Как и многим исследователям, мне приходилось обменивать рыболовные крючки на то, что мне нужно, – в моем случае это было долбленое каноэ, сделанное племенем в тропическом лесу недалеко от Тихоокеанского побережья Колумбии. Ничего особенного в заключенной сделке не было, пусть даже и пришлось сделать несколько глотков ферментированного напитка, который мне не очень понравился. Тем не менее, какой бы обыкновенной ни казалась эта сделка, учитывая все, что нам известно о борьбе между сообществами в дикой природе, такая готовность обеих сторон не только отказаться от враждебности, но и рассматривать чужака иначе, чем имеющего злые намерения, довольно необычна.

Как вы, наверное, уже догадались, исходя из вывода, сделанного в предыдущей главе, любые положительные контакты между сообществами животных проблематичны, а настоящее сотрудничество между ними встречается редко или вообще отсутствует. Очень часто положительные взаимодействия между ними выглядят однонаправленными. Бонобо представляют собой не одну из сторон соглашения или торговых отношений, их щедрость, которая выражается в предложении пищи незнакомцам, лучше рассматривать как оливковую ветвь. Обезьяны, по-видимому, ничего не ожидают в ответ от чужих животных, кроме, возможно, терпимости, не говоря уже о каком-то объединении с ними для совместных действий в качестве группы. Сообщества саванных слонов и афалин тоже не демонстрируют признаков выхода за пределы дружбы и формирования партнерства. Структуры, наиболее близкие к альянсу, существуют у кашалотов, которые объединяются с другими социальными единицами-сообществами для того, чтобы ловить кальмаров более эффективно, чем это могла бы сделать каждая социальная единица-сообщество в одиночку[734].

Человеческие общества способны получать бо́льшую выгоду, действуя вместе, а не против друг друга, снижая уровень любой конкуренции за ресурсы, – подобный подвиг крайне редко могут совершить другие животные. Например, человеческие общества способны превратить дефицит в изобилие за счет извлечения большего количества ресурсов из окружающей среды с посторонней помощью (так же, как это делают две социальные единицы кашалотов, охотясь вместе). В свете того, что опасность со стороны чужаков весьма реальна, следует задаться вопросом: как и почему люди в процессе эволюции стали осуществлять подобные предприятия? А с появлением таких союзов возникает следующий вопрос: каким образом людям удавалось сохранить баланс между потребностью находиться в альянсе и (учитывая давление, которое оказывается на общества, чтобы сохранить их обособленность) потребностью быть разными? Для рассмотрения этих проблем мы обратимся к данным об охотниках-собирателях.

Разнообразие альянсов

Одним из самых выдающихся примеров сотрудничества между охотниками-собирателями являются аборигены, занимавшиеся ловлей угрей в районе горы Эклс в Австралии. По меньшей мере пять групп, говоривших на разных диалектах гундитжмара, и, весьма вероятно, другие народы региона создали обширные водные сети, которые дали им всем возможность ловить рыбу. В их взаимоотношениях не обходилось без кровопролития. Иногда начинались войны. Но по сравнению с воинственными индейцами Тихоокеанского Северо-Запада, тоже зависевшими от хода рыбы, австралийские племена относились друг к другу почти по-товарищески, и это приносило взаимную выгоду: успех каждого зависел от общего труда по сохранению водотоков. Богатые уловы угрей были результатом международных усилий[735].

Некоторые альянсы охотников-собирателей включали передвижения их участников для достижения общей цели, как правило для обороны. Хотя подобное поведение неизвестно у других животных, объединение сил против общего врага служило основанием для объединения человеческих обществ, во многом напоминающего объединение членов одного общества при угрозе со стороны чужаков. Североамериканские индейцы, носящие общее название «ирокезы», – охотники, населявшие территорию на западе современного штата Нью-Йорк, у которых существовали элементарные формы земледелия, – еще до прибытия европейцев, примерно между 1450 и 1600 гг., образовали союз, Лигу ирокезов[736]. Племена-участники были экономически самостоятельными и независимыми, однако при необходимости собирался большой совет для управления их взаимоотношениями и координации защиты от чужаков, в конечном итоге и от европейцев[737]. Помимо этого, так же как это были способны делать племена и охотники-собиратели в остальных частях Северной Америки и во всем мире, племена ирокезов сотрудничали и по другим вопросам в соответствии со своими интересами, причем манера сотрудничества постоянно менялась[738].

