В Москве были своевременно извещены о продвижении степняков, горькие уроки 1472 г. пошли на пользу Ивану Васильевичу и его воеводам. Разобравшись в обстановке и оценив размер угрозы, великий князь приказал выдвигать полки к Оке, чтобы на этом рубеже остановить нашествие. «Пояс Богородицы» вновь должен был защитить Русь. В начале лета на Оку пришли рати Андрея Вологодского и Василия Верейского, 8 июня на защиту южных границ повел полки Иван Иванович Молодой, сын и наследник великого князя. Полки Андрея расположились в окрестностях Тарусы, преградив путь орде на этом направлении, войска Ивана Молодого прикрыли берег Оки в районе Серпухова. Ахмату удалось временно ввести в заблуждение великого князя о своих планах идти на Угру. Когда в Москве стало известно, что орда подошла к Дону, Иван III покинул столицу и во главе войск прибыл в Коломну. Случилось это 23 июля. Но поскольку Ахмат продолжал вести войско на запад, великому князю и его воеводам стал ясен замысел противника. Иван Васильевич приказал Андрею Вологодскому и сыну Ивану оставить позиции под Тарусой и Серпуховом, срочно идти к Калуге и занять рубеж на реке Угре (80, 327). На переправах и бродах ратники вбили колья, на берегу установили пушки. Орда уже шла по землям Казимира, миновала Мценск, Любутск, Одоев и подошла к Воротынску, где хан стал ждать своего литовского союзника. Однако король и сам не пришел и войск не прислал. Выполняя договоренности с Иваном III, крымский хан Менгли-Гирей вторгся в принадлежащую Казимиру область Подолии и опустошил регион. В этой ситуации король не рискнул идти на помощь Ахмату. Не дождавшись Казимира, хан повел орду к Угре.

Дальнейшие события получают у исследователей различную трактовку. Согласно Львовской летописи, Иван Васильевич приказал сжечь Каширу, покинул Коломну и в сопровождении князя Федора Палецкого «побежа на Москву» (72, 345). Сыну Ивану и воеводе Даниилу Холмскому государь приказал прибыть в столицу по первому зову. В Москве Иван Васильевич объявился 30 сентября, его приезд вызвал волнение среди посадского люда, «граждане роптаху на великого князя» (72, 345), обвиняли его в трусости. Выразил неудовольствие и ростовский архиепископ Вассиан. Разгневанный святитель заявил Ивану III, что «вся кровь на тебя падет христианская, потому что ты, выдав их, бежишь прочь, бой татарам не дав и не бившись с ними. Почему боишься смерти? Не бессмертен ты, человек, смертен, а до срока нет смерти ни человеку, ни птице, ни зверю. А отдай воинов под мое начало, неужели я, старый, спрячу лицо от татар?» (23, 435). Опасаясь народного недовольства, великий князь жил не в столице, а в Красном сельце, откуда и рассылал приказы. Население Дмитрова было выведено в Переславль-Залесский, великая княгиня Софья с детьми и государственной казной уехала на Белоозеро. Иван Молодой проигнорировал приказ родителя прибыть в Москву и остался на Угре: «Подобает мне здесь умереть, а не к отцу ехать» (23, 435). Поведение государя в эти судьбоносные дни летописец напрямую связывал с происками его советников, Ивана Ощеры и Григория Мамона: «Это были бояре богатые у великого князя, они не думали за христиан стоять и с татарами биться, а думали бежать прочь, а христиан выдать, обрекая тем на безвременную смерть бьющихся в бою, помня только о своем большом богатстве, женах и детях» (23, 435). Иван Васильевич не хотел покидать Красное сельцо и ехать на Угру, государь «едва умолен бысть» (72, 346) архиепископом Вассианом. Впрочем, Иван III мог появиться в Москве и по другой причине, поскольку в это время в столицу прибыли послы от его мятежных братьев. На переговорах удалось достигнуть компромисса, что было бы невозможно в отсутствие великого князя. Иван Васильевич получил благословение высшего духовенства, 3 октября покинул Москву и выехал на театр боевых действий. Великокняжеская ставка расположилась в Кременце (в наши дни село Кременское), откуда до Угры было около 60 км. Вместе с государем остались только его телохранители, всех приведенных из Москвы ратников Иван III отправил на Угру. Согласно свидетельству Вологодско-Пермской летописи, великокняжеская рать занимала берега Угры и Оки на протяжении 60 верст (81, 264).

8 октября к Угре подошли главные силы ордынцев, Ахмат не стал медлить и сразу отправил войска на захват бродов и переправ. Ханская конница устремилась на противоположный берег реки, но была встречена залпами пушек и пищалей, попала под обстрел лучников. Вбитые в дно колья затрудняли движение всадников, не давали степнякам прорваться к берегу. Нукеры ломали прикрывавший переправы палисад, не обращая внимания на потери, рвались на левый берег Угры. Навстречу ордынцам устремились русские ратники, на переправах завязались ожесточенные рукопашные схватки. Ахмат пытался нащупать слабое место в обороне противника, нанося удары на всем протяжении фронта великокняжеской рати. Основной натиск орды пришелся на полки Андрея Вологодского и Ивана Молодого. Четыре дня русские отбивали атаки степняков, понеся большие потери, Ахмат убедился в невозможности прорвать вражескую оборону и приказал войскам отойти от реки на две версты. Хан «ста в Лузе» и распустил воинов по владениям Казимира в поисках фуража и съестных припасов. Попытка Ивана III начать переговоры успеха не имела, хан решил вновь испытать военное счастье. Ордынцы стали форсировать Угру у Опакова Городища, где река извилиста и мелководна. Князья и воеводы стянули к месту возможного прорыва значительные силы и успешно отразили наступление. Отказавшись от лобовых атак, Ахмат стал ждать, когда Угра покроется льдом и конница сможет беспрепятственно перейти на вражеский берег. Летопись донесла до нас зловещие слова хана Большой Орды: «даст Бог зиму на вас, и реки все станут, ино много дорог будет на Русь» (72, 346). Но всё пошло не так, как надеялся Ахмат.

Зима наступила рано, ударили морозы, река стала замерзать. Удивительно, но данное обстоятельство испугало как русских, так и ордынцев: «бысть страх на обоих, едини других бояться» (79, 200). Опасения Ивана III и его соратников были вполне обоснованы, теперь ханская конница по льду Угры могла обойти русские позиции или прорвать растянутый вдоль реки фронт великокняжеской рати. Поэтому решение великого князя оставить берег Угры и собрать всю рать в Кременце выглядит стратегически правильным и обоснованным. Но затем государь приказал оставить Кременец и отступить к Боровску, «говоря, что «на этих полях будем с ними сражаться», а на самом деле слушая злых людей – сребролюбцев, богатых и брюхатых, предателей христианских и угодников басурманских, которые говорят: «Беги, не можешь с ними стать на бой». Сам Дьявол их устами говорил, тот, кто некогда вошел в змея и прельстил Адама и Еву» (38, 383). В эти судьбоносные дни Москва была охвачена страхом, люди боялись появления ордынской конницы под стенами столицы.

Страхи Ахмата были вызваны обстоятельствами иного свойства: «бяху бо Татарове нагы и босы, ободралися» (72, 346). Добывать продовольствие ордынцам становилось всё труднее, их кони отощали, воины оголодали, начались болезни. Большое сражение с московской ратью таило опасность для измученного долгим стоянием ханского войска. Поэтому Ахмат приказал отступать. Согласно Вологодско-Пермской летописи, орда стала уходить от Угры 8 ноября, в канун Михайлова дня, по свидетельству Московского летописного свода конца XV века, это произошло 11 ноября. Можно предположить, что 8 числа начался отход от реки главных сил, а 11 ушли отряды прикрытия. Всего во владениях Казимира ордынцы провели шесть недель и разорили 12 городов (81, 273). Ахмат был зол на короля за обман и приказал воинам на обратном пути грабить земли неверного союзника. Царевич Амуртоза попытался воевать на правом берегу Оки, но бежал при приближении полков Андрея Углицкого, Бориса Волоцкого и Андрея Вологодского.

Есть другая версия, объясняющая поспешное бегство Ахмата в степь. Когда орда шла к Угре, на военном совете у великого князя было предложено отправить по Волге судовую рать и «юрты Батыевы разорити» (71, 8). Речь шла о нападении на Сарай, столицу Большой Орды. Хан увел в поход на Русь практически всех воинов, защищать ордынские тылы было некому. И если рейд увенчается успехом, Ахмат получит сокрушительный удар: «дело добре, иже польза бысть ему велика» (71, 8). Великий князь согласился с доводами воевод и приказал готовить судовую рать. Возглавили поход воевода Василий Ноздреватый-Звенигородский и царевич Нур-Девлет, вместе с русскими ратниками против ордынцев шли воевать служилые татары. Великокняжеское войско спустилось на ладьях в низовья Волги и подвергло юрт Ахмата дикому погрому. Сопротивления не было, поскольку в орде остались лишь «женеск пол, стар и млад» (71, 8). Разорив вражеские земли, Василий Ноздреватый и Нур-Девлет с большим полоном и богатой добычей ушли на Русь. Когда об этом набеге стало известно Ахмату, хан был вынужден отступить от Угры. Данная информация присутствует только в «Истории о Казанском ханстве», летописцы её проигнорировали, приписав избавление Руси от Орды Божьему промыслу, а не стратегическим планам Ивана III. Хотя данный рассказ органично вписывается в общий контекст событий и не противоречит летописным свидетельствам.

28 ноября Иван Васильевич вместе с сыном, братьями и воеводами вернулся в столицу, противостояние с Ахматом закончилось убедительной победой московского князя. В отличие от Куликовской битвы, добыта она была малой кровью: «Бог человеколюбец светлую бес крове победу показа, паки пощаде нас» (78, 162). Стратегия Ивана III полностью себя оправдала: Ахмату не удалось повторить успех Тохтамыша. По итогам стояния на Угре Московская Русь полностью освободилась от ордынской зависимости. Для Ахмата поход обернулся катастрофой, авторитет хана как правителя и военачальника был капитально подорван. Вскоре он погиб в войне с ногайским ханом Иваком, а Большая Орда распалась.

80. Битва на реке Ведрошь (14 июля 1500)

В 1500 г. великий московский князь Иван III начал войну с Великим Княжеством Литовским за возвращение исконных русских земель, захваченных литовскими феодалами в XIII – XV вв. Поводом к войне послужил добровольный переход под власть Москвы Новгород-Северского князя Василия Ивановича Шемячича и его родственника Семена Ивановича Стародубского. Начиная свою реконкисту, Иван III понимал всю сложность стоящей перед Московским государством задачи и собрал значительные силы. Атаковать Литву решили с нескольких стратегических направлений. Как пишет Сигизмунд Герберштейн, московский князь сосредоточил на литовских рубежах три воинские группировки (5, 66) – в Великих Луках, на границе Северской земли и для наступления на Дорогобуж. В Твери собирал полки князь Даниил Васильевич Щеня-Патрикеев, его войскам отводилась роль стратегического резерва. В мае 1500 г. рать под командованием воеводы Якова Кошкина-Захарьина захватила Брянск, куда прибыли Василий Шемячич и Иван Стародубский. Здесь северские князья присягнули на верность Ивану III, официально перейдя в подданство московского государя, их войска присоединились к великокняжеским полкам. Воевода Яков Кошкин-Захарьин продолжил наступление и 6 августа взял Путивль. Успехи были значительны, однако главные события развернулись на Дорогобужском направлении, где действовала рать Юрия Кошкина-Захарьина. Литовские воеводы оказались не готовы к вторжению, Дорогобуж был взят русскими, создалась непосредственная угроза Смоленску.

Русский всадник с лошадью. Из книги Сигизмунда Герберштейна

События на восточных границах встревожили литовского князя Александра. Он отправил к Вязьме большое войско во главе с гетманом Константином Острожским, «с ним много князеи литовских и панов служилых» (92, 99). Узнав о походе Острожского, Иван III приказал Даниилу Щене-Патрикееву идти на помощь Юрию Кошкину-Захарьину. В распоряжении Даниила Васильевича были отборные войска, «с ним двор свои великаго князя, вси князя служебнии, и боляре, и дети боярския, и много силы с ними» (92, 99). Великий князь осознавал значение предстоящих боев и недаром передал в распоряжение воеводы свой двор. Щеня-Патрикеев привел своих людей на реку Ведрошь, где расположилась станом рать Кошкина-Захарьина раньше, чем подошел Острожский. Гетман имел смутное представление о реальной обстановке на театре военных действий, не знал, что к противнику подошли подкрепления.

Литовские войска находились в окрестностях Смоленска, когда Острожскому доложили, что малочисленная рать Кошкина-Захарьина стоит лагерем на реке Ведрошь. Точное местоположение этой реки неизвестно, летопись лишь констатирует, что сражение произошло «на реце на Ведрошы близ Елны» (79, 214). По одной из версий, Ведрошь протекала к югу от Дорогобужа, на это указывает маршрут движения литовского войска. Острожский объединил своё воинство с отрядами смоленского воеводы Станислава Кишки и выступил к Ельне, чтобы обходным путем выйти к Дорогобужу с юга. Здесь удача улыбнулась гетману, его людям удалось взять языка, сообщившего чрезвычайно важную информацию о Кошкине-Захарьине: «Третьего же дня пришли к нему на помощь другие большие воеводы, князь Даниил Васильевич Щеня и князь Иван Михайлович Перемышльский с многими другими воеводами и людьми, и что все они уже находятся в одном месте под Дорогобужем, и поэтому, если бы пришли ранее, то им было бы невозможно противостоять вам, теперь же знайте и хорошо подумайте, не ходите к ним, но отойдите назад, потому что вам нельзя биться с ними, так как их много, а вас против них очень мало» (116, 112). Вместо того, чтобы проверить полученную информацию, Острожский заявил, что не верит пленнику, приказал его повесить и продолжил движение к Дорогобужу. Точных данных о численности русских и литовских войск в источниках нет. В Хронике Быховца говорится о том, что «Литовского войска было не больше чем три с половиной тысячи конных, кроме пеших, а москвичей было сорок тысяч хорошо вооруженных конных, кроме пеших» (116, 113). Численность литовской армии сильно занижена, а русской рати – значительно завышена.

Литовское войско миновало селение Лопатино, когда Острожский узнал, что передовой русский отряд расположился в деревне Ведрошь. До вражеских позиций оставалось около двух миль, гетман остановил движение войск и собрал военный совет. Литовские командиры спешили скрестить сабли с московитами, поэтому решили идти вперед и атаковать противника. Вести разведку не стали, понадеялись «на божию помощь» (116, 112). Путь от Лопатино к деревне Ведрошь лежал через лес, но Острожского это не смутило, гетман горел желанием как можно скорее вступить в бой с противником. Из-за дождей дороги развезло, воинство Острожского увязло в грязи, две мили пути литовцы преодолели с большим трудом. Выйдя в поле, войска гетмана столкнулись с передовыми частями московской рати, завязалось сражение, в котором обе стороны понесли большие потери. Под вражеским натиском великокняжеские ратники стали отступать, перешли по мосту речку Ведрошь и влились в боевые порядки большого полка. Литовцы бросились преследовать, как им казалось, разбитого противника, быстро перешли на вражеский берег и вступили в бой с главными силами русских. Положение литовцев было сложным, за спиной у них находилась река, через которую был переброшен единственный мост. Гетман это понимал, поэтому приказал своим воинам идти в атаку, оттеснить русских от берега и занять более выгодные позиции. Москвичи устояли под напором литовских войск, битва перешла врукопашную: «бишась до шти часов обои полцы, имающеся за руки, сечяхуся» (92, 99). В решающий момент сражения великокняжеские воеводы ввели в бой засадный полк. Удар был неожиданный, русские прорвались к мосту и разрушили его: «сила пешая зашли да мост посекли» (92, 99). Литовцев охватила паника, их ряды смешались и пришли в полное расстройство. Не выдержав напора москвичей, воины Острожского обратились в бегство, множество беглецов утонуло в реке. Потери были огромные, «убиенных Литвы и Ляхов болши тритцати тысяч» (81, 294). Иные цифры литовских потерь приводит Новгородская IV летопись: «а на бою убили болши пяти тысячь человек» (49, 135). В плен попало 5000 литовцев, среди них гетман Константин Острожский, знатные паны Григорий Остикович, Литавор Хрептович, Николай Юрьевич Глебович, Николай Зеновьевич, пропал без вести пан Ян Петрович.

Битва на реке Ведрошь явилась переломным моментом в русско-литовской войне 1500–1503 гг., по её итогам едва ли треть земель Великого княжества Литовского отошла под руку Ивана III. Города Торопец, Масальск, Брянск, Стародуб, Чернигов, Путивль, Новгород-Северский и многие другие были потеряны князем Александром. Как заметил Сигизмунд Герберштейн, «Таким образом, одним сражением и за один год московит достиг того, чего великий князь литовский Витольд (Витовт) добивался в течение многих лет и с превеликими усилиями» (5, 67). С выводом немецкого дипломата невозможно не согласиться.

Гибель воеводы Ивана Бороздина в бою на реке Серице. Миниатюра из Лицевого летописного свода