь. Оно сжало девушку сильнее и вытащило жало, чтобы проколоть в другом месте, а потом в третьем, четвертом, оставляя на светлой коже рисунок символов, горящий невыносимо.

Все это время щупальца продолжали пытать Анну «поцелуями», а одно пробило клитор.

И все это время девушка пыталась вырываться — она просто не могла поступать по-другому, но чудище держало крепко, не давая ни малейшей возможности уйти от пытки.

Знойный и болезненный жар от уколов оборачивались для Анны лавой, которую невозможно терпеть. Кровь вскипала, крася алым лоб и щеки, а сосущие движения между ног вызывали болезненные приливы, не похожие на обычное возбуждение, но заставляющие сдаваться.

Словно чувствуя трепет жертвы, король продолжал одаривать ее болью, наблюдая за тем, как рот Анны приоткрывается, с него слетают слабые стоны, как она откидывает назад голову и закрывает глаза. По виску девушки потекла капелька пота.

— Ближе, — связывая и удерживая, ночной гость заставлял прижиматься к себе, теперь кусая щупальцами за ягодицы. Влажная присоска с хлюпаньем ласкала раковинку, текущую смазкой.

Единственным желанием Учинни стало избавиться от ненормального переплетения чувств и ощущений, и она, не раздумывая двинулась вперед, желая лишь одного — прекратить все!

Выныривающее из мрака, куда ее погрузил Король, сознание девушки горело одной мыслью: «Господи, помоги. Пусть все это прекратиться!»

Пусть прекратиться мука, оборачивающаяся яркими вспышками, пронизывающими судорогами все тело. Пусть уйдет боль от изломанности своего тела. И пусть застынет жажда, приносящая не сладостное томление, а болезненные рези.

Каждая мольба, безмолвно рвущаяся из груди и становящаяся приглушенными стонами, отзывалась рябью щупалец, оплетавших Учинни. Одно из них скользнуло между бедер и прижалось к лону, покрытому слизью, всосалось в него, добавляя мучений бедной девушке. Ее судорожные движения навстречу присоске усугубляли болезненное наслаждение, вторая же проникала и рвала внутри что-то.

— Слаще, так намного слаще, — король подхватил Учинни ладонью под затылок и впился в нее кусающим поцелуем, не сбавляя накала и вынуждая двигаться вперед и назад, крутить бедрами себе в угоду.

Из глаз Анны непроизвольно текли слезы унижения. Король впитывал слезы Учинни. Та сдавалась. Ее бедра двигались резко, ягодицы сжимались, и если бы поцелуй прервался, то наверняка бы девушка перешла на крики, но существо не давало ни малейшего шанса выдать происходящее, продолжая сладкую пытку. Достаточно растянув лоно, оно проникло туда кончиком щупальца. То проскользнуло легко внутрь и сразу стало двигаться быстро и жарко, ломая преграду.

Анна всхлипнула и резко дернулась. Происходящее становилось невыносимым. Боль разгоралась новыми оттенками и становилась тягучей, как горячая сладкая патока. Она заполняла голову, а тело жарко горело как отхлестанное розгами. Боль, стыд, унижение, ярость, страх мешалось жгучим коктейлем, в который начало вплетаться тонкой струйкой наслаждение. Лоно невыносимо распирало, но наслаждение шло именно оттуда.

Но мучения девушки на этом не закончились. Она не понимала, как может быть настойчива страсть, которая рождена холодным расчетом. Щупальце липким искушением вторгалось все глубже, заставляя задыхаться от невыразимой сладкой боли. И юноша бледный, замерзший, что оказался в постели Анны, гладил ее звездным неземным взглядом.