Экстракт дубильный — 538 тыс. пудов

Суперфосфат — 477 тыс. пудов

Кора дубильная — 275 тыс. пудов

Разные химические товары — 209 тыс. пудов

Серная кислота — 112 тыс. пудов

Машины и станки — 441 тыс. пудов

Резина — 219 тыс. пудов.

Вначале союзническое командование заявило, что все товары, находящиеся во Владивостокском порту, в том числе полностью оплаченные, принадлежат союзникам, «так как они приобретены за счет кредитов, открытых Российскому Правительству».

Когда же союзники позволили колчаковскому правительству продавать скопившиеся в порту грузы, товары, имевшие отношение к обороне, не разрешала трогать Дальневосточная комиссия по снабжению во главе с генералом Роопом, так как они могли пригодиться для армии. Продовольственные товары частью были проданы местному населению, частью ушли за границу, частью отправлены на Юг.

Оставшийся в большом количестве чай поздней осенью 1919 года по приказу командующего войсками Приамурского военного округа и главного начальника Приамурского края генерал-лейтенанта С. Н. Розанова был реализован «при невыясненных обстоятельствах». Хлопок частью продан чехословакам, частью (тем же предприимчивым генералом Розановым) — в Японию. Пикантность ситуации заключалась в том, что хлопок в основном принадлежал английским фабрикантам, которым он был продан Московским купеческим банком. Прочие товары не имели спроса «ввиду общей депрессии товарного рынка после войны».

Колчаковские финансисты продавали также платину и серебро. Однако эти продажи не могли дать крупных сумм, поскольку платины было немного, а серебро стоило сравнительно дешево. Нам удалось обнаружить сведения лишь об одной продаже платины, осуществленной финансовым агентом в США Угетом в конце 1919 года. Он продал 75 фунтов этого металла по цене 145 долл, за унцию, деньги поступили на счет Новицкого. В недатированной телеграмме в Иркутск Угет сообщал, что за вычетом накладных расходов «чистая реализованная сумма» от продажи платины составила 141 352 долл. 58 центов.

Летом 1919 года уполномоченный Омского правительства по финансовым делам за границей И. К. Окулич писал Михайлову, что известный петроградский заводчик А. Р. Сан-Галли, пайщик и вице-директор Американской международной корпорации, изъявлял желание стать посредником при продаже платины и меди и был даже готов при определенных условиях открыть кредит под эти металлы. Поскольку Угет вскоре продал платину почти в полтора раза дороже, готовность Сан-Галли открыть кредит под поставки металла неудивительна.

Правительство предпринимало попытки продать на американском рынке и другие товары, в частности пушнину, о чем 3 июля 1919 года при посредничестве Угета было подписано соглашение с фирмой «Эйтингон Шильд». Правительству открывался кредит в долларах в США, а оно расплачивалось за меха на месте в рублях. К декабрю выяснилось, что договор был крайне убыточен вследствие падения курса рубля. Платили за меха более «тяжелым» рублем, а получали компенсацию по более низкому курсу. Правительство намеревалось расторгнуть договор, однако его отменила сама жизнь.

Заметим, что фирма «Эйтингон Шильд» оказывала посольству определенные услуги. Так, она предоставила беспроцентный заем в 30 тыс. долл, на оплату винтовок Ремингтона.

Тот же Окулич предлагал Михайлову через Сан-Галли продать значительную часть электролитной меди, находившейся в распоряжении различных ведомств во Владивостоке. По его сведениям, полученным в частном порядке, электролитной меди во Владивостоке имелось около 20 тыс. тонн. По-видимому, дело не получило продолжения, во всяком случае, соответствующих документов нам обнаружить не удалось.

В июне 1919 года после затяжных и весьма неприятных переговоров Министерство финансов продало Русско-Азиатскому банку хранившееся в его кладовых еще со времен Временного правительства серебро в слитках. Серебро было приобретено по поручению Кредитной канцелярии в Петрограде для Монетного двора. Банк, ссылаясь на то, что права колчаковского правительства на это серебро неочевидны, всячески тянул время, но под угрозой закрытия своего Владивостокского отделения был вынужден уступить. За 352 838 унций серебра было выплачено 95,2 тыс. ф. ст. В ноябре 1919 года отделению банка в Шанхае была продана часть мелкой разменной серебряной монеты, находившейся в распоряжении Омского правительства. Банк купил большую часть партии, 6119 пудов, за 1 346 000 таэлей. Часть этой суммы была впоследствии заблокирована банком в связи с падением Омского правительства; у него же остался на хранении и излишек серебряной монеты (1327 пудов).

Минфин пытался установить монополию на торговлю драгоценными металлами, однако частные лица не торопились продавать их государству. Получив сведения о спекуляции платиной во Владивостоке (чем только не спекулировали в то время!), Михайлов приказал Никольскому «установить наблюдение через доверенное лицо» и, «по обнаружении, спекулянтов предать суду, реквизировать платину». Сведений о продолжении этой детективной истории в архиве Кредитной канцелярии не сохранилось. Но едва ли Никольский имел возможность заниматься подобными операциями, ведь он служил по финансовой, а не по полицейской части.

Когда власти обязали экспортеров сдавать валютную выручку государству и получать взамен рубли по текущему курсу, те перенесли сделки с российской территории в Харбин, на который юрисдикция колчаковского правительства не распространялась. К тому же конфискационный режим для экспортеров подрывал интерес производителей и торговцев к подобного рода операциям. В августе 1919 года правительство было вынуждено отменить обязательную продажу валютной выручки. Государственные интересы плохо сочетались с частными, и найти их оптимальное соотношение белым не удалось ни на востоке, ни на юге России. Впрочем, сами «буржуи», интересы которых как будто отстаивали противники большевиков, в массе своей не проявили ни жертвенности, ни патриотизма.

К тому же правительство недополучало значительные средства ввиду ведомственной неразберихи и бюрократической неповоротливости. Союзники были готовы платить крупные суммы за перевозки по железным дорогам, однако фактически деньги получала только КВЖД, в то время как долги за перевозки одной лишь Амурской железной дороге составляли полмиллиона долларов. Причиной такого положения явилось то, что по решению Междусоюзного комитета расчеты за перевозки должны были производиться в долларах, а тарифы на российских дорогах исчислялись в рублях. «Японцы, являющиеся большими формалистами, — писал Никольский в Минфин в конце октября 1919 года, — указывают на затруднительность расчета в золотых некотируемых рублях. Полагаю, что упускать большие суммы ни в коем случае не следует».

Суммы, однако же, были упущены. В данном случае «формализм» был на руку японцам, имевшим на Дальнем Востоке наибольшее количество войск по сравнению с другими союзниками и, соответственно, наибольшие долги по их перевозкам.