У людей создание изобилия за счет отношений между группами часто достигается путем торговли[739]. Возможности для подобных соглашений универсальны. Араваки предполагали, что Колумб, хотя и был представителем общества, находящегося далеко за пределами их опыта, будет с готовностью обмениваться товарами. К несчастью, вместо искомой взаимной выгоды, они нашли свою погибель: их уничтожал принудительный труд, мушкетный огонь и болезни до тех пор, пока они полностью не исчезли как независимое общество. Льюис и Кларк проходили через территории коренных американцев, которые обычно были настроены к чужакам враждебно и без сожалений убивали их, за исключением тех случаев, когда европейцы представляли собою перспективных торговых партнеров. Для поддержания таких союзов в течение долгого времени требуется деликатное взаимодействие между сторонами. В идеале они должны рассматривать друг друга как независимых, но равных по силе и важности. В противном случае более сильная группа может диктовать условия соглашения в ущерб другим.

Судьба араваков напоминает нам, что контакт с чужаками может быть чреват неприятными последствиями. Люди всегда сначала обращались к представителям собственного общества, чья общая идентичность позволяет более легко вести социальный и экономический взаимный обмен. Существует больший риск обмана и недопонимания в переговорах с теми, чьи способы ведения дел, ценности и, конечно, язык являются чужими. Исходя из результатов исследований взаимодействия между расами в современных обществах, принятие различий требует значительных мыслительных усилий и внимания, поэтому вероятны ошибки[740]. Тревогу также усиливает возможность отказа или ответных действий, если что-то пойдет не так[741]. Самообеспечение – наилучший выход. Следовательно, всем, от поиска брачного партнера до обеспечения продовольствием и защиты от врагов, по мере возможностей стремятся управлять изнутри[742].

К тому же общества не обязательно должны быть открыты для торговли и культурного обмена. Некоторые бушмены с готовностью сотрудничали с соседями, а некоторые – нет[743]. Представьте разделительную линию между обществами в виде бутылочного горлышка для регулирования перемещений людей, информации, сырья и готовых товаров. Все эти элементы умеренно беспрепятственно перемещаются внутри общества, но между обществами их поток регулируется и зачастую значительно сокращается. Однажды созданное «горлышко» может расширяться или сужаться в зависимости от выгод или убытков, обеспечиваемых в результате контакта. Когда чужое общество не нравилось и его влияние на местную культуру воспринималось как разрушительное, «бутылочное горлышко» могло сужаться. Но даже в таком случае было невозможно остановить признание полезных товаров и изобретений, каков бы ни был их источник, и именно этим может объясняться широкое распространение новых каменных орудий в ранней археологической летописи.

Движение товаров

Трудно сказать, когда впервые возникло сотрудничество между человеческими обществами. Известно, что охотники-собиратели не только веками торговали с земледельцами, но и давно пытались получить товары в обществах друг друга. К сожалению, альянсы, даже торговые, не оставляют явных свидетельств. Находка орудия, изготовленного из камня, происхождение которого связано только с участком, находящимся за многие километры от места обнаружения орудия, может использоваться в качестве доказательства торговли между обществами[744]. Однако этот каменный инструмент мог появиться на участке, где его обнаружили, и другим способом. Может быть, орудие приобрели не в результате обмена с чужаками, а бесстрашный человек просто нес его на протяжении всего пути с такого далекого расстояния или им обменялись члены одного общества, чья территория включала место происхождения камня.

Или, возможно, перемещение этого инструмента осуществлялось в несколько этапов от одного общества к другому в цепи передачи. Примером могут служить древние образцы китайской керамики, которые сменили множество рук, пока не достигли далеких деревень во внутренней части Калимантана (Борнео)[745]. Даже в этом случае передвижения не всегда объясняются торговлей. Coenobita compressus, вид раков-отшельников, перемещается в более крупную раковину каждый раз, когда он перерастает свой дом. Часто раковину, которую он выбрал, раньше занимал другой рак – так один человек может подобрать безделушку, оброненную другим. Раковины, передвигаемые раками, перемещаются в среднем на 2410 м в год, от одного суетливого рака к другому. В человеческом измерении это равносильно перемещению каждой раковины на один километр каждый день[746].

Орехи, запрятываемые грызунами, служат примером цепи передачи, в этом случае распространяющейся за счет воровства. Белки крадут желуди, спрятанные другими белками про запас. Орех может перемещаться таким образом от одного места к другому на километры до тех пор, пока не прорастет или один из воришек его не съест[747]. Некоторые муравьи и медоносные пчелы грабят другие колонии: они выхватывают еду у чужих рабочих и бросаются прочь[748]. Подобные примеры служат напоминанием о том, что кража – это проверенная временем альтернатива торговле в качестве средства перемещения объектов по территории, существовавшая еще до появления человечества.

Хотя мы не знаем, зависели ли ранние человеческие общества больше от торговли или грабежей, грубая сила редко безотказно обеспечивала людям то, что они жаждали получить. Это свидетельствует о том, что человеческие потребности более сложны и разнообразны, чем потребности белок или пчел. Как только люди стали зависеть от изделий, подобных стрелам и краске для тела, поиск подходящей пищи и воды перестал быть их единственной заботой. Не все товары, которые общество страстно желало заполучить, были доступны во владениях, ими контролируемых. Несмотря на то что люди старались удовлетворить материальные потребности за счет местных ресурсов, построение отношений с чужаками, готовыми вести торговлю на долгосрочной основе, стало во многих случаях не роскошью или символическим жестом дружбы, похожим на то, как бонобо дарят лакомые кусочки чужаку, а необходимостью[749].

Тем не менее торговля могла начаться и с чего-то очень похожего на непринужденные дружеские контакты бонобо с чужаками. Может статься, что даже до этого было достаточно простой терпимости по отношению друг к другу, чтобы предоставить возможность для потока товаров в обоих направлениях. Общины часто мирились с тем, что чужаки приходят на их землю, чтобы самостоятельно добыть желаемый ресурс. Я не хочу сказать, что всегда имелась возможность полностью прекратить нарушение границ. Если черный дрозд со своего центрального насеста способен оценить ситуацию в каждом уголке своего маленького участка и постарается предотвратить любые вторжения на свою частную территорию, то владения человеческих обществ и сообществ многих других животных для этого слишком обширны. Клан сурикатов способен даже дойти до того, что самым бесстыдным образом устраивается спать в одной из нор другого клана, когда ее владельцы отсутствуют. В лучшем случае обитатели могут противостоять обнаруженным нарушителям, усердно отгоняя их от внутренней части территории, географического центра, где у многих видов находится логово или нора.

Но охотники-собиратели очень умело читали по знакам в окружающей среде. Американские индейцы и бушмены не только обнаруживали следы, оставленные несколько дней назад, они могли определить пол и возраст того, кому эти следы принадлежали, и часто даже назвать конкретного человека[750]. Нарушителей, скорее всего, могли найти и после свершившегося факта. Поэтому было благоразумно избежать возмездия, постаравшись получить разрешение на посещение территории чужих групп. В любом случае чужаки часто не могли просто прокрасться и найти то, что им нужно: они зависели от своевременного совета местных жителей относительно того, когда и куда идти. Поэтому, как правило, охранять землю было не нужно и непрактично[751]. Разрешение на доступ к ресурсам стремились получить, оказавшись в затруднительном положении в экстренных случаях. Рассказы об охотниках-собирателях полны упоминаний о пересыхании водоемов и миграциях дичи от одной территории к другой. В любом случае терпимое отношение к визитам зависело от обстоятельств. Ожидалось, что обе стороны будут платить услугой за услугу на постоянной основе, и надежда на такую взаимность заставляла людей стараться вести себя как можно лучше.