ГЛАВА 1

Преисполняясь тоски, ища ответы, человек проходит свой путь от рождения и до окончания жизни в непонимании, для чего существует. Суета обыденности, знакомая и, кажется, привычная, на поверку может быть разбита войной, эпидемией, несчастной любовью и другими странностями поворотов судьбы. Одни из них — общие, другие — лишь частности, выделенные из тонкой схемы.

Города напоминают однообразных животных, в чреве которых кипит и одновременно разлагается жизнь. Детство, юность, молодость, зрелость, старость — как странички чужого бытия, за которым так бывает приятно наблюдать или же пользоваться.

Здесь уже никогда не поднимется свежий ветер, никогда… Лишь с берега, с пирса иногда подует соленой надеждой на новизну, в город, где все погрязло в традициях и где главная из них — семейство Учинни, произошедшее от такого же рыбака, решившего торговать на материке и придумавшего обрабатывать рыбу на солнце и солить особым способом.

Давно уже не пахнут потомки его запахом, от которого невозможно отделаться. Давно носят кружева и шелк, меняют каждый год кареты и строят доходные дома, но все так же зовут их завистники из благородных грязнулями.

Старший сын Учинни, Паоло, во всем помогал отцу, занимаясь фабрикой и продажами, осваивая тонкости торговли и управления (а тут нужна особая сноровка для того, чтобы обкрадывать самых бедных в их крошечном жаловании и наживаться на несчастьях и бедах), а младшая дочь — только прибыла из закрытой школы.

То есть приехала она месяц назад, но сообщили об этом недавно, пригласив гостей на небольшой бал в честь воссоединения семьи.

То утро выдалось дождливым и невероятно холодным, передернутым сероватой дымкой ледяного тумана, который стелился по черным дорожкам заснувшего сада. От почерневшего моря, покрытого огромными волнами, к особняку Учинни устремлялись вдоль скал злые ветра, и лишь стоявший, как страж, на пути город защищал от постоянных атак зимы, не ослабляя, впрочем, жесткого климата.

Но в спальне, растопленной и жаркой, все еще царствовало лето. Через плотные портьеры не пробивался блеклый дневной свет, а спящая в кровати даже не слышала, как пришла матушка Лусиана, принесшая любимице завтрак. Она поставила его на столик и присела на край кровати, под грузным весом приспустилась перина.

— Лучик, просыпайся, — сказала тихо женщина, наклоняясь и пытаясь стянуть с плеча одеяло.

Анна недовольно сморщилась и уцепилась пальцами за убегающее тепло, натягивая его обратно, чуть ли не до носа.

— Ну, матушка, — недовольно пробормотала девочка, все еще находяшаяся во власти сна, который накрывал разум странными сумрачными видениями. — Еще немного…