3. Из Британии в Бретань
Мой тогдашний слушатель из Франции Гзавье, с которым пару лет мы уже были добрыми приятелями, взявшись всерьёз за изучение русского языка, пригласил меня в дом своих родителей в Сен-Мало, расположенный на другом берегу Ла-Манша, в самом центре провинции Бретань. Он составил расписание моей поездки из Лондона. Лето 1999 года запомнилось мне тем, что я получил британский паспорт. Поезда Лондон-Париж в туннеле под проливом бегали уже пятый год. А я ждал случая. Ранним утром я был на международном вокзале, который тогда располагался на Ватерлоо. Контролёров в поезде фирмы «Евростар» я не встретил, а просто сунул билет в автомат. Я приготовил свой британский паспорт, но мною никто не интересовался. Спустя несколько минут я оказался на платформе, вдоль которой вытянулся 18-вагонный состав.
У меня был билет в вагон первого класса. Всё в нём напоминало салон суперсовременного воздушного лайнера – кресло, стол. Вешалки для одежды, полки для багажа, ковры, зеркала. Точно по расписанию поезд мягко тронулся, постепенно набирая скорость. Спустя час с небольшим мы нырнули в тоннель и через двадцать минут были во Франции. Моря ни с той, ни с другой стороны Ла-Манша я так и не увидел.
Конечно, в тот момент, когда «Евростар» мчался под толщей морской пучины, я вспоминал первую мою поездку из Англии во Францию. Это было восемь лет назад. Тоннель существовал ещё только в проекте. В ночь под Новый год я из Лондона отправился к парому на туристическом автобусе. В Дувре у пирса нас высадили, и мы пешком двинулись на огромное морское судно. Автобус вполз на соседний пирс и скрылся в трюме нашего парома. Всю ночь мы плыли по морю. Лишь под утро мы оказались во французском городе Кале. Дальше опять поехали на нашем автобусе, и к середине дня я был в Париже…
Теперь, сидя в «Евростаре», я чувствовал, что от той поездки меня отделяла целая эпоха: я успел лишь покончить с завтраком, взглянуть на циферблат и перевести стрелки на час вперёд, пролистать свежий номер «Дейли телеграф»… И вот уже на двух языках объявляют, что через несколько минут поезд прибудет к платформе парижского вокзала «Гар дю нор». С этого вокзала мне предстояло перебраться на другой – «Монпарнас», где я должен был сесть на поезд, направлявшийся в Ренн. До его отхода было 45 минут. Я беспокоился – успею ли… Бортпроводница «Евростара» провела меня из восьмого вагона в первый, чтобы я с перрона в числе первых пассажиров вышел к стоянке такси.
Две минуты спустя, ибо ни паспортного контроля, ни очереди не было, я уже сидел в такси, слушая Вагнера в исполнении оркестра под управлением Караяна… Парижский таксист по имени Роже, оказался меломаном: «дирижируя», он выпускал руль из рук, когда медленно катил по узким улочкам центра Парижа. Он провёз меня под одной из арок Лувра и за десять минут до отхода поезда доставил к вокзалу. В поезде Париж – Ренн, где я тоже ехал в вагоне первого класса, случился казус. В рукомойнике не оказалось воды. Намылив руки, я никак не мог найти кран, чтобы пустить воду. И когда я уже в досаде стал обтирать намыленные ладони бумажными салфетками, я заметил на полу кнопку. В Ренне у меня было десять минут, чтобы пересесть на поезд до Сен-Мало. И тут я тоже успел. Спустя полтора часа, когда на перроне в Сен-Мало я увидел поджидавшего меня Гзавье, я решил, что поезда во Франции не опаздывают, как это случается в Англии…
Честно говоря, меня и до поездки занимала тема: что думают англичане о французах – и наоборот. Две соседние страны, два народа веками противоборствовали. К чему же они пришли в конце XX века? Хотелось однозначного ответа. Но его не было. К примеру, англичане полагают, что французы высокомерны. И высокомерия «этим коллаборационистам» англичане якобы не прощают. Почему? А потому, что только англичане могут сказать, что во время минувшей мировой войны, как, впрочем, и в течение последнего тысячелетия, на британские острова не ступала нога иноземного солдата. Но такие заявления – повод для французов, чтобы обвинять соседа в кичливости. Потому что, на взгляд французов, важную роль тут сыграло географическое положение островной Британии, хотя в мужестве англичанам не отказать…
Ещё штрих. Всегда считалось, что французы первенствуют в определении стиля жизни – моде, гастрономической и ресторанной культуре, в кино, театре, живописи. И англичане это принимали, выезжая для развлечения в Париж. Но вот сравнительно недавно англичане стали замечать, что состоятельные французы с удовольствием перебираются жить в Лондон. Тут жильё комфортнее. Да и сама жизнь английской столицы меняется. Местные рестораны стали лучше, ночная жизнь – ярче, и лондонские дизайнеры одежды в парижских домах моделей диктуют стиль.
Впрочем, и тут не всё так однозначно. Французы, живущие в Лондоне, не принимают замкнутый образ жизни англичан, не приглашающих гостей к себе домой. Они отмечают отсутствие вкуса в одежде англичанок, их небрежность и даже неопрятность. А опоздания поездов, ставших привычными? Забавно, что англичане, будучи скептиками, не только спокойно с этим соглашаются, но и обращают эти недостатки в позитивный фактор. Одна из моих собеседниц-англичанок накануне моей поездки во Францию делилась:
– Раньше я покидала Лондон и с радостью окуналась в размеренный, упорядоченный стиль парижской жизни. Но проходило две-три недели, и я с такой же радостью уезжала оттуда. Хотелось именно нашего английского беспорядка: я приезжала домой и специально разбрасывала вещи, ела как хотела, что хотела и когда хотела… Теперь же с Парижем что-то случилось. Недавно мы с друзьями отправились там в театр. Так после спектакля не смогли попасть ни в один ресторан. Такого никогда прежде не было… Поезда у нас опаздывают? Так это случается везде. Потому мы в таких случаях не кипятимся. Домой не приглашаем? Так на каждом шагу у нас пабы, рестораны, где можно встретиться. А дома же надо готовиться к приёму гостей.
Взвешивая эти взгляды и мнения, я поймал себя на мысли, что мы, русские, слишком обобщаем понятия «англичанин», «француз». А ведь такие обобщения рискованны. Почему, скажем, аргентинцы считают французов сухими и рациональными, англичан, напротив – легкомысленными и эмоциональными? Может быть, причина в том, что сами аргентинцы – исключительно темпераменты, а англичане – сдержанны? Почему среди многих советских мифов у нас сохранилось представление о французах как о нации, с ног до головы обливающейся знаменитой французской парфюмерией? Мол, только доберитесь до Парижа – и немедленно это почувствуете! Увы! Очередной миф. Согласно статистическим данным, французы, наоборот, не любят мыться…
Француженка, проживающая в Лондоне, уверяла меня: это англичане принимают душ через день, а мы, французы – ежедневно, утром и вечером. Стало быть, статистика – вздор? Не обязательно. Французский посол отправил сообщение из Лондона в Париж, что англичане не моются и что невозможно стоять на приёме рядом с английской королевой Викторией – от неё пахнет потом. Все приведённые факты лишь претендуют на обобщения. Между тем известно, что всякие обобщения, как и сравнения, особенно касающиеся традиций и привычек наций, хромают. По крайней мере свидетельствую: в парижском метро, как и в лондонском, я встречал пассажиров, дурно пахнувших, от которых хотелось отпрянуть…
Ну, а если говорить всерьёз, мне представилась счастливая возможность на своём опыте решить, что правда, а что предрассудки из услышанного о французах в Лондоне. И это было очень увлекательно. С первой минуты, когда я сел в машину Гзавье на вокзале в Сен-Мало, я влюбился в этот дивный уголок на севере Франции. Мы проскочили через центр и выехали к маленьким гаваням, где стояли нарядные яхты. Вдали, у больших причалов, высились силуэты морских кораблей. Очень скоро мы выбрались на длинную прямую улицу и двинулись по ней. По обе стороны её стояли двух- и трёхэтажные особняки. И это был настоящий парад малой архитектуры: ни одной одинаковой крыши или фасада. Фантастическое разнообразие в десятках вариантов…
Дом родителей Гзавье находился в престижном районе Сен-Мало. Огромный особняк в три этажа – в 15 метрах от набережной. Дизайн интерьера, рассказывал Гзавье, был разработан его отцом Ги. И не из экономии. Отец вышел на пенсию. И это было его новым увлечением – построить для внуков фамильный дом, в котором им захочется жить.
Когда мы вошли, нас никто не встретил. Двери были открыты. Сверху слышались голоса. Лишь спустя несколько минут хозяин дома спустился вниз. Он был очень взволнован. Оказалось, только что из Парижа позвонила полиция и сообщила, что их квартира ограблена, что дверь взломана и он должен немедленно приехать. Меня проводили на третий этаж в отведённую мне комнату с огромной ванной. Я принял душ после дороги. И представлял себе, что гость тут – не ко времени. Чуть позже меня пригласили спуститься вниз в столовую. Все обитатели дома собрались за огромным столом. Ужинали без хозяина. Вскоре он позвонил и перечислил, что именно украли воры. Катрин, хозяйка дома, тем не менее из-за стола не уходила. А ведь речь шла, как позже пояснил мне Гзавье, о драгоценностях, которые месяц назад подарила матери её свекровь. Катрин была расстроена, но никакой истерики и даже слёз себе не позволила. Она держалась превосходно…
Ужин был элегантный. Я обратил внимание, как французы едят. Порции небольшие. Но блюд много. И если не торопиться, есть не спеша, к моменту, когда на столе появляются сыры (а их подают к концу ужина), вы ещё хотите есть. И это важно, потому что начинается самое главное в национальном застолье. На длинной хлебнице подаётся багет – французский хлеб. Потом сидящие за столом по кругу передают друг другу поднос с сырами. И тут множество правил. Если на подносе, скажем, шесть или семь сортов сыра, ни в коем случае нельзя брать все – обязательно на один меньше. Специальным ножом ты сам должен отрезать кусочек и положить себе на тарелку. Если сыр круглый, отрезают по радиусу маленький сектор, если сыр треугольный, боже вас упаси срезать угол – только вдоль. Передав поднос дальше, можешь положить себе салат, заправленный «френч дрессинг». Салат подают к сыру непременно, как и красное вино. Кстати, есть очень мало сортов сыра, к которым подают белое вино. Обычно только красное. Пробуют сначала мягкие и нежные сыры, затем более острые. Сыр накладывается на маленький кусочек багета. Хлеб отламывают, тонкий кусочек сыра отрезают и подцепляют ножом. Всё это заедается салатом. Вино следует пить маленькими глотками. Вкус сыра чувствуется именно после глотка вина. Есть множество видов мягких сыров – «камамберов». Мне особенно понравились сыры из козьего молока. Как их есть – я узнавал за тем столом. Скажем, если сыр с жёсткой коркой, то она срезается, а если с мягкой – съедается вместе с сыром. Позже, когда мы с Гзавье пошли в магазин покупать сыры, я наблюдал, как их выбирать. Большим пальцем он несильно нажимал на обёртку и определял – этот мягкий и может полежать, то есть дозреть, а этот твёрже, и его надо есть сразу…
Несколько дней я наблюдал французскую систему питания, и она захватила меня. Нет-нет, к столу подавались обычные блюда – рыба, креветки, курица, мясо, пицца, паста… Но, повторюсь, небольшими порциями, с белым или красным вином. В вине, конечно же, хозяева знали толк. Из-за стола мы вставали в хорошем настроении. Я чувствовал себя как никогда комфортно. Я понимал, что, если за столом следовать предлагаемым правилам, ты застрахован от переедания или опьянения. Я с удовольствием отправлялся на прогулку и легко двигался, если это было утром. У меня была ясная голова, и я после прогулки мог писать до обеда. И после ужина за французским столом я тоже чувствовал себя так, что быстро засыпал и утром просыпался бодрым.
Во Франции я впервые понял, что значит получать удовольствие от еды каждый день, как наслаждаться вкусом вина, что за чем и в каком порядке надо есть и пить. Я начал разбираться в сырах, которых во Франции сотни сортов. Смею надеяться, я раз и навсегда избавился от привычки набрасываться на еду, есть всё без разбору, что стоит на столе и под рукой, пить только водку… И, главное, я перестал оправдывать свою безудержность за столом голодным детством, воспоминанием, когда вдоволь наелся белым хлебом… Во Франции, между прочим, тоже бывали времена, когда народ голодал. Однако на культуру еды плохие времена не повлияли: может, оттого, что длились недолго.
Замечу, в доме Гзавье я не чувствовал снобизма: все, включая детей, вели себя в высшей степени естественно, помогали друг другу, объясняли и обсуждали традиции, и не только в застолье. Все дни, когда я был гостем, я ощущал ненавязчивую предупредительность. Неизменно дружеская обстановка сохранялась, хотя хозяева, естественно, были расстроены – как-никак, бесследно исчезли фамильные драгоценности. Парижская полиция, увы, концов не находила, и Ги, отец семейства, вернулся из Парижа не в самом лучшем настроении.
Не следует думать, что я увидел типичную Францию. Вполне очевидно, что мне посчастливилось узнать эту страну с лучшей стороны – благодаря благополучному дому, где его обитатели отличаются хорошими манерами. Это я понял, когда Катрин обратила внимание на светившееся окно в доме напротив. Там тоже шёл ужин, и сидевшая за столом девица хлебала суп вполне по-русски, кланяясь каждой ложке, а не поднося её ко рту. Тут же Катрин с юмором показала детям, как сидят за столом в разных странах – в Англии джентльмены держат кисти рук на коленях, во Франции – на столе, в Америке забираются на стол локтями.