Матильда еще шире улыбнулась. Она любила такие моменты. Это просто блаженство, когда кто-то пенится от негодования, сходит с ума, приходит в бешенство, а ты в это время корчишь из себя сущую невинность, чем еще больше выводишь собеседника.
– Вы, сударь, наверное, забыли, что находитесь в Англии.
– Не понимаю. К чему вы это?
– Да уж чего проще. За еду, что у вас на столе, вы платить, надеюсь, собираетесь?
– Да черт возьми! Разумеется! Я спрашиваю о другом!
– И я о том же. За мои хлопоты у стола вы платить собираетесь. Почему же тогда решили, что все остальное будет предоставлено вам бесплатно?
Мурлыча какую-то незамысловатую песенку, хозяйка принялась с равнодушным видом протирать соседние столы. Гость чертыхнулся и буквально взревел:
– Видимо, вы не знаете, с кем имеете дело…
В это время из дверей кухни вышла Штейла и гость осекся на полуслове. Девушка, озабоченная своими мыслями, поспешила к выходу. Гоббс не сводил с нее глаз. Казалось, он подался всем телом за ней, чтобы выказать себя, чтобы девушка его заметила. Но девушка совершенно равнодушно проследовала мимо и уже была возле двери, когда Джон не выдержал и окликнул ее:
– Штейла!
Девушка резко остановилась, медленно, нерешительно повернулась, чтобы взглянуть на человека, окликнувшего ее. У гостя было такое выражение лица, будто он только и ждал радостного вскрика Штейлы. Глаза его сверкали. Но чувства, легко читаемые на лице девушки, были совершенно противоположными. В глазах удивление, на лбу легкая морщинка свидетельствовали о том, что она силится узнать или вспомнить. Гоббс улыбнулся: сейчас, сейчас…
Штейла пожала плечами и, виновато бросив: «Прошу прощения, сэр», снова направилась к двери. Улыбка вмиг исчезла с лица гостя. Прилив отчаяния выразился в повторном крике: «Штейла!». Он рванулся за ней. Но сделав несколько шагов и едва успев схватить Штейлу за руку, почувствовал, как тяжелый деревянный стул с грохотом опускается ему на голову (рука у Матильды была тяжелой), и он, подкошенный, свалился на пол. Все застыли от неожиданности, а хозяйка, ставя на место мебель, проворчала:
– Не знаешь, наглец, с кем имеешь дело. Ишь, какой проворный.
Ошеломленный Сесил наконец-то пришел в себя и попытался вскочить со своего места. Но Матильда не была бы Матильдой, если бы не умела просчитывать ситуацию наперед. Она уже предусмотрительно стояла рядом, и только Томас сделал первое движение, как ее массивная рука легла ему на плечо, прочно усаживая обратно:
– Не кипятись, дорогой. Ничего с твоим другом не случится. Сейчас оклемается. А давать ход рукам в моем доме никому не позволено. Здесь я хозяйка. – И уже до Штейлы: – Куда ты направилась, дитятко?
Штейла нимало не встревожилась случившимся.
– На луга… На пастбища… Хочу посмотреть…
– Ничего смотреть не нужно. Пойди на кухню, займись мясом.
– Но, хозяйка…
– Никаких «но». Делай, что велено.