И СНОВА В БОЙ

В начале февраля влажные азовские ветры принесли в низовья Дона тучи. Мокрый снег сменялся без конца моросящими дождями, зачастили туманы. Потемнели поймы речушек, лугов, придорожные кюветы, обнажились бугры, почернела выброшенная армейскими лопатами и тротилом земля. «Сиротская зима», — говорили меж собой батарейцы. «Гнилой сезон, — отвечали им сельчане. — Ох и много с ним горюшка: то хлябь, то мороз. Нынче проедешь, завтра застрянешь. Такой он у нас, февраль».

Бесцветная, тусклая стояла погода. По утрам на крышах домов, деревьях, обрывках проводов высыпала белесая изморозь. Но проходил час, другой — и она превращалась в прозрачные капли. Вновь наплывали тучи, сыпал мелкий дождь. А кому по душе день с серым небом и чудными холодными каплями… Бойцы на все лады кляли небесную канцелярию.

Распутица принесла немало хлопот. Бронетранспортеры застревали на разбитых дорогах, глохли во вспучившихся ручьях и заболоченных низинах. Их приходилось толкать, а то и выносить на руках. Кавалеристы сочувственно глядели на артиллеристов — мокрых, облепленных с ног до головы грязью. Подчас спешивались и впрягались вместе с ними в работу.

В Матвееве Кургане противник закрепился прочно, успел подтянуть сюда крупные силы.

Радостью тех февральских дней были встречи в освобожденных хуторах и станицах. Старики-казаки, казачки наперебой приглашали в дома. Угощали соленьями, вареной картошкой, иногда молоком, сметаной, а то невесть как сохранившимся салом — всем, что осталось после вражеского нашествия. Угощали щедро, от чистого сердца.

Сельчане с горечью рассказывали о своей жизни под немцем, при фашистском «новом порядке», когда царил повальный грабеж, расстрелы. По спинам стариков пошли нагайки. Вернулось канувшее в Лету время свинца и розги. Фашисты уничтожали коммунистов, комсомольцев, активистов. Случалось, ради прихоти выведут кого-либо и полоснут из автомата. Человеческая жизнь дешево ценилась во время оккупации.