– Ты мог их забрать?

– Мог, наверное, но в тот момент я ещё не понимал баланса власти между секретной Службой безопасности и Министерством информации – ведомством, которое выдало мне визу. Я решил подождать. И был прав. Документы подхватило «лисье лицо». Мы снова сели в автомобиль и вскоре подъехали к массивному зданию. Тут я увидел табличку Министерства информации и окончательно понял, что угроза позади. Высшим чиновником на этот раз оказалась элегантная женщина. «Лисье лицо» было почтительно к ней. Она же постаралась как можно быстрее отделаться от гостя. На хорошем английском она извинилась за недоразумение. Паспорт и фотоаппарат, которые были у неё на столе, она тут же передала мне. Спустя пять минут я был на свободе. В общей сложности я провёл в кабинетах околоточных чиновников разного уровня около пяти часов. Всё могло быть и хуже…

Маленькое отступление по моему тексту. Колин рассказывал об этом инциденте без всякого пафоса. И в переизданной книге об этом гораздо меньше, чем я узнал от него… Мой сын позвонил мне из Германии и сказал, что прочитал «Зеркало Дамаска» и что восхищается книгой. И принялся перечислять детали: описание тени на склоне горы во время поездки на велосипеде в пригородную деревушку; уверенность аборигенов, что тормоза для велосипеда – нечто лишнее и европейцы придумали их от нечего делать; что можно ездить без тормозов… ещё что-то в этом роде… Колин смеялся, что уже не помнит, о чём писал. Я спросил, чувствовал ли он в Дамаске-2017 присутствие русских, помогавших Асаду. И что думают об этой помощи сирийцы? Не то чтобы я не верил Колину, но решил сверить его впечатления с тем, что пишут о Дамаске вроссийской прессе. К примеру, я читал, что флаг России впервые был поднят в сирийском порту Тартус во время парада в честь Дня Военно-морского флота на российских кораблях и судах. Звучало так, будто флаг РФ висит над Дамаском. Один российский корреспондент делился своими наблюдениями: идет по улице торговец с напитками, катит свою тележку и вдруг начинает кричать: «О, Аллах, дай вечную мощь России и сбереги ее!» Мол, так жители Дамаска реагировали на помощь России в борьбе с терроризмом! Другой российский корреспондент писал о владельце кафе Ходи в Старом городе: «Ходи любезно приглашает зайти в его заведение. Первое, что бросается в глаза, – целая восковая гора из сгоревших свечей. Опередив вопрос, владелец кафе дает свечку и просит зажечь ее. «Эти свечи в память о посетителях этого кафе. За шесть лет войны их погибло свыше тысячи. Я всех их знал лично. Кто-то был солдатом и погиб в бою, а кто-то от разрывов снарядов, густо падавших еще не так давно на Дамаск», – сказал, прослезившись, мужчина. Если бы не Россия, нас бы уже укутали в паранджу…»

– Что ты думаешь, Колин, эти зарисовки российского журналиста правдоподобны?

– Ну, есть и такой взгляд на помощь России. Он близок к официальной пропаганде, которая исходит от нынешнего режима.

– А ты знаешь это кафе, которое принадлежит Хади?

– Да, оно находится в древнем квартале сирийской столицы Баб-Тума. Тут по узким улочкам квартала я гулял полвека назад. Здесь много ремесленных лавок. Светятся рекламой уютные ресторанчики. Как и тогда, с ног сбивают ароматные запахи, которые встретишь только на арабском востоке. Дамаск называют «Городом жасмина».

– Хорошо, а вот ещё из впечатлений русского корреспондента: «О длящемся уже шесть лет военном конфликте в Дамаске напоминают блокпосты и расклеенные повсюду фотографии президента Башара Асада в военной форме с надписью: «Нам нужен только ты». Ты это видел?

– Портреты Асада всюду. Думаю, есть в сирийской столице и те, кто настроен против вождя. Хотя об этом вслух никто не скажет. Да я и не провоцировал людей, когда вступал в разговор с ними. Журналисты, которые приезжают в сирийскую столицу по инициативе Министерства информации, могут, конечно, что-то не услышать, на что-то закрыть глаза. Хотя, думаю, надо быть слепым и глухим, чтоб не видеть в городе следы войны. Например, теперь без специального разрешения сирийских военных в восточный пригород никого не пускают. Журналисты довольствуются встречами с официальными лицами. Я каждую ночь в своей маленькой гостинице ближе к утру, часа в четыре, просыпался от артиллерийской канонады: районы пригорода, где засели противники режима и боевики, подвергались бомбардировке. Как можно такое не увидеть и не услышать? Трудно было даже представить, что в пригороде, в двух шагах от Старого города, совсем другая жизнь…

Не стану говорить, как мы все были счастливы, когда Колин вернулся в Лондон. И снова собирал материалы по Амуру. Колин приезжал ко мне в Студию едва ли не каждую неделю, до самого дня отбытия по намеченному маршруту вдоль великой реки: Монголия, Россия, Китай. Завершая же рассказ об этом скептике-англичане, отошлю читателя к моему эссе выше.

А теперь немного о себе, о том, как я английским скепсисом лечил собственное советское подсознание, выезжая посмотреть мир. Ну, и о впечатлениях наших соотечественников, эмигрантов в Западной Европе, которые не имели такой возможности. Чтобы не впадать в нравоучительный тон и не терять контроль над своими чувствами, скажу сразу – я мало чем отличаюсь от эмигрантов из России, которые рассказывают про беззубую полицию в Германии, никудышние законы, открывающие ворота в эту страну выходцам из Турции и стран северной Африки, про Италию, скатывающуюся в пропасть… Я такой же прямой, как они, когда видят то, что происходит в странах Западной Европы. Просто я стараюсь (что совсем не просто и не всегда удаётся) держать свои чувства, прежние взгляды и настроения под контролем. Потому что знаю – мало кто из нас меняется, даже покинув постылую Отчизну.

И дело всё-таки не в том, что последние 30 с лишним лет я обитаю не в континентальной Европе (в Германию, Италию, Францию, Бельгию я только наезжал), а в Великобритании. Поверьте, и в Англии все эти годы было и есть то, о чём пишут на «Снобе» наши соотечественники, – миграционные службы не справляются с потоком желающих перебраться из своих стран через пролив Ла-Манш; перебравшиеся получают из кармана налогоплательщиков пособия законно и не совсем; немало и тех, кто мог бы работать, уклоняется. И тут полно бездельников и криминалов. И законы-правила плохо защищают завоевания демократии. Такое тоже есть в Британии. Но общий вектор английского общества – терпимость, сочувствие, отсутствие агрессии, скептическое отношение к нарушителям правил, короче говоря, то, что большинство из нас, бывших советских и российских граждан, так и не обрело, оказавшись в эмиграции. Может быть, англичанам помогает Вера? Но, я думаю, они понимают, что Вера – дар Божий. И далеко не всем этот дар достаётся. Но, как мне кажется, тут и с этим хорошо разобрались. Большинство понимает, что мир без Бога (в себе ли, в церкви, на Небе), если бы и был возможен, стал бы настоящим адом для человечества. Кстати, в этом убеждении заключается и мой рациональный агностицизм.

Теперь несколько примеров специфически российского отношения к тому, с чем мы сталкиваемся сегодня на Западе. В который раз читаю про агрессию арабов по отношению к туристам – моим соотечественникам. Вот описание того, как в Брюсселе, не на самой благополучной улице, араб напал на нашу туристку, потому что его привлёк «новёхонький айфон». Да не в айфоне, подозреваю, дело. Это побочное. Наша туристка фотографировала матрасы и прочие свидетельства бедности бездомных эмигрантов. Очень сочувствую моей бывшей соотечественнице. Но вспоминаю, я тоже ездил в Брюссель, в Париж, встречал на улицах просящих милостыню. Подавать мне не с чего было. Но никогда не фотографировал и кротко отводил глаза. Много раз бывал в Нью-Йорке, но в Гарлем рискнул заглянуть после того, как этот прежде криминальный и бедный район изменил лицо. Только с высокого моста, проездом я оглядывал в Буэнос-Айресе район, где люди жили без электричества и газа. То есть, я хочу сказать, что всегда искал не подзаборное, а счастливые лица, снимал улыбки, концентрировался на красоте всюду, где мне довелось бывать.

Сочувствую, слыша от наших эмигрантов о сетованиях на безоружную и малочисленную полицию перед агрессивными демонстрантами, поддерживающими Палестину и направленными против евреев в Германии. Плохо. Трудно. Но где корни терпимости полиции и общества в Германии, воздерживающейся от принятия жёстких законов против перебравшихся туда – законно или незаконно? Думаю, это форма или гримасы покаяния. За Холокост, за всё, что Германия сотворила в прошлом веке с Европой. Кстати, я не дал повода откупиться. Никаких компенсаций за оккупацию не принял. Сын поехал на практику в университет, в Киль, после окончания мединститута. Мы приготовились продать квартиру, чтобы заплатить за возможность поступить в аспирантуру и защитить диссертацию PhD в британском Бристоле. Но помог случай: он по пути в Киль, освоив прежде немецкий, в поезде разговорился с немецким профессором. И тот просто позвонил в Гёттинген и организовал ему интервью. Ну, а там его без промедления пригласили бесплатно закончить аспирантуру и защитить эту самую PhD. Никакой Бристоль не потребовался. Он вернулся в Москву, получил диплом об окончании мединститута и отправился в Гёттинген. Предварительно мы с сыном договорились – никаких пособий в Германии он брать не будет. И не брал. То, что Германия совершила, деньгами не откупится. Время всё расставит на свои места…

Насколько я понимаю, те, кто, наезжая в сегодняшнюю Россию, рассказывают про ужасы жизни на Западе, дезориентируют россиян. Но и это не главное. Важно помнить, что мы, граждане распавшейся советской империи, брали в 90-е в охапку детей и ехали в ту же Германию, принимая пособия. И там поднимали детей, сами вставали на ноги. И сделали то, чего не могли на родине. Сейчас же, я думаю, надо проявлять нам всем больше терпимости – и при необходимости носить маски, мирясь с «перебором», быть осмотрительнее в суждениях о нарушениях законов, защищающих право собственности, ну, и о традиции (я об Италии), где обирают посетителей ресторанов и кафе. Всё это неприятно. Всё это есть. Но, думаю, не причина выставлять материалы с заголовком – Италия летит в пропасть. Я такое слышу три десятка лет – она летит и всё никак не окажется в пропасти. А бывать в Италии и сегодня – праздник! Может быть, вместо суровых приговоров нам, наконец, стоит заглянуть в наши собственные души и поискать в сердце чуть-чуть сочувствия к арабам, туркам, прочим беженцам… Да и к тем, кто содержит пиццерии-рестораны?

Я стараюсь. И мне в этом помогают последние 15 лет мои близкие. Они все отличаются терпимостью. И когда не находят его, мягко укоряют. Дочь, видя моё нетерпение в ресторане, смеётся – ты ещё щёлкни пальцем и позови официанта. Не торопись, он подойдёт… Сын, помню, когда заезжал со мною в полупустую гостиницу, смеялся: давай, я сейчас попрошу ключи от нескольких номеров, и ты выберешь с окном на… Красную площадь. Про очереди я не говорю – моя жена много лет сдерживает мою прыть. Своим примером, прежде всего…

Сегодня утром после ночного дежурства в госпитале (не присела ни на минуту) она заехала в супермаркет сделать маленькие покупки. С ночного бодуна, смеялся я, ты встала не в самую длинную очередь… Она же рассказывает: вижу в параллельной очереди картину: бабулька набрала тележку, выложила всё на транспортёр и у кассы забыла код банковской карты. Ищет. Очередь терпеливо ждёт. Никакого недовольства. Ну, не может найти, где записала. Все, включая администратора, ждут, готовы ей помочь. Вдруг из очереди подходит женщина лет 40 и предлагает незнакомой бабушке заплатить своей картой: мол, потом отдадите… А бабушка ни в какую: у меня есть деньги, я сама могу… Наконец она нашла номера, оплатила. А я жене своё: «Ты представляешь, если бы я стоял в той очереди, какими словами я про себя обложил бы эту бабушку-растяпу?» То есть, я хочу сказать – я такой же в душе, как вы, авторы непримиримо жёстких статьей а ля «куда катится Европа». Я похож на вас. Но я изо всех сил меняю все годы эмиграции угол зрения. По своему опыту скажу – если это получается, вы чувствуете себя счастливым, а не обделённым, добрым, а не обманутым, готовым помочь, а не обругать, растерзать, осуждать. Это шанс – стать счастливым.

Теперь приглашу читателя к моим очеркам, опубликованным в «Панораме», сильно подпорченным скепсисом, который я, быть может, с излишним энтузиазмом и по нынешний день осваиваю, живя в Англии.