Я впервые встретился с дикими шимпанзе во время путешествия вместе с командой исследователей во главе с приматологом Ричардом Рэнгемом по национальному парку Кибале в Уганде. У меня чуть сердце не выскочило из груди, когда я услышал уханье и вскрики десятка шимпанзе, проделывавших акробатические номера в поисках фруктов на фиговом дереве, которое, как смутный кулак, нависало над более низкими деревьями надо мной. Эти упитанные человекообразные обезьяны выглядели устрашающе, что превзошло мои ожидания, но они оказались очень милыми: держались за руки, играли в догонялки и обнимались. Это отчасти напоминало вечеринку братства, отчасти – собрание дзен-буддистов. К моему удивлению, я чувствовал себя очень мирно, как будто находился среди друзей.

Но по прочтении литературы, которую я взял с собой, в том числе книги «Демонические самцы: человекообразные обезьяны и истоки человеческого насилия» (Demonic Males: Apes and the Origins of Human Violence) Рэнгема и работ Джейн Гудолл, моя эйфория прошла. Я мог только представить себе, какое потрясение испытала Гудолл в 1974 г., когда после многих лет относительного спокойствия в национальном парке Гомбе в Танзании началась кровавая бойня. Одно сообщество постепенно уничтожало другое во время односторонней четырехлетней войны. Насилие среди шимпанзе вызвало воспоминания о самых худших сторонах человеческого поведения, когда члены общества, реагируя все вместе на других людей, которых во многих случаях они даже не знают, отбрасывают свои колебания, касающиеся применения насилия, чтобы напасть на чужаков.

Способность к такому насилию – это связующая нить между людьми и шимпанзе, а также другими видами животных. Вольтер писал: «Печально, что часто, чтобы быть хорошим патриотом, до́лжно быть врагом остального человечества»[688]. Шимпанзе, относящиеся в соответствии с классификацией к роду Pan, по-видимому, всегда готовы сражаться со всем остальным родом шимпанзе[689]. Тем не менее, хотя в резком замечании Вольтера немало истины, он слишком преувеличивает, по крайней мере в том, что касается людей. Людям свойственна гибкость, и в их распоряжении имеется ряд вариантов для получения ресурсов и ослабления угнетателей, в том числе агрессия, терпимость и сотрудничество между группами. Как человеческие общества выбирают между этими вариантами, мы и будем обсуждать в этом разделе. Сосредоточившись в этой главе на убийстве и драках, мы чаще, чем в последних нескольких главах, будем обращаться к миру дикой природы, чтобы посмотреть на факты, которые помогают понять человеческое поведение. Что нам, с нашим нездоровым увлечением темной стороной прошлого, действительно хочется узнать: обречены ли человеческие общества на насилие.

До того как Джейн Гудолл стала свидетелем разгула убийств в Гомбе, зарегистрированные случаи конфликтов среди шимпанзе относились к животным внутри сообщества. Было известно, что самцы дерутся, иногда до смерти, за социальное положение, а самки, как выяснилось впоследствии, способны убить детеныша соперницы. Дело было не просто в том, что никто не замечал насилия между сообществами шимпанзе. Большинство исследователей считали, что сообществ не существует: они не знали, что шимпанзе живут в строгих территориальных границах, не говоря уже о том, что, никого не щадя, защищают свою территорию[690]. Вы, наверное, испытываете дежавю: первоначальная неосведомленность приматологов о существовании сообществ шимпанзе напоминает исходную точку зрения энтомологов, согласно которой аргентинские муравьи считались мирными до того, как выяснилось, что они убивают друг друга вдоль территориальных границ. Поскольку члены сообществ не всегда заметны в повседневной жизни, сами сообщества, которые крайне важны, можно легко пропустить.

Акты невероятной жестокости

Агрессия между обществами не похожа ни на что наблюдаемое в обычных условиях между членами одного общества. В сообществе шимпанзе агрессия в основном связана с драками между особями, или иногда несколько особей объединяются против одной жертвы. О драках между группами внутри сообщества с участием множества особей с каждой стороны не сообщалось. Подгруппа шимпанзе, например, может с осторожностью приближаться к другой подгруппе собственного сообщества, но никогда не проявляет открытую враждебность. Жестокость со стороны группы направлена на чужие общества.

У шимпанзе такая жестокость проявляется во время набегов на соседей. Социальная структура со слиянием-разделением делает животных уязвимыми к нападению. Набеги осуществляют не на любые подгруппы, которые, как ясно по издаваемым ими звукам, могут быть достаточно велики, чтобы оказать сопротивление, а выделяют одинокую мишень, самца или самку, которую налетчикам довелось обнаружить. Подобные атаки, по-видимому, и являются целью налетчиков. Обезьяны не выглядят голодными и не перестают кормиться. Для того чтобы враг не мог предпринять подобную тайную вылазку и уйти безнаказанным, вдоль границ дежурят патрули, иногда двигаясь тихо, а иногда бравируя. И патрули, и группы налетчиков почти целиком состоят из самцов – для мужского пола характерна острейшая конкуренция и сосредоточенность на территориальности[691].

Набеги являются полной неожиданностью. Убивая чужаков, налетчики со временем могут ослабить и иногда в конечном итоге уничтожить сообщество, ставшее мишенью, что и произошло в Гомбе. Эти действия имеют долговременные последствия: агрессор расширяет пространство, занимаемое его сообществом, за счет прилегающей территории, улучшая доступ к пище, для того чтобы растить детенышей и привлечь больше самок, даже приняв одну или двух выживших самок из проигравшей группы[692].

У некоторых животных конфликты между сообществами служат проверкой их силы и, как правило, не отличаются особой жестокостью. Стада кошачьих лемуров меряются силами: самки шлепают друг друга и делают выпады, поднимая гвалт, а самцы машут хвостами, нагоняя устрашающий запах. Кланы сурикатов, подняв хвосты, совершают прыжки лицом к лицу в воинственном танце. Но даже у этих видов обстановка обостряется, если силы двух сторон равны и ни одна из них не отступает. Проигравшие получают раны (или их убивают) и иногда лишаются своей собственности. Несколько других видов больше напоминают шимпанзе своей необузданной жестокостью. Битвы между кланами пятнистых гиен и между колониями голых землекопов могут превращаться в кровавую бойню. У паукообразных обезьян Нового Света, еще одного вида со слиянием-разделением, стратегия нападений ближе всего к стратегии шимпанзе. Самцы объединяются, чтобы напасть на соседей, предпринимая необычные меры для животных, обычно передвигающихся по верхушкам деревьев: они вереницей крадутся по земле так же тихо, как шимпанзе во время налета[693]. Тем не менее именно волки больше всего сравнимы с шимпанзе своей чистой злобой. Волки регулярно убивают членов чужих стай, часто в ходе наглых вторжений на другую территорию в поисках добычи[694].

Приемы, с помощью которых волки убивают членов чужих стай, отличаются от того, как они заваливают лося, быстро вгрызаясь в шею. Во время поездки к исследователям, изучающим волков в Йеллоустонском нацпарке, я узнал, что стая только что убила старую самку и ее товарища из другой стаи. Оба погибли от укусов в живот и в грудную клетку, которые наносили, видимо, в течение многих часов. Что касается насилия в Гомбе, то, как будет вспоминать Джейн Гудолл, «бывали бандитские нападения с необычайной жестокостью. Они вытворяли такое со своими собратьями шимпанзе, чего никогда не сделали бы внутри сообщества, но поступают так, когда пытаются убить животное на охоте»[695]. Это недооценка: жестокость шимпанзе и волков по отношению к чужим животным может превосходить все используемые ими методы убийства добычи или конкурента в их собственном сообществе.

У людей насилие распространено гораздо меньше по сравнению с шимпанзе, которые встречаются с агрессией каждый день[696]. Тем не менее конфликты между человеческими обществами доходят до крайней степени зла, и, вероятно, так было всегда. Свидетельства первых массовых убийств среди охотников-собирателей обнаружены на месте древнего захоронения Джебель-Сахаба на севере Судана, где 58 мужчин, женщин и детей были захоронены примерно 14 000–13 000 лет назад после того, как каждого от 15 до 30 раз пронзили копьями или стрелами. Такое количество нанесенных ран намного больше, чем необходимо, чтобы убить человека, и указывает на то, что сообщество было жестоко стерто с лица земли[697]. Существуют также рассказы о том, как аборигены уничтожали друг друга в настоящих сражениях, в одном из которых участвовало 300 человек. Один из первых европейских путешественников рассказывал, как «и женщины, и мужчины яростно бились, обливаясь кровью… без перерыва два часа»[698]. В конце концов победители проследили врагов до их лагеря, где забили их до смерти. Рассказ продолжается: «Трупы убитых они изуродовали самым зверским образом: в ход были пущены томагавки, которыми отрубили руки и ноги, а также осколки кремня и раковины»[699]. На протяжении всей истории человечества воины забирали в качестве трофеев части тел своих жертв, от усохших голов до скальпов и гениталий, часто для того, чтобы укрепить дух собственного народа, поглощая жизненную силу чужой группы[700]. Избыток стрел, превративших тела в некое подобие подушечки для иголок, и безобразное уродование трупов заставляют вспомнить об убийствах, совершенных волками в Йеллоустонском нацпарке, и о жестоких избиениях, которые устраивают шимпанзе чужакам, будто те – предмет охоты. Когда клевета превращается в демонизацию, характер насилия, который в ином случае считался бы психопатическим, становится нормой. То, что в любое другое время осуждали бы как нечто гнусное и чудовищное, становится поводом для празднования.