Спустя некоторое время Семерники огласил гул двигателей. За селом колонна свернула к поросшему кустарником и камышами оврагу. Гарь стала ощущаться сильнее, теперь к ней примешивался запах прошлогодней травы с плесенью перегноя.

Чем дальше шли, тем круче становился подъем. Моторы взяли высшие ноты. Расчетам пришлось соскочить на грунт, прийти на помощь машинам.

Надо было обязательно выбраться из оврага затемно. Застань их рассвет на ровном месте — наверняка немецкая авиация обнаружит. Умоешься тогда кровавой юшкой, как любил выражаться командир батареи. Люди старались изо всех сил. Звучали команды, слышалось крепкое словцо в адрес матушки-природы, кавалеристов, затянувших сюда.

— Им што, — хрипловато ворчал пожилой боец Халилунов, — завели, а сами в седла, ищи ветра в поле. А тут тянись из последних сил.

— Хватит, Адут.

— Поторапливайся, ребята, — раздались позади голоса — это поспешали соседи.

Минут через сорок вышли наконец из оврага.

Наступало морозное, светлое, как стекло, утро. На глазах стыл и мерк месяц. Впереди завиднелось железнодорожное полотно. Справа в дымке протянулись очертания строений Хапров. Внезапно оттуда донеслось громовое эхо артиллерийского раската. Затем еще и еще.

— Вот это калибрик! — присвистнул Чигрин. — Почитай, около двухсот. Как считаешь, Васнецов?

— Не меньше!

Фашисты вели огонь по ту сторону железнодорожного полотна. Воздух сотрясали гулкие разрывы, эхо которых перекатывалось и замирало в низине.

— Конников кромсают?

— Их, товарищ старший лейтенант, кого же еще!

— Не завидую ребятам, — продолжал Чигрин. — Не желал бы оказаться на их месте.

Ошалелые кони вынесли всадников. От крупов лошадей исходил пар. Средний, в черной бурке, остановил храпевшего скакуна у выстроившейся колонны.

— Где командир полка? — пробасил он.

— Там! — показал командир батареи в хвост колонны.

Кавалькада галопом проскакала к штабу полка.

Тем временем стрельба разрасталась справа и слева от железнодорожной станции. В звуки орудийных выстрелов, разрывов мин вплетался перестук пулеметных и автоматных очередей. Противник перешел к решительным действиям.

Спустя десять минут в сопровождении кавалерийских разведчиков батареи начали выдвигаться на огневые позиции. Канонада нарастала. Со стороны железнодорожной станции продолжали вести огонь фашистские орудия. Бойцы посерьезнели, не слышно стало обычных шуток. Даже весельчак красноармеец Миша Зебров приумолк. Лишь когда прокатился по небу сильный грохот, озабоченно обронил